Генерал Ермолов - Владимир Лесин

АММАЛАТ-БЕК

Алексей Петрович «умиротворил» уже несколько чеченских и дагестанских провинций, подчинив их своей власти не формально, как это было при его предшественниках, а фактически.

И только Султан-Ахмет-хан аварский по-прежнему чувствовал себя независимым правителем, хотя и лишился уже за измену и чина генерал-майора, и, что особенно неприятно, приличного содержания от русского правительства. С этим надо было как-то кончать. Но как? Очень просто: заставить его жить под постоянной угрозой низложения.

Ермолов нашёл среди родственников аварского хана молодого человека, которому по местным законам могли принадлежать права на управление Аварским ханством, пусть даже с оговоркой. Таким оказался Сурхай, сын Гебека, который после смерти брата, знаменитого Омар-хана, должен был получить власть вместе с женой покойного Гихили.

У вдовы Омар-хана, однако, были свои планы. Она приказала убить Гебека. Власть над Аварией получил Султан-Ахмед-бек мехтулинский. Ему и досталась коварная Гихили. Этим, однако, не завершились шекспировские страсти в горах Дагестана, но режиссёром их выступил наместник русского царя на Кавказе генерал Ермолов.

Сурхай, красивый и даровитый юноша, рождённый от неравного брака, казалось, не мог быть опасным соперником Султан-Ахмед-хану. Понимая это, он покинул родину и жил в Кюре, не принимая даже пассивного участия в борьбе за власть. Из небытия его вытащил генерал Ермолов, обещавший ему в случае успеха власть над Аварией, чин генерал-майора и пять тысяч рублей жалованья от русского правительства. Молодой человек согласился сыграть заглавную роль в этом очень ответственном и, скажу прямо, опасном для жизни политическом спектакле.

Так Сурхай стал единственным наследником аварского престола. Теперь важно было сделать его популярным и необходимым народу. Наместник выдал ему особую печать. Человек, обладавший документом, скреплённым этой печатью, получал неограниченные возможности общения с русскими подданными, в том числе торговли с ними, что строжайше запрещалось всем остальным.

Число сторонников Сурхая быстро росло, и Ермолов выжидал лишь удобного случая, чтобы объявить его ханом. Это обстоятельство заставляло Султан-Ахмеда постоянно думать о том, как сохранить свою власть. Примирение с русскими стало невозможным. Не случайно под влиянием аварского правителя по Дагестану прокатилась волна народных возмущений, главным действующим лицом которых стал Аммалат-бек, прославленный писателем-декабристом Александром Александровичем Бестужевым-Марлинским в одноименной повести, опубликованной в первых книгах журнала «Московский телеграф» за 1832 год{586}.

Аммалат, наделённый природой мужественной красотою, умом и дарованиями военачальника, был всего лишь беком буйнакским, а с детства мечтал стать правителем богатого шамхальства Тарковского, доставшегося его дядюшке Мехти, со временем ставшему ему тестем, человеку, быть может, не столь способному, зато миролюбивому и преданному России. Он внушал больше доверия, чем его пылкий и честолюбивый племянник.

В самом деле, не воевать же с ближайшим родственником, и Аммалат удалился в свой живописный аул, где проживал в собственном доме, который стоял на склоне горы и возвышался над скромными саклями односельчан. Между тем неожиданно ослепла молодая жена буйнакского бека, и он, добившись развода, отправил её к отцу, чем нанёс шамхалу тарковскому страшное оскорбление. Примирить их уже никто не мог, впрочем, никто, кажется, и не пытался.

Порвав все связи с домом дядюшки, бывшего тестя, Аммалат-бек влюбился в четырнадцатилетнюю дочь аварского хана Сал-танету, первую красавицу Нагорного Дагестана. Естественно, он стал искать сближения с аварским правителем. Султан-Ахмед, поняв это, сделал его орудием достижения своих замыслов. Постоянно откладывая свадьбу, хан втягивал молодого человека в борьбу против русских, вооружая людей потенциального зятя. В бою под Лавашами в 1819 году, о котором я уже рассказывал, повстанцы потерпели поражение, а их вождь был выдан русскому главнокомандующему, который тут же нарядил над изменником суд под председательством честного человека и отважного героя Башлынского боя подполковника Мищенко. Объсняя свой выбор, Алексей Петрович говорил ему:

— Я избрал вас, зная вашу честность; уверен, вы дадите при мер правосудия, которого, к сожалению, здешние жители до сих пор почти не знали{587}.

Ввели Аммалат-бека. Это был молодой человек, лет двадцати, может быть, несколько более. Строен, как Аполлон Бельведерский, и красоты необыкновенной. Он сел на лавку и начал гладить собаку главнокомандующего. Ермолов, метая глазами молнии, бросал в лицо пленнику:

— Аммалат, помнишь ли ты, что ты подданный русского государя? Что над тобой стоят его законы?

— Я никогда не забыл бы этого, если бы нашёл в них защиту прав моих, и теперь не стоял бы здесь, — ответил Аммалат спокойно.

— Глупый мальчишка! Ты не представляешь, что ожидает тебя.

— Представляю. Меня расстреляют.

— Нет, пуля — слишком благородная смерть для разбойника. Арбу вверх оглоблями и узду на шею — вот тебе достойная награда.

Примерно так со слов свидетелей описал первую встречу Алексея Петровича с обречённым на смерть Аммалат-беком младший современник главнокомандующего, а я лишь привёл этот диалог в соответствие со стилистикой моего повествования{588}.

Николай Иванович Цылов, офицер Кавказского корпуса, совершивший с Ермоловым поход в Дагестан, внёс в описанную сцену несколько выразительных штрихов.

Слушая угрозы главнокомандующего, «Аммалат-бек продолжал хладнокровно гладить собаку Ермолова и потом, вежливо поклонившись ему, молча и гордо отошёл к ожидавшим его конвоирам. Говорят, что Алексей Петрович, поражённый этим спокойствием, сказал:

— Да сохранит меня Бог лишить жизни человека с таким возвышенным духом!

И Аммалат-бек был прощён». Солдаты вывели его из палатки главнокомандующего{589}.

За прекрасного юношу вступился обер-квартирмейстер Кавказского корпуса Евстафий Иванович Верховский, Ермолов знал его со времён Кульмского сражения и очень дорожил им. Он попросил Алексея Петровича отдать Аммалата ему на поруки. Генерал не смог отказать, согласился, сказав при этом:

— Я по своей слабости уже много сделал ошибок, но так и быть, прощаю Аммалата; возьми его, но помни: не доверяйся ему, будь осторожен{590}.

В том, что Аммалат и Верховский подружились, вроде бы нет ничего необъяснимого. Первый, несомненно, был благодарен своему спасителю и, возможно, надеялся, что влиятельный Евстафий Иванович поможет ему овладеть столь желанным шамхальским престолом. Второй, думаю, считал возможным не только дать ему хоть какое-то образование, но и перевоспитать юношу, сделать из него человека полезного для России. Что из этого получилось?