Гранитный чертог - Елена Сергеевна Счастная

помутнения мог быть тот самый дым, которым обратилось тело Аксена. Не иначе, вельдский жрец захотел нагадить Драгомиру еще больше, чем уже успел, очернить, выставить перед своим же народом кровожадным безумцем. Раз уж убить не сумел. А может, и его сынок приложил к этому руку – не зря полез вперед всех добивать посадника.

Драгомир озадаченно постучал пальцами по столу и снова окликнул Хальвдана, который за время его молчания уже успел отвлечься, хоть и не переставал следить за ним краем глаза.

– Эй, Хальвдан. Ты Младу не видел?

Верег поморщился, подливая себе в чарку еще меда.

– Я ей не нянька. С чего бы мне знать, где она шатается? Может, спит уже. Думается мне, она не жалует пиры, – он обвел рукой чертог.

И то верно, Млада не была похожа на ту, кто любит, когда вокруг нее много народа. В дружине она всегда держалась особняком, подпускала к себе только Медведя, которому, как говорили, время от времени все же доставалось, если тот слишком ей докучал. Неудивительно, если она просто ушла спать. Но мало ли…

– Виген, – позвал Драгомир начальника стражи. Тот с готовностью вскинул голову. – Скажи страже, чтобы следили за воротами лучше. Никто не должен сегодня выходить из детинца без твоего ведома.

Он поговорит с Младой и тем мальчишкой-вельдом с утра. А сейчас не мешало бы хоть немного отвлечься ото всех забот прошедшего дня, если только Хальвдану снова не захочется полезть на рожон. Но верег, кажется, и сам оставил надежду довести начатый разговор до конца. Он уже вовсю налегал на принесенного только что осетра, запеченного на углях, приправляя его изрядной долей медовухи.

* * *

Полночь миновала давно. Столы пустели, обессилевшие от съеденного и выпитого кмети вяло расползались по избам. Но будут и те, кто досидит до утра за тихими разговорами и последней чаркой, на дне которой будет плескаться капля меда. Знать, парни, проспавшись, и не вспомнят, о чем судачили всю ночь, но сейчас все сказанное наверняка казалось им очень важным. Ну и пусть. Скоро им будет не до пиров и праздников. Всем придется тяжко.

Драгомир, сонно моргая, размял затекшие от долгого сидения плечи и медленно встал. Выпил он не сказать чтобы много – скорее о себе давала знать усталость, – но каждое движение давалось ему с невероятным трудом. И еще более сложным испытанием казался грядущий подъем по лестнице до своих покоев. Уже в спину догнали его тихие невнятные голоса воевод, которые за вечер успели и повздорить, и помириться, а сейчас так же, как и он, наверное, не могли найти в себе сил просто подняться с места.

В переходах замка и башне было тихо. Стражники, видать, уже разбрелись по темным углам и прикорнули, пользуясь тем, что с них сегодня никто ничего спрашивать не станет. Драгомиру было все равно. Он вошел в свои покои и бросил на лавку рядом с дверью снятый на ходу кожух. Тот соскользнул и упал на пол – ну и пес с ним, доплестись бы до постели. Драгомир потер глаза и едва не вздрогнул, когда, отняв руку от лица, обнаружил, что в светлице его ждет Геста. Подумал даже поначалу, что примерещилось. Но жена и правда была здесь. Она сидела в кресле, почти теряясь в нем, но тут же порывисто встала навстречу.

Драгомир прошел мимо, предупреждающе подняв руку.

– Не начинай.

– Я и слова не скажу, – прошептала Геста. – Позволь только остаться.

Он остановился и повернулся к жене.

– Зачем тебе это? Ведь ничего не изменится.

Та опустила взгляд и осторожно провела ладонью по его поясу, остановилась на застежке и начала расстегивать. Драгомир молча наблюдал за ней, пытаясь понять, что чувствует в этот миг больше: раздражения или жалости. Он знал, что говорят о Гесте – иной раз казалось, что служанки нарочно пытаются донести до него слухи вперед всех. Конунгову дочку в замке не держали за хозяйку даже в лучшие времена, когда только случился свадебный обряд. А уж теперь едва вслед не плевали. И он был тоже виноват в этом.

Геста наконец справилась с поясом и едва удержала от падения слишком тяжелый для нее меч. Драгомир забрал ножны из ее рук и положил на лавку. Взял ладони, узкие и мягкие, в свои. Какие же маленькие, не предназначенные для оружия или работы, да и вся она как будто из нездешнего мира. Похожая, скорее, на ундину. Так и не смогла стать частью Кирията и жизни Драгомира, привыкнуть к ней. Может, поэтому он так и не полюбил Гесту, не провозгласил княгиней: знал, что не даст ей ничего, как и она ему. Они всегда будут чужими – и, верно, нет ничего, что могло бы их связать. Даже детей боги не послали.

Геста смотрела на него янтарными глазами молча, как и обещала, и будто бы боялась пошевелиться. Драгомир подхватил ее на руки и отнес в постель. Еще одна ночь ничего не изменит.

Под утро он пробудился от крика. Геста, которая до того обнимала его, вздрогнула и заметалась, не проснувшись. Она бормотала что-то неразборчиво, задыхаясь, и отбивалась, не позволяя даже взять себя за плечи. Драгомир еле смог поймать ее.

– Проснись! Проснись, Геста!

Молодая женщина всхлипнула последний раз и открыла глаза. Неподвижно она уставилась на Драгомира и, кажется, не сразу поняла, где находится. Ее губы продолжали беззвучно шевелиться, а по щекам текли слезы. Вдруг Геста рванулась, будто чего-то испугалась.

– Прогони, – едва слышно произнесла она.

Драгомир нахмурился и отпустил ее, не понимая, что она хочет сказать. Наверняка начнет нести чушь, еще не оправившись от сновидения. Стоит ли вникать? Полежит немного и придет в себя. Но Геста настойчиво взяла его за руку и повторила отчетливо:

– Прогони ее.

– Кого прогнать? Тебе просто приснился плохой сон. Все закончилось.

Он терпеливо и как можно более ласково погладил Гесту по волосам и улыбнулся, хоть после бессонной ночи голова уже начинала немилосердно болеть. Еще чуть-чуть, и снова заснуть не удастся, а ведь за последние перед походом дни нужно сделать еще очень много важного. Как же не ко времени все эти женские кошмары.

– Младу, – расширив от ужаса глаза, проговорила Геста, крепче сжимая пальцы.

Драгомир вздохнул: опять старая присказка. А ведь обещала молчать и уж точно знала, что разговоры о том, чтобы выгнать Младу, ему не понравятся. Лучше было ничего на это не отвечать: снова начнется спор, который вытянет силы из обоих, а толку – чуть.