Случайные обстоятельства - Леонид Борич

Приятно было и то, что заботилась об их комфорте женщина тоже вполне интеллигентная, с высшим гуманитарным образованием в прошлом, лет сорока с небольшим, уже, правда, довольно расплывшаяся, с двойным подбородком, но всегда очень ухоженная, с замечательно свежим лицом без единой морщинки, с чувством собственного достоинства, в чем-то, пожалуй, чуть даже и снисходительная к ним — не обидно, не так, чтобы задевать, напротив, еще и укрепляя в них ощущение удалой бесшабашности, размаха, мужской широты, — а вместе с тем и очень внимательная к ним, быстро запомнившая привычки каждого и накрывающая стол в холле перед сауной так, чтобы учесть, кто из них что предпочитает.

Они, все семеро, были разные, с выраженно индивидуальными вкусами (по крайней мере в сауне), и поэтому на изящно-грубоватом столе из дубовых досок были заранее приготовлены и коньяк, и какая-нибудь соленая рыбка, и копченая колбаса, и пиво в золотистых жестяных баночках, а если и бутылочное, то все равно не совсем обычное, чешское или польское, какого так просто не купишь. У них и свои излюбленные места за столом давно определились, и это она тоже безукоризненно помнила, что уже само по себе льстило их самолюбию.

Хозяйку этого стола они называли уважительно, по имени-отчеству — Ольга Павловна, — и даже излишняя полнота ее, вне зависимости от вкуса каждого из них за этими стенами, была им приятна, потому что очень уж как-то удивительно подходила некокетливая, спокойная, кустодиевская ее пышность к тому их состоянию блаженного умиротворения, которое наступало после сауны, когда они, откинувшись на спинки прочных дубовых кресел и помлев немного в махровых или холщовых простынях — тут тоже кто как хотел, — садились к столу, все так же укутанные по грудь этими простынями, прямо как римляне какие из заманчивой древности, и, попивая, закусывая, отдыхая, они, как говорил известный тренер, «бухтели», то есть неторопливо общались друг с другом. Они никогда ни по какому поводу не горячились, не спорили, а просто дружески беседовали, о чем только в голову не взбредет — то лениво и добродушно пошучивая и делясь новым анекдотцем, то рассказывая пикантную историйку из своей или чужой жизни — Ольга Павловна заходила редко, только чтоб справиться, не нужно ли чего принести, — а то, после легкой словесной разминки, заговаривали и о чем-нибудь более серьезном, чтобы чуть поинтеллектуальнее ощутить себя под простынями, но и тогда они скорее лишь обозначали тему, чутко соблюдая при этом ту меру, чтобы разговор не слишком затягивал и отвлекал, не превращался в решение каких-то проблем, которые и так-то не решить, в более подобающей обстановке, — отчего же еще и здесь себе настроение этим портить?

Потому, может быть, они и нуждались так друг в друге и вообще в подобном общении, что это был редкий случай, единственный, возможно, коллектив в жизни каждого из них, где все без исключения взаимно уважительны и любезны, ни один не подсиживает, не соревнуется с другим в успехах, никто никем здесь не командует и никому не подчиняется, их сообщество не требует к чему-нибудь такому приспосабливать себя, что тебе не по вкусу, и, вполне вероятно, в эти, пусть и немногие, часы у каждого из них появлялось столь дорогое сердцу мужчины ощущение полной своей независимости, неспешности бытия, покоя, родства душ, а значит — почти что счастья.

В предвкушении этого счастья, почти уже отключившись от недавних деловых обязанностей и забот, они, пока вшестером, стояли у гостиницы и, поглядывая на часы, дожидались видного адвоката, который принадлежал к первой тройке адвокатов города и, может быть, поэтому всегда обычно немного запаздывал.

Можно было, конечно, и без него пройти, но все понимали, что лучше бы дождаться, потому что их всех воспринимали лишь как обыкновенных клиентов, а видный адвокат навечно был личным дорогим гостем самого директора гостиницы, Ольга Павловна хорошо это знала, и появиться у нее под водительством адвоката, искусству которого директор гостиницы был обязан не только сохраненной своей должностью, но и, вероятно, несколькими годами жизни, было много разумнее. От этого больше, чем от их денег, зависели и уровень обслуживания, и изысканность ассортимента.

Адвокат, высокий, толстый, отдувающийся, с добрым лицом в очках, вышел из такси в сопровождении человека, внешне ему прямо противоположного — невысокого, худого, мрачноватого.

Адвокат страдал той слабостью, им всем давно известной, что невмоготу ему было одному знать, насколько он материально благополучен даже в сравнении с ними, тоже ведь не низкооплачиваемыми специалистами. Ему мало было, что ему хорошо, — ему очень хотелось, чтобы еще и другие обязательно об этом знали. И сейчас, не извинившись за опоздание, он с удовольствием, но как бы между прочим, очень просто и буднично сообщил им, что был далеко за городом, километрах в двухстах, — дачку одну смотрел для покупки, небольшое такое двухэтажное зданьице со всеми городскими удобствами, пришлось вот оттуда на такси спешить... Они, все остальные, не могли ни такой дачи своей собственной представить, ни даже позволить себе на такси так потратиться, но тем не менее все они понимающе и сочувственно закивали, словно и им близки были такие заботы. Один лишь Андрей Михайлович на этот раз неожиданно для себя заупрямился. Он вдруг подумал, что и в самом их ожидании, и в вечных опаздываниях адвоката — не от неточности или особенной занятости, а от ощущения их зависимости от него, — и в том, как они все — и он, Каретников, тоже! — подстраиваются под этот самодовольный, хвастливый тон, — есть во всем этом что-то унижающее их всех.

— Прямо ужас какие у нас заботы! — проговорил он с ехидным сочувствием и откровенно усмехнулся.

Кто-то из них удивленно и чуть осуждающе посмотрел на него, но гинеколог решительно поддержал:

— Правильно! В другой раз ждать не будем. Кто против?

«Хорошие у человека организаторские способности, — улыбнулся Каретников. — Ведь спроси он: «Кто — за?» — еще не известно, как проголосовали бы, а когда сразу «Кто против?» — это уж наверняка все будут «за». Любая форма отмалчивания — всегда нам легче дается, независимо от ее существа».

Адвоката озадачило их единодушие, и он, не зная, что ответить, да и нужно ли отвечать, вспомнил, что не представил им восьмого их компаньона. Пока они знакомились с ним, возникшая было неловкость и некоторая напряженность прошли, и очень их развеселила деловитая хватка нового партнера по бане, когда он, крепко пожимая руки, представился:

— Зубные коронки, мосты. Григорий...

Они, не приученные к такому способу знакомства, как-то, видимо, связанному с ускоренным прогрессом, говорили о себе по-старому, представляясь в ответ не специальностью, не своими возможностями, а именами или фамилиями, но все равно словно бы некая забавная игра получилась, когда адвокат, без тени улыбки, тут же называл за них, кто кем работает.

После первого захода в сауну они озабоченно обсудили, достаточна ли там температура, пришли в конце концов к выводу, что достаточна — тем более сидело в них тайное понимание, что никто уже им ее не изменит, будет уж такая температура, как есть, — и гинеколог показал им, какими он отличными японскими крючками для зимней рыбалки запасся. Кроме него, никто в этом не разбирался, но крючки и в самом деле были блестящими и казались вечными, а особенно понравилась упаковка, серебристая, красивая и большая, и поразило всех, что на десяток мелких крючков так расточительно она потрачена, совсем как будто на бережливых японцев не похоже. Тут, впрочем, начались некоторые разногласия: одни продолжали настаивать, что не похоже; другие же объясняли необходимость такого расточительства низкой покупательной способностью их населения и конкурентной борьбой между фирмами, отчего и приходится завлекать такой вот броской упаковкой. Затем от японских крючков перешли уже непосредственно к японцам, к тому, какая это трудолюбивая, талантливая, деловая нация, и в довершение кто-то вспомнил, что есть хорошая, объективная книжка одного нашего журналиста о Японии, а потом, хотя никому из них не нужно было этих крючков, они все же поинтересовались, где он, гинеколог, сумел достать их.

— Из своей профессии выудил, — кратко сказал он.

Когда где-нибудь собирается больше двух мужчин (иные считают, что достаточно, когда больше одного) и они никуда не спешат, проводя время в праздности, разговор почти непременно и о женщинах должен случиться. Он и здесь у разомлевших от сауны, под холодное пиво, произошел бы рано или поздно, но, очевидно, сейчас, по чисто внешней аналогии с профессией их приятеля, разговор начался раньше обычного.

Улыбнувшись какому-то воспоминанию и отирая благословенный пот со лба, невропатолог сказал:

— А вот интересная психологическая закономерность... Притом чисто женского свойства, и именно женщин замужних... Когда им становится известно, что чей-то муж изменил своей жене, они осуждают этого мужчину особенно строго и горячо, если оказывается, что жена его симпатичнее любовницы. В таких случаях они говорят: «И чего ему не хватало?!» Но совсем другая реакция, когда любовница интереснее жены. Тут они вроде бы понимают этого мужа. И совершенно снисходительны к нему. Вы не замечали?