Секретная зона: Исповедь генерального конструктора - Василий Кисунько

Учитывая все это, я предупредил Трусова, что мой отзыв на его диссертацию будет отрицательным. Но он ответил, что его это не смущает, так как у него уже есть положительные отзывы от двух академиков: Минца и Расплетина. И вообще нет ничего плохого в том, что один из отзывов будет отрицательным: наоборот, защита пройдет более живо и интересно, и пусть ученый совет решит - на чьей стороне истина. Я понял, что сей новоявленный лауреат абсолютно уверен в благожелательной заранее предрешенной позиции «карманного» ученого совета, подобно тому как по телефонному звонку было предрешено его лауреатство. Пришлось пригласить его к себе к ОКБ для личного разговора и разъяснить ему примерно следующее:

- Был бы вместо вас другой диссертант, я бы просто выслал разгромный отзыв в ученый совет, и не помогли бы вам два академических туза, которых вы подкинули на кон против моего членкоровского. Вы не учли, что мой туз хотя и членкоровский, но козырной и еще у меня на руках козыри поменьше рангом, за которыми - одиннадцать сбитых системой «А» баллистических ракет. Но я, ваш бывший преподаватель, хорошо помню вас как весьма способного слушателя Военной академии, и нет вашей вины в том, что судьба занесла вас не в КБ или НИИ, а на канцелярско-чиновничье поприще. Поэтому мне хочется вам помочь советом: напишите дополнение к диссертации, отобразив в нем следующие два момента:

1) изложенная в диссертации концепция ПРО может найти применение только для обороны малоразмерных объектов в виде инженерно защищенных сооружений типа бетонированных пусковых шахт межконтинентальных баллистических ракет,

2) для ПРО городов необходимо решение проблемы селекции и перехвата баллистических сложных целей в заатмосферной зоне на высотах и расстояниях, безопасных для гражданских сооружений и населения при ядерных взрывах в зонах перехвата.

Мы договорились, что дополнение перед его рассылкой Константин Александрович покажет мне. Я понимал, что от этого его писанина не станет диссертабельной, но зато из нее будет вычищена явная глупость.

Пока Трусов занимался сочинением дополнения к диссертации, я успел угодить в больницу. Повод был пустяковый: хирургическое удаление опухолевого образования вокруг осколка в области локтевой сумки. Константин Александрович дважды приезжал ко мне в больницу: первый раз - с готовым дополнением и черновым засекреченным блокнотом, в котором я набросал текст отзыва на диссертацию с учетом дополнения; второй раз - с отпечатанными на машинке экземплярами этого отзыва, которые мне необходимо было подписать.

Защита диссертации состоялась в конце февраля 1967 года, без моего участия, а 1 марта, в понедельник, меня выписали из больницы, и я, созвонившись с начальником 13 главка Минрадиопрома В. Н. Кузьминым, прямо из больницы поехал к нему на Китайский проезд. Мы прозанимались с Виктором Николаевичем в его кабинете до обеденного перерыва, пообедали в министерской столовой и снова вернулись в тот же кабинет. За обедом я встретился с Александром Андреевичем Расплетиным, который, оказывается, занимался своими делами с начальником технического отдела главка. За обедом шутили, рассказывали анекдоты. Александр Андреевич поинтересовался: правда ли, что у меня удаляли раковую опухоль? Я отшутился небольшим анекдотцем. На его лице угадывались следы обильной обмывки диссертации Трусова за два выходных.

Примерно через час после обеда в кабинет Кузьмина позвонили: Александру Андреевичу плохо. Я сразу же по кремлевке вызвал «скорую помощь» и прошел в помещение, где находился Александр Андреевич. Он сидел на стуле, размякший, опираясь корпусом на письменный стол и как бы сползая с него вправо. Вокруг него в растерянности стояли сотрудники технического отдела главка. Сзади его под мышки подстраховывал от сползания со стула Константин Капустян - сотрудник КБ-1.

Я подошел к Капустяну, сказал, что, по-моему, надо уложить Александра Андреевича в горизонтальное положение, расстегнуть воротник, открыть окна. Но на меня загалдели женщины: мол, в таких случаях нельзя трогать больного, одна даже выкрикнула: «Вы угробить его хотите?» Капустян мне вполголоса сказал: «Это конец. Точно так же было с моим отцом».

В комнату вошли две женщины-врача и почти слово в слово повторили то, что я предлагал: мол, как это вы додумались держать больного в таком неудобном даже для здорового человека положении? По команде врачей мы уложили Александра Андреевича на сдвинутые стулья (или, может быть, столы?), потом пришли санитары с носилками и унесли его в машину, доставившую Александра Андреевича в больницу на улице Грановского.

Там он скончался 8 марта 1967 года. Мне на всю жизнь запомнились прощальные взмахи его левой руки, устремленный на меня взгляд и перекошенное подобие улыбки, когда санитары выносили его из комнаты. Все это, - я не мог ошибиться, - было адресовано мне, как жесты прощания или, может быть, примирения. Я ответил ему таким же жестом, - и этот обмен жестами и взглядами был наполнен глубоким таинством, которое, увы, только в эти минуты раскрылось перед нами.

Всем этим я был сильно взволнован, поэтому отпустил свой служебный ЗИМ и решил, чтобы успокоиться, пойти домой пешком. Но помимо моей воли в голову лезли мысли о наших межличностных отношениях с Расплетиным. Вспоминались слова гениального физика Альберта Эйнштейна, что «разум представляется нам особенно слабым, когда мы противоставляем его безумству и страстям человечества, которые почти полностью руководят судьбами человеческими как в малом, так и в большом».

Дед Аким не был одинок среди военных в негативном отношении к системе А-35. Их позиция объяснялась просто: оборона от 6-8 парных (ГЧ + корпус) никому не нужна. Противник легко ее преодолеет, запустив большее число целей, причем не парных, а многозарядных, да еще и с ложными целями. Отсюда вывод: объекты А-35 - под бульдозер, а конструкторам задать систему против массированного налета баллистических ракет с многоблочными головными частями и средствами преодоления ПРО. Если такую задачу не ставить перед конструкторами, то они ее никогда и не решат, а будут пробавляться НИРами.

Сейчас, более 30 лет спустя, как говорится, и ежу ясно, насколько примитивны и наивны были представления военного заказчика о проблеме крупномасштабной ПРО, требовавшего в административно-приказном порядке решить ее в двухгодичный срок, и даже ставивших в пример «научную смелость» авторов «Тарана». Заказчик настаивал, чтобы в очередное постановление по ПРО была включена разработка аванпроекта территориальной системы ПРО от массированного удара баллистических ракет, оснащенных средствами преодоления ПРО.

Было совершенно бесполезно объяснять им, что постановка этой задачи для аванпроекта преждевременна, что любой «проект» на эту тему будет такой же авантюрой, утопией, какой был проект «Тарана», пока остается нерешенной проблема селекции баллистических целей.

Впрочем, среди настаивавших на аванпроекте были и такие, - отнюдь не наивные, и не только у заказчика, - которые в заведомо абсурдном поручении на разработку аванпроекта видели ловушку для руководителя проекта. Когда же я предлагал вместо аванпроекта записать НИР по проблеме территориальной ПРО от массированного ракетно-ядерного удара, то меня уверяли, что именно это же и подразумевается под более кратким термином «аванпроект», - и давайте, мол, считать такое понимание этого термина как наше джентльменское соглашение.

Вопрос об аванпроекте возник и при рассмотрении проекта постановления на заседании Совета Обороны, состоявшемся 5 ноября 1965 года. После моего доклада единственный вопрос был задан председательствовавшим Л. И. Брежневым:

- А стоит ли спешить с аванпроектом? Не лучше ли сосредоточиться на фундаментальных исследованиях, продолжить работы в задел для будущих проектов?

На этот вопрос поспешил ответить вместо меня представитель военного заказчика: мол, именно в этом смысле «мы все» и подразумеваем термин «аванпроект», то есть как предпроектные фундаментальные исследования. Очень боялся заказчик, что я воспользуюсь вопросом Л. И. Брежнева, чтобы вместо аванпроекта записать фундаментальные исследования. Но я считал неэтичным отступать от ранее достигнутой договоренности, и предложенный нами проект постановления был принят без каких-либо исправлений.

В исходных данных, выданных военным заказчиком на разработку аванпроекта территориальной системы ПРО, ключевое значение имели следующие три момента:

- массированный налет МБР США на европейскую часть СССР задавался таким образом, чтобы все участвовавшие в налете ракеты выходили одновременно на рубеж их обнаружения средствами ПРО; считалось, что это должно вызвать перенасыщение вычислительных средств системы обнаружения ПРО и системы целераспределения;

- все баллистические ракеты противника оснащены ложными целями, каждая по 7 ложных целей (как было принято для системы «Таран»), а их запуск осуществляется с наземных баз МБР США;