Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— Пошли, Инига! Нам надо бежать!

Инига потянулась было к своему плащу — но тут снаружи послышались звуки совсем иного рода, нежели прежде.

Зацокали конские подковы, раздались воинственные кличи солдат, вопли женщин, топот бегущих ног, бряцанье оружия… Две молодые женщины переглянулись, и Инига боязливо шепнула:

— А что, если огни привлекли других разбойников, а вовсе не брата с отрядом?

На какой-то краткий миг сердечко Зейнаб похолодело, но тут же здравый смысл возобладал над страхом:

— Сомневаюсь, что сейчас в этих горах есть другие разбойники, Инига. Вспомни: ведь солдаты калифа прочесывали местность почти две недели! — Она взяла подругу за руку. — Давай-ка выйдем и поглядим. Надо приветствовать избавителей!

Карим увидел ее тотчас же. Заметил подле нее сестру… Зейнаб жива! С нею ничего не случилось! Он тотчас же послал двоих солдат, дабы защитить женщин на случай непредвиденных действий противника.

Очень скоро все было кончено: сакалибы сломили слабое сопротивление воинов Али Хассана. Женщины и дети согнаны были в кучу — им теперь была одна дорога: на невольничий рынок в Алькасабу Малику. А оставшиеся в живых злодеи будут публично подвергнуты жесточайшим пыткам и казнены на площади, и души Хабиба-ибн-Малика и его родных смогут, наконец, успокоиться…

Князь и Нази направились прямиком в шатер Али Хассана. Туда же привели Зейнаб и Инигу.

— А где же Али Хассан? — спросил Хасдай-ибн-Шапрут, глаза которого еще не привыкли к темноте.

— Он мертв, — отвечала Зейнаб.

— Как он умер? — спросил Нази. — И когда?

— Совсем недавно, мой господин. Сожалею, но он умер на ложе страсти… Похоть убила его. Это был слишком легкий конец…

Карим подошел к ложу и, стянув с тела расшитое покрывало, долгим взглядом посмотрел на убийцу своей жены и всей семьи. И Хатиба открыто заявляла, что любит этого человека! Он заметил и ванну, и полотенца, и благовония… От глаз его не укрылись и брошенные поодаль шелковые шнуры, и то, как подогнута одна нога трупа… Заметил он и жемчужную струйку, изливающуюся из дряблого теперь члена… Он понял, как умер этот человек — и хотя смерть негодяя радовала его, но он всецело согласен был с Зейнаб: это слишком легкая и слишком приятная кончина…

— В мои планы не входило убивать его так… — тихо молвила Зейнаб, когда они вышли из шатра и присоединились к остальным. — Я просто хотела отвлечь его и дать возможность Иниге подпалить лагерь. Когда до нас дошло, что Али Хассан запрещает жечь по ночам костры, мы поняли, что другого выхода у нас просто нет…, — Моя сестра подожгла лагерь? — Глаза Карима устремились на Инигу. Она стояла безмолвная, потупив глаза.

— Инига была очень храброй! — сказала Зейнаб. Хасдай-ибн-Шапрут ничего не сказал — он внимательно слушал и наблюдал за тем, как общаются Зейнаб и Карим. Да, они беседовали, как старые добрые друзья, она защитила и спасла его сестру… Что было между этими двоими? А ведь именно это она всегда отказывалась обсуждать с ним!

— Ты ни секунды не сомневалась, что я разыщу тебя, — сказал он наконец — и Зейнаб ответила ему улыбкой.

— Я Рабыня Страсти, мой господин.. Я знала, что ты не отдашь меня так просто Али Хассану. Как бы тогда ты объяснил мое исчезновение калифу, который отдал меня тебе? — Она рассмеялась и коснулась его руки. — Мы уже можем возвращаться в город, мой господин? Я так стосковалась по еде, которую подают не в деревянных, дурно вымытых тарелках, и мне необходимо переодеться. И Иниге тоже…

При упоминании своего имени Инига словно очнулась. Взгляд ее вначале остановился на Зейнаб, а затем она с глубокой нежностью взглянула на брата. Вдруг она стремительно выхватила из-под одежды кинжал и, не колеблясь, вонзила его себе в грудь. Все стояли словно громом пораженные. Ножки Иниги подкосились, и она рухнула на землю. Карим склонился над нею, обвил ее руками, слезы струились по его лицу.

— Инига, не покидай меня! — молил он. — Если ты уйдешь, сестренка, я останусь один…

— Я навеки запятнана. Карим. Зейнаб тебе расскажет… — слабым голосом вымолвила Инига.

Хасдай тотчас же наклонился и осмотрел рану, лелея надежду, что она не смертельна — но, увы, Инига нанесла себе смертоносный удар. Златокарие глаза Нази, полные искреннего сожаления, встретились с сапфировыми глазами князя — и врач отрицательно покачал головой. Поднявшись, Нази нежно обнял дрожащую и рыдающую Зейнаб.

— Н-н-не г-грустите… — прошептала Инига, прерывисто вздохнула — и глаза ее застыли.

— Она мертва, — без выражения произнес Карим. — Моя маленькая сестренка мертва. — Он поднялся, держа легкое тельце на руках. — Она будет похоронена рядом со всеми…

В лагере отыскался белый саван, припасенный кем-то из людей Али Хассана. Этим саваном и укутали тело юной женщины. К тому времени восток уже озарился первыми солнечными лучами. Карим, Хасдай и сакалибы сожгли дотла остатки лагеря Али Хассана и, гоня перед собою пленных, поехали по направлению к городу.

В ярком свете дня они достигли Алькасабы Малики, и, лишь заслышав весть об их приближении, все бросали привычные свои дела. Люди высыпали из своих жилищ и лавок, дабы узреть воочию торжество князя над ненавистным Али Хассаном, чья отсеченная голова плыла в воздухе на длинной пике…

***

…Как странно, думала Зейнаб: они с Каримом впервые за годы взглянули друг на друга, впервые заговорили, но так, словно и не расставались вовсе… Она любит его. А он? Мустафа говорил, что он не испытывал любви к Хатибе. Но любит ли он все еще ее, Зейнаб? И что, если все еще любит? Она принадлежит Нази. Кариму подыщут другую жену — это она знала наверное. Калиф захочет, чтобы князь Малики вступил в новый брак, чтобы зачал множество детей и продолжил род правителей умайядов… Надежды нет, думала она, втихомолку рыдая в крытых носилках.

Она вновь не смогла сдержать слез, когда тело Иниги предавали земле между могилами ее матери и супруга. Одна из родственниц покойного Ахмеда привела на похороны малыша. Зейнаб дикой кошкой кинулась на защиту Иниги, когда свекор покойной с оттенком презрения в голосе бросил:

— Удивительно, что она была еще жива, когда ты попала в лагерь Али Хассана, госпожа Зейнаб!

— Она была жива, — отвечала Зейнаб, — но только потому, что считала, будто маленький Малик в руках этого подонка Али Хассана. Каждый день ей издалека показывали какого-то мальчика, который махал ей ручкой. Говорили, что это ее сын. Терзаясь страхом за ребенка, она покорилась воле бандитов. Только любящая мать способна пожертвовать собою!

— О-о-о-о! — в глазах свекрови Иниги уже стояли слезы. — Она всегда была доброй матерью! Мы сделаем все, чтобы Малик запомнил ее именно такой!