Коромысло Дьявола - Иван Катавасов

В те юные годы гимназист Филька никоим видом не думал, что привычный образ действий вычищать и убирать квартиру дан ему свыше.

«Пушкин, что ли, за тебя полы будет мыть?» — нередко звучало в родительской внутренней риторике.

Тогда как сейчас Филипп Ирнеев исходит из иных посылок, соглашаясь с классиком российской словесности:

«Правду рек Алексан Сергеич. Иже от отца с матерью исходяще свысока привыкание к уборке. Самоумаление вяще высоколобой гордыни. Полезно снизу вверх ручками поработать, чтоб всякую срань и срачь извести.

Из рака ноги, Господи, помилуй, в смиренномудрии санитарно-гигиенический порядок соблюдается. Шаг-о-м, арш унитаз драить и стерилизовать, чистоплюй Ирнеев…»

Как ранее в семье Ирнеевых, так и теперь в самостоятельном благочестном житии, он следует привычной технологии в том же рациональном распорядке и примерно в таком же хронометраже.

«Ага! приблизительно один час, честное слово, надо затратить ежедневно на текущую уборку нового жилища, сударь. А также пять-шесть часов вынь да положь, ваше благочестие, на еженедельное доведение жилого квадратного метража до благолепной опрятности и окоемно радующей упорядоченности».

Очевидно, его жилплощадь, — еще до ремонта проницательно подметил Филипп, — некогда делилась на три комнаты. В этом он окончательно убедился, сходив в гости к соседям снизу. Насколько поведал ему завязавший алкоголик сосед Витюня, стародавний жилец нынешней Филипповой квартиры, будучи сыскарем из районной уголовки, предпочитал простор, но не выносил проходных комнат и дворов.

В результате и в эффекте криминально-полицейских предпочтений у Филиппа образовалась большая комната, ставшая гостиной в шестьдесят с лишним квадратных метров с двумя окнами, смотрящими на тихую улицу с кленами и каштанами. Немногим меньше была и его спальня.

Как ни посмотри, наводить здесь чистоту, убирать приходится порядочно. Ведь кроме комнат имеются еще широкая прихожая и чуть ли не двенадцать квадратов кухонного пространства, не занятого оборудованием и мебелью. И на все должно хватать покорной кротости и некоторой гордости за личную хозяйственность, домовитость и рачительность.

На кухне Филипп без долгих раздумий всякую параферналию домовито и деловито расставил, развесил, разложил по своим единственно положенным местам. И после совсем не путался в том, где, что и как у него лежит из утвари, инструментария, поваренного и бакалейного сырья.

«Хозяин — не ленивый барин, но работник. Для дела ведь стараешься, магистр гастрономии Ирнеев! Рационально и сверхрационально».

Как ни скажи, ежедневно кухмистерские занятия также помогали Филиппу пребывать в мирском смирении. Ни дать ни взять — ручная работа в эксклюзивном исполнении.

Куда уж тут не возгордиться, не упиваться персональным мастерством, талантом да искусностью?

К тому же не велик грех, прямо скажем, в небольшой гастрономической гордыне. Наипаче, если тебя упоительно превозносят, с огромным аппетитом осыпают похвалами, комплиментами за восхитительные вкусности и мастерское умение потешить уважительное чревоугодие гостей.

Смиренные столовые труды мастера Филиппа, наконец ставшего полноправным кухарем-хозяином на собственном рабочем месте, не пропали даром, втуне или вотще. «По плодам узнаете их!»

В первую очередь его кулинарный корм пошел в любимую подружку Настю. Вышло плодотворно, весьма питательно, основательно. Ввиду чего она начала всерьез опасаться за свою талию и того, что старая дева тетя Агнесса вдруг заподозрит ее в подростковой беременности.

— …Прошлой зимой меня чуток разнесло, когда я с обормотом Стасиком дружила. Села на диету, типа капуста, там, огурцы, помидоры соленые. Как не фиг делать тетка тесту на беременность не поверила, к гинекологу живьем потащила.

Дядька — знакомый, он ей лапшу на уши всю дорогу вешает, вещает о моей девственности… Стопудово…

Ой, Фил, ты так вкусненько семгу маринуешь. Что-то меня опять на солененькое разволокло…

В то же время сестрице Нике, нередко столовавшейся на обедах у людского смиренника братца Фильки, нет нужды и печали беспокоиться о фигуре. Как-никак арматорский метаболизм и две степени доктора медицины позволяют ей профессионально, вкусно и здорово переваривать то, чем ее кормил рыцарь-неофит, без магии и теургии устраивающий гастрономические чудеса в решете, в сите, в сотейниках, в кастрюльках, в сковородках и с помощью прочей кухонной утвари.

Вот здесь-то Филипп опять мог побороться с неизбежной гордыней. Едва только он вспоминал, чего такого из кухмистерских инструментов и оборудования ему недостает, тут же исчезало какое-либо самодовольство. Наоборот, даже возникал повод пожаловаться тому, кто его лучше всех понимает.

— …Понимай, Настена, поварня моя любимая покамест таковой предъявляется лишь в первом приближении. Чего ни возьми, того-сего не хватает. К примеру, хороших фигурных ножей или шприца для крема… Электропечь хочу правильную, с программным управлением и турбонаддувом, мультиварку…

Специи и пряности тоже нужны. Сама знаешь, в этом городе и стране отнюдь не все запросто укупишь. Никакого тебе благородного спроса и экзотического предложения, из рака ноги. Массу нужных вещей сюда не привозят, их не продают…

И-и, милая, надоть самому заграницу выбираться. Что ни говори, нам бы в Париж по делу…»

Из заграничной поездки Гореваныча с Ванькой ждал Филипп привоза шафрана и ванили, отдельно оговоренных. Приобретение прочих, дефицитных в здешних краях поваренных ингредиентов, он оставил на усмотрение ясновельможного Игоря Ивановича Смолича, тоже знавшего что почем в качественном и благородно честном питании.

По возвращении семейной делегации из Парижа он с удовольствием собирался попотчевать изысканным обедом Игоря Ивановича в качестве заслуженного и почетного гурмана:

«Всенепременно будет нашему Гореванычу шляхетский гусь с яблоками и ореховое суфле. Честь честью…»

Не преминем честно заметить, Филипп дожидался шляхтича Гореваныча не столько ради одной похвалы собственным кулинарным талантам. Имелись у Ванькиного учителя и кое-какие своекорыстные цели.

Собственно, ему хотелось целенаправленно познакомить автомобильного умельца с норовистым белым джипом. Во вторую же очередь, им предстояло избавиться от вишневой «восьмерки», понапрасну занимавшей место в гараже босса Рульникова. Гореваныч помог ее приобрести Филиппу. Доводил это «зубило» до ума. И ему же принадлежит решающее слово, куда и как его продавать, сдавать, менять…