Коромысло Дьявола - Иван Катавасов

Случилось же, как мы знаем, совершенно невозможное в рамочных рациональных умопостроениях и тщетно естественном понимании харизматиков-интерзиционистов, оказавшихся постыдно бессильными в противодействии глобальной сверхрациональности, диктуемой Всевышним…

«Понятненько… Сработал постулат орденской вероятностной онтологии примерно гласящий: если что-либо выглядит несообразно натуре и нелепо для приземленного рассудка, то вполне вероятно оно сверхъестественно сообразуется с разумными силами высшего порядка, не постижимыми убогому человеческому уму в его усредненных показателях нормальности и заурядности…»

— Смиренными и воистину мудрыми оказались те немногие харизматики, сопоставившие евангельские предсказания Филона Иудея и Аполлония Тианского с личностью плебейского пророка из Галилеи. Мы можем лишь догадываться, какую роль они сыграли на первоначальном этапе становления христианства в годы плотского существования Единородного. Или же насколько они верили в провиденческую миссию Христа Спасителя в образе и подобии Сына Божьего и Человеческого.

За редким исключением нам неведомы их благородные имена, ибо они оказались предельно верны квиетическим принципам аноптического образа действий. Это даже не бесподобная скромность безвестных героев, рыцарь Филипп. Скорее, мы видим их смирившуюся гордыню и сознательное стремление примирить непримиримое, апокалиптично признав равную подсудность перед Богом харизматиков и заурядных мирских людей во имя спасения каждой разумной души человеческой…

Признавая Мессию избранником Божиим, они взяли на себя тяжкую ношу ответственности, граничащей с вмешательством в ход светской всечеловеческой истории. Тем самым они в ответе за становление истинного вероучения в модальном толковании воли Божественного Провидения, инде последние предопределенно занимают места первых среди равных и тем и другим по абсолютной величине эпигнозиса, идеально благорасположенного к планетарному спасению рода людского, духовному избавлению его от первородного греха и душевных мук нечестивого материального творения.

Насколько у наших предшественников получилось адекватное тринитарное толкование воли Божьей, во благо ли во зло, судить предстоит не нам, мой друг, а нашим потомкам. Ибо мы видим, что два тысячелетия есть далеко не достаточный срок для глобальной евангелизации человечества.

Пусть человеческая цивилизация христианского золотого миллиарда в квинтэссенции основывается на религиозных началах, все же весьма и весьма многое еще предстоит совершить и воплотить для вселенского благовествования истинной мудрости.

Находит ли эпигнозис имплицитное эзотерическое воплощение в мировых конгрегациях рыцарей Благодати Господней или же открыто выражен катафатически в христианских конфессиях мирян, все верующие, обладающие разумной душой, в покорном смирении равны пред неизреченным Логосом Божиим в надежде на телесное спасение и грядущее воскресение…

Покорнейше прошу меня простить, мой друг, ежели я вас утомил сим великоречивым пафосом. Ан, согласитесь, в цинической простоте, увы, присущей нынешним секулярным временам, оголтело упорствующим в дьявольском материализме, рассуждать об «Обращении Архонтов Харизмы» вряд ли уместно…

В квартире и на кухне Филиппа Ирнеева на первый взгляд эргономично уместилось то самое необходимое для того, чтобы смягчить, облегчить тяготы и лишения мирского обыденного существования. Как и водится, чаще всего они обусловлены всевозможными нехватками и каждодневным дефицитом.

«Знамо дело! Недостает в моей машине для жилья многих вещей, нужных и неотложных…»

Тут можно возражать, можно соглашаться. Будь то недостаток денег, ума или желания жить в комфорте и уюте, чистоплотности и опрятности, заведомо и зазнамо всяк найдет в избытке разные причины, отговорки, предлоги, поводы, мотивы для хаоса и нестроений.

Их-то и нужно, мои аккуратные и опрятные читатели, с порога отвергнуть, отринуть, убедительно опровергнуть, добиваясь уютного, комфортабельного равновесия между возможной действительностью и желанной реальностью. Чем наш герой и занимался в нынешней катафатической обиходной жизнедеятельности. Притом, обустраивая личный быт, действовал он решительно, без пустопорожних разговоров и бесполезных ссылок на привходящие неблагоприятные обстоятельства.

Лишний раз убедиться в достоимущей состоятельности — благолепию способствовать, — велеречиво рассуждал Филипп, вторую неделю обстоятельно обживаясь в новом жилище, более-менее обособленном от ближних и дальних. При всем при том он и мыслить не думал о том, кабы возгордиться собой, наличными жилищными достижениями и приобретениями.

«Путем умеренности и аккуратности следует избегать неоправданных соблазнов и прельщений. На прогностике бабки по-легкому можно срубить. Апофатически! Хоть в лотерее, хоть у букмекеров. С легкостью могу нынче снять квартирку не хуже, чем у Петьки с Мариком…

Как бы не так! Могущество, судари мои, вовсе не равнозначно разумному хотению. Не надо нам такого заносчивого счастья, коль за него невесть что и Бог его знает откуда воздастся по кумполу за излишнюю теургию».

Вот почему, дабы не заноситься, не зарываться или как-нибудь по-другому ретрибутивно испытывать случайные превратности того дьявольского коромысла, стохастически и спорадически наделяющего добром и злом всех злых и всех добрых людей, счастливых и несчастных, рыцарь Филипп не собирался злоупотреблять дарованиями да эзотерическими возможностями.

Ан нет! Положа руку на сердце, ему у себя дома ой много чего хотелось дополнительно всего и поскорее.

Положительно, ему удавалось сдерживать небезопасную харизматическую гордыню вполне мирским смирением и покорностью секулярным условиям существования. Так, он не стал накладывать теургические узы молчания на обмурзанных известкой работяг, в оснащении низкопробной матерщины трудившихся над капитальным ремонтом соседней панельной пятиэтажки. Вместо этого он кротко и благонамеренно ограничился наложением локальной аудиозащиты на смотревший во двор двустворчатый балконный проем спальни.

Благо серьезное визуальное прикрытие узкому старинному балкону не очень требуется. Его почти полностью закрывает от солнечной стороны и докучливых дворовых взглядов густая цветущая крона старой, не меньше чем пятидесятилетней липы, без малого достигающей высоты двускатной шиферной крыши четырехэтажного дома добротной послевоенной немецкой постройки.