Адъютант его превосходительства - Игорь Болгарин

— Примерно, — глуховатым голосом ответил Ковалевский, зачем-то потянулся к перу, обмакнул его в чернила и стал механически чертить какие-то бессмысленные линии.

— Я вам назову точные цифры, — сказал Брике. — К началу нашей революции долг России союзникам исчислялся суммой тридцать три миллиарда рублей. А сейчас он уже достиг шестидесяти миллиардов.

— Солидная сумма!.. — безучастно обронил Ковалевский, — что ж… рассчитаемся сполна, господа!

— Движимые самыми лучшими чувствами, наши правительства намерены облегчить вашу задачу. Наши банки, наши промышленники хотели бы незамедлительно открыть на Украине свои представительства в Киеве, Харькове, Полтаве… в зоне действия вашей армии! — Брике не счёл нужным смягчить прямолинейность сказанного дипломатическими недомолвками.

— К чему такая спешка, господа? Вот-вот закончатся боевые действия, и тогда… — Ковалевский в свою очередь не скрыл явную уязвленность бестактной торопливостью союзника.

— Как человек деловой, вы, наверное, знаете, что деньги в обороте — это новые деньги. В данном же случае мы имеем мёртвый, замороженный капитал, — гнул своё англичанин.

— К тому же, будем откровенны, не хочется допускать, чтобы нас обскакали американцы. А мы располагаем сведениями, что они в счёт своего займа добиваются концессий положительно на все железные дороги Украины. И Антон Иванович Деникин не сказал им «нет»! — темпераментно размахивая руками, заговорил Журуа. — А если он скажет «да»? Французские и английские предприниматели окажутся в американском мешке.

— Теперь вы понимаете, почему мы вынуждены торопиться? — спокойно и деловито заключил эмоциональную тираду француза Брике; правда высказана, теперь можно выслушать соображения.

Ковалевский несколько мгновений молча смотрел на Брикса, затем произнёс:

— Мне были обещаны танки. Я неоднократно писал господину Черчиллю, почему мы придаём им такое значение. В Красной Армии с танками не только не умеют бороться, но даже мало кто их видел… Скрытно сконцентрированные на главком участке, танки могут одним только своим внезапным появлением посеять панику в рядах красных и решительно предопределить исход битвы за Москву.

— О! Это деловой вопрос, — усмехнулся Брике. — Господин Черчилль знал, что вы его зададите. И решил ответить на него делом. — Брике сделал паузу и затем торжественно произнёс: — В Новороссийском порту стоит несколько транспортов с танками. Прибыли и инструкторы. По личному распоряжению военного министра Черчилля все это предназначено вам…

Журуа сразу же подхватил, сцепив в замок ладони юрких, порхающих рук:

— Могу добавить, мой генерал, что на подходе к порту ещё несколько кораблей с французским военным имуществом для вас.

Ковалевский встал, подошёл к столику и размашисто налил в стакан глинтвейна.

— Сообщите военному министру господину Черчиллю и премьер-министру господину Клемансо, что генеральное наступление назначено на двенадцатое сентября. — И скупым, выражающим сдержанную вежливость жестом пригласил союзников к столику.

Градоначальник торопливо вошёл в приёмную. Его короткие ножки браво вскидывали туго обтянутый мундиром живот.

— Здравия желаю, капитан!

— Здравствуйте, господин полковник! Рад вас видеть, — радушно поздоровался Кольцов.

— Не ведаете, командующий меня спрашивал? — встав на цыпочки и поглядывая через плечо Кольцова на дверь, почтительно спросил он.

— Не знаю.

— Меня не было звонили из штаба, а прохвост-дежурный не узнал кто.

— Может быть, и командующий. Но у него сейчас совещание с союзниками. Так что, сами понимаете… — Кольцов выразительно развёл руками.

— Понимаю, понимаю, не до меня. А все же зачем я понадобился? Никак не додумаюсь, — просительно глядя в глаза адъютанта, гадал полковник Щетинин.

— Знаете, господин полковник, я, кажется, начинаю догадываться… — сказал Кольцов, и нельзя было понять, то ли он хочет помочь полковнику, то ли стремится поскорее от него отделаться.

— Нуте-с? Нуте-с? Я вам буду очень благодарен, если подскажете…

Кольцов благодушным и доверительным жестом слегка обнял округлые плечи градоначальника и отвёл его к окну. Кольцов знал об истовой, неукоснительной исполнительности полковника и строил свой расчёт именно на этой почти слепой готовности выполнить любое распоряжение, лишь бы исходило оно от стоящего выше по служебной лестнице. Ступени этой лестницы давались Щетинину туго, но он их упорно одолевал, робко, с надеждой взирая вверх, где лучезарно сияло генеральское звание, ещё далёкое, но такое желанное, предел всех упований, обетованная вершина. Жажда достичь её любой ценой рождала в глуповатом мозгу полковника даже некоторую изощрённость.

Кольцов знал, что градоначальник любит подсказки. Вот и сегодня он сразу же почувствовал нетерпение полковника, но с подсказкой не спешил. Нужно помучить Щетинина ожиданием, чтобы он вернее заглотнул наживку.

Рассеянно и доверительно, словно проговариваясь слегка, но не желая этого обнаружить, Кольцов сказал:

— По секрету вам скажу, ожидается генеральное наступление… с неотвратимыми по своему значению результатами…

— Слава тебе, пресвятая богородица? — благоговейно произнёс Щетинин и мелко-мелко перекрестился. Как бы спохватившись, что сказано лишнее, Кольцов замолк.

— Павел Андреевич! — умоляюще сложил руки на груди градоначальник. — Уважьте, смилуйтесь! Век не забуду. Ну хорошо, не говорите! Намекните. Правда — она круглая, её обойти можно…

— Ну что ж, ладно, так и быть, — как бы окончательно решился на откровенность Кольцов. — Естественно, предвидится огромная переброска военных грузов, передислокация войск. А с транспортом, извините, из рук плохо. Вагоны — развалюхи, паровозы не ремонтированы, и главное — водить их некому, железнодорожников не хватает. Это уже смахивает на саботаж. Его превосходительство сегодня нервничал.

— Ах ты господи! Никак до всего руки не доходят! — стал жалостливо сокрушаться градоначальник. А Кольцов между тем продолжал:

— Привезёт машинист или ещё кто из железнодорожников мешок муки в паровозе или пассажира, а транспортная охрана его — в тюрьму! А им только это и надо…

— Вот прохвосты! Вот что делают! — возмущался градоначальник. — Ну, я им по кажу кузькину мать… Премного благодарен, что предупредили. Я наведу порядок!.. Не смею больше беспокоить. Честь имею!.. — Мелкое рвение, как всегда, нуждается в немедленном действии, и градоначальник, воинственно бряцая шашкой, поспешил из приёмной.