Смерть обреченных на жизнь - Ольга Санечкина

В центре зала стояла с абсолютно безжизненным лицом кузина, зиявшая в ее глазах, пустота напугала его так, как ничто другое в жизни. Перед ней на коленях, вопя и корчась от боли, стояла Морган. Она жадно протягивала к Мине руки со скрюченными пальцами, будто пытаясь что-то выцарапать из нее. Ничего более дикого и ужасного в своей жизни Яго не видел. Раздавшийся за спиной крик Хулиана «Морган», напомнил молодому человеку, что он пришел не один. И, пожалуй, сейчас Джакомо был этому рад, ибо совершенно не понимал, что ему делать. Единственное, что он мог, это броситься к Мине и попытаться заставить ее прийти в себя.

Одновременно с ним к девушке подбежали Реналь и Дэймон. Хулиан, обнявший за плечи дочь и прижавший ее спиной к своей груди, старался не потерять самообладания. Рене пришел в себя первый.

— Джул, ты мне нужен! Я не представляю как, но мы с Дэймоном попытаемся перебить этот поток, а ты должен постараться вывести из этой связки Морган. Пока она будет обращаться к Мине, мы ничего не сможем сделать.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — Растерянность Яго начала рассеиваться, уступая место озабоченности.

— Морган решила попитаться, — сухо обобщил происходящее Реналь, — и выбрала для этого неудачное время и неудачный объект.

И Рене и Джул прекрасно понимали, что произошло на самом деле, но говорить об этом вслух не стали, ибо это была дочь Хулиана.

— В нынешнем состоянии Мины легкий толчок к безумию затянул ее в воронку, которая с каждой секундой увеличивается и набирает силу. Но вопрос в том, что все безумие, которое породила, Морган должна потребить. А поглотить такое количество эманаций невозможно ни одному живому существу, поэтому чрезмерно впитывая безумие Мины, Морган сама сходит с ума. И кому из них в данный момент хуже, я утверждать не берусь. Сейчас Хулиан старается принять на себя часть исходящей из Мины энергии, а мы с Дэймоном попытаемся перебить безумие чувством потери. Что из этого получиться не знаю, но это единственный шанс вернуть кого-то из них назад.

— Чем я могу помочь? — Яго был так напуган, что сам был готов сойти с ума.

— Попробуй ментально коснуться сознания Мины. Ты ее самая крепкая связь с этим миром, если ей и есть ради кого возвращаться, так это ты.

Пустота…. Безграничная пустота, которая опрокидывала то вверх, то вниз, а может наоборот. И она росла с каждым мгновением. Сознание тщетно пыталось уцепиться хоть за что-нибудь, чтобы не утонуть, но уцепиться было не за что, ибо вокруг было только пустота. Холодная…, нет горячая…. Нет, все не то, просто никакая. Сознание, наконец, подобрало определение — пугающая. И борющееся с этой бездонной пропастью существо цеплялось за размышления о ней. Потому что пока оно могло хоть о чем-то размышлять, казалось, что есть шанс на спасение. Спасение от чего было не ясно, но оно было нужно.

Дэймон, ведомый отцом, пытался вторгнуться в эмоциональное поле Джельсамины, но они натолкнулись на непреодолимую преграду. Все существо Малкани Куори было погружено в вихрь безумия. Протолкнуться к ее рассудку, чтобы вызвать чувство боли от потери, не представлялось возможным. Дэйм послушно отдавал отцу свои силы, позволяя направлять их по тем потокам, каким считал нужным Реналь. Корин Шагрин, используя все свое мастерство, пытался пробиться сквозь расширяющийся поток безумия, и достучаться до рассудка Мины, нажимая, то на чувство потери матери, то потерю Густаво, но все эти действия были бесполезны. И даже свежая, почти кровоточащая, рана от потери Чано не приносила результата.

Дэймон почувствовал тот момент, когда, перебрав все варианты, отец перестал бороться. Глядя на пустые глаза девушки, молодой человек подумал, что уже никогда не увидит их искрящийся свет. Он вспомнил, как первый раз увидел ее на балу Ремизы. Мина танцевала с Анри и на ее лице живо отражались эмоции. Дэймон тогда подумал, что мало кто позволяет себе столь открыто выражать чувства на людях. Но тут же вспомнил, что перед ним кузина Джакомо, у которого каждую секунду на лице что-нибудь да отражалось. И, как правило, оно никогда не соответствовало тому, что было у его друга на душе.

Все Куори в той или иной степени были актеры по жизни. Окружающие видели их именно такими, какими они хотели, чтобы их видели. И если в данный момент он наслаждается образом открытой, наивной, простодушной и нежной девушки, то это исключительно потому, что она захотела предстать сегодня именно такой. В тот миг Дэймон подумал, что мужчине, за которого Мина выйдет замуж, предстоит всю жизнь разгадывать загадку, коей будет являться его жена, и не факт, что увидев ее настоящую, он поймет, что это и есть истинная Джельсамина Валенте. Тогда он еще подумал, что если бы она не была помолвлена с Яго, постарался бы сам стать ее мужем, чтобы всю жизнь разгадывать этот очаровательный ребус. Когда меньше чем через час, он целовался с Джельсаминой на балконе, он меньше всего размышлял о загадках… В тот момент он только пытался понять, как сохранить свое сердце….

Эти не к месту возникшие воспоминания натолкнули Дэймона на мысль о том, что его чувства к Мине изначально были естественного происхождения. И даже если отец каким-либо образом влиял на него в этом вопросе, то это не имело особого значения. Эта девушка нравилась ему сама по себе. Конечно, Джельсамина была очаровательна и красива, но Дэймон на своем веку повидал немало красоток. И ни одна из них не могла сравниться с кузиной Яго. Ни у одной из них он не видел такой глубины. Ему все время казалось, что за очаровательной внешней оболочкой живет сложная, многогранная личность. Буквально пару раз на миг ему удавалось поймать ее в том состоянии, когда она думала, что ее никто не видит. В эти мгновения она поражала его до глубины души. В ее глазах было столько целеустремленности и силы! И это был такой контраст с беззащитной, слабой, подчиняющейся обстоятельствам Миной, которую видел весь белый свет, что у него возникало желание протереть глаза и убедится, что все это ему не привиделось.

Ментальные способности позволяли Дэймону не то, чтобы заглянуть в нее поглубже, нет, на это он не решался, а почувствовать ее эмоциональное состояние. Она всегда была слегка взвинчена. Внешне это была абсолютно спокойная, слегка заснувшая эмоционально девушка, но внутри нее словно бы вертелась маленькая юла. И те немногие моменты, когда эта юла останавливалась, всегда совпадали с теми, когда она держала за руку Яго. Кузен был ее персональным успокоительным. И хотя внешне она всегда наоборот подтягивалась и была готова к любым проказам со стороны Яго, внутренне она будто расслаблялась, испытывая чувство покоя.