Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты. - Светлана Бондаренко

Он бросил окурок и вздохнул.

— Выделили бы мне комиссию, она бы за мной везде ходи а и ждала чудес… А я, знаете ли, человек, в общем-то, нелюдимый. Мне бы это, знаете ли, было неприятно… Потом, у меня дети…

Я был вынужден с ним согласиться. Ведь и в самом деле, он сам не мог вызывать чудеса по желанию, он был только „средоточием чудес“, точкой пространства, как он говорил, где происходят маловероятные события. Без постоянной комиссии и наблюдения не обошлось бы…

— Я писал одному ученому. В основном, правда, о метеорите и воде в кувшине. Ну, он, знаете ли, отнесся к этому юмористически. Он написал, что метеорит упал вовсе не на меня, а на одного японского, кажется, шофера… И посоветовал обратиться к врачу.

Я заметил, что он становится всё печальнее и вздыхает всё чаще.

— Меня очень заинтересовал этот шофер, я подумал, что это, может быть, тоже флюктуация — вы сами понимаете, это воз можно, — но потом оказалось, что он уже умер… Да, знаете ли…

Он задумался.

— А к врачу я все-таки пошел. Оказалось, что я человек физиологически совершенно нормальный, но нервная система сильно расшатана. Он послал меня сюда, на курорт… И я поехал, знаете ли… Себе на горе, — добавил он, помолчав.

— А может быть, — начал я, — именно в нервном состоянии и содержится разгадка…

— Нет. Я, знаете ли, думаю, что это от того, что жена разрешилась шестью…

— Как? — Я даже подскочил на месте.

— Да, знаете ли, шестью… Тоже весьма маловероятное событие…

Я не нашелся, что ответить. Он долго молчал, а потом вдруг всхлипнул:

— Отец шестерых детей! Поделом мне! Поделом, знаете ли…

— А что такое?

Он нагнулся ко мне, и в голосе его вдруг зазвучала решимость, он даже перестал говорить „знаете ли“.

— Час назад у меня улетела дама.

Я не понял.

— Мы прогуливались там наверху по парку. Ну, черт возьми, я же еще не старый человек! Мы познакомились в столовой и пошли прогуляться в парк. И она улетела.

— Куда?!! — возопил я.

— Не знаю. Мы шли об руку, вдруг она вскрикнула, ойкнула, оторвалась от земли и поднялась в воздух… Я опомниться не успел, только схватил ее за ногу и… вот…

Он ткнул мне в руку какой-то твердый предмет. Это была босоножка. Обыкновенная светлая босоножка, размер тридцать пять. Я повертел ее в руках и вернул несчастному феномену.

— Это возможная вещь, — бормотал феномен, — хаотическое движение молекул тела, броуновское движение частиц живого коллоида стало упорядоченным, ее оторвало от земли и унесло, знаете ли, черт знает куда… Очень, очень маловероятное… Вы мне теперь только скажите, должен я считать себя убийцей?

Не дождавшись ответа — я был слишком потрясен, — он продолжал:

— И дело, знаете ли, даже не в этом. Она, может быть, зацепилась где-нибудь за дерево — я не стал искать, побоялся, что не найду. Но, знаете ли… Раньше все эти чудеса касались только меня. Я не очень любил флюктуации, но, знаете ли, флюктуации очень любили меня, а теперь? Если этакие штуки начнут происходить и с моими знакомыми? Сегодня улетает дама, завтра взрывается жена, послезавтра… Или, знаете ли, вот вы.

Вы ведь сейчас ни от чего не застрахованы…

Эта мысль осенила меня минутой раньше. Я встал. Ноги у меня подгибались. Я уже представил, как кровь начинает кипеть у меня в жилах и что я при этом ощущаю, кроме благородного сознания, что я являюсь носителем редчайшего нарушения второго закона термодинамики. Возможность скоропостижно умереть или выбить себе зубы языком представлялась мне совершенно реальной в присутствии этой „гигантской флюктуации“.

Я не стал прощаться (честное слово, впервые в жизни!), я торопливо полез по откосу. Один раз мне показалось, что я взлетаю, я прижался к камням и ушиб ногу. Позади грозно ревело море. Поднявшись наверх, я все-таки оглянулся и до сих пор горжусь этим. Было очень темно, но мне показалось, что я вижу „средоточие чудес“ — маленькую фигурку на фоне чуть фосфоресцирующих волн. И еще мне показалось, что он размахнулся и бросил в волны что-то белое. Я думаю — это была босоножка. Я повернулся и побежал. Бежал до самого дома.

Я не смог бы узнать его в толпе. Разве что случилось бы какое-нибудь чудо. Но чудес, по-моему, все-таки не бывает. Я не слыхал больше ни о нем, ни о чем-либо невероятном, что имело место в то лето на морском побережье. Может быть, он всё придумал. Может быть, его дама все-таки зацепилась за сук и не улетела, и потом он уговорил ее помалкивать — это было и в ее, и в его интересах. Не знаю. Во всяком случае, я надолго запомню этот хмурый поздний вечер, грустное покашливание сквозь шум волн и оранжевые искры над пустынным пляжем.

А если когда-нибудь, пожимая руку новому знакомому, вы почувствуете вдруг, что у вас ногти начали стремительно расти внутрь (явление маловероятное, но возможное), и вдобавок заметите, что новый знакомый много курит и часто покашливает (эдак „кхым-кхум“), значит это, знаете ли, он — „феномен“, „средоточие чудес“, „гигантская флюктуация“…[72]

Но что-то не пошло дальше и с этим вариантом плана. Авторы вновь переделывают его, получается уже нечто среднее между первоначальными задумками и окончательным текстом.

Действующие лица:

1. Командир фотонного корабля „Тахмасиб“ Алексей Петрович Быков.

2. Начальник трансмарсианского отделения Комитета вне земных ресурсов Владимир Сергеевич Юрковский.

3. Штурман Михаил Антонович Крутиков.

4. Борт-инженер Иван Александрович Жилин.

5. Стажер борт-инженер Юрий Николаевич Чибисов.

Главы Пролог.

1. На стартовом спутнике.

2. Первый день рейса. Жилин работает с увлечением. Рас сказ „Суета вокруг дивана“.

3. Марс. Облава.

4. Рейс. Запасы Михаила Антоновича. Рассказ „Сказка о желании“.

5. Астероиды. Смерть-планета.

6. Юпитер. Диктатор.

7. Рейс. Рассказ „Гигантская флюктуация“.

8. Следопыты. Кольца Сатурна.

9. Сцена в Гостинице. Обман Юрковского. Захват бота. Стажер отражает атаки бельгийцев. Быков не поспевает. Звук.

10. Гибель Портоса.

11. Букет незабудок.

Стажер — уже Юра, но еще с другой фамилией и еще бортинженер. Юрковский — уже администратор, но еще не инспектор.

Бамберги тоже еще нет в списке посещений… А начинаться по весть должна была все-таки на Спу-17.

Зато появляется идея сопровождать повествование о рейсе маленькими рассказиками-вставочками, куда Авторы пытаются поместить и „Суету вокруг дивана“ — тогда еще маленький эпизод, о котором Б. Н. Стругацкий подробно рассказывает в „Комментариях“ в главе о „Понедельнике начинается в субботу“. (И хорошо, что не вставили! — восклицаю я вместе с читателем. Мы могли бы лишиться замечательной повести.)