Пять дней после катастрофы. Жизнь и смерть в разрушенной ураганом больнице - Шери Финк

тракта, частоту сердечных сокращений, кровяное давление. А это последнее, что нужно пациентам, которые находятся в тяжелом состоянии».

Шафер, однако, предвидя возможные аргументы защиты, решил прояснить еще один вопрос. Он поинтересовался, могли ли препараты в той дозе, которую получили пациенты, быть введены с целью облегчить их состояние, снять боль, а не вызвать смерть.

«Я понимаю, о чем вы, – сказал Вехт таким тоном, словно подобный вариант не приходил ему в голову. – Давайте сделаем так. Я проверю уровни препаратов и займусь вопросом, который вы подняли. Вы задали очень хороший вопрос, что правда, то правда. Позвольте мне разобраться в этом. Когда я это сделаю, я свяжусь с вами и сообщу, можно ли сказать, что дозы препаратов были терапевтическими».

Вехт ответил на заданный Шафером вопрос за два дня до Рождества. Он нашел в специальной литературе, а именно в книге Рэндалла С. Базельта «Утилизация токсических лекарственных препаратов и химических веществ в организме человека»[5], уровни концентрации морфия в случаях смерти от его воздействия. Вехт сравнил уровни, приводимые автором, с теми, которые были обнаружены в тканях четырех умерших пациентов «Лайфкэр». «Во всех четырех случаях есть основания говорить о том, что больным была введена смертельная доза морфия», – написал он.

Данных, собранных Вехтом, вроде бы было достаточно для предъявления обвинений Поу и двум медсестрам Мемориала, которые, по данным сотрудников офиса генерального прокурора, вместе с ней поднимались на седьмой этаж, – Шери Ландри и Лори Будо. Но еще не было получено необходимых свидетельств против третьей медсестры реанимационного отделения, которая попала в поле зрения правоохранителей. Райдер и ее коллеги начали готовить все необходимое для получения ордера на арест.

В январе Вехт прислал в офис генерального прокурора счет на 7500 долларов за пятнадцать часов работы (по 500 долларов за час) над делом Мемориала. И в тот же самый день большое жюри федерального суда признало Вехта виновным в восьмидесяти четырех эпизодах недобросовестных действий, включая присвоение бюджетных денег под видом доходов от частных консультаций. Кое-кто, впрочем, считал, что обвинения имели политическую подоплеку, в частности, были связаны с волной обвинений со стороны Министерства юстиции, лояльного к президенту-республиканцу Джорджу Бушу-младшему, в адрес чиновников – ставленников Демократической партии.

Газета «Ю-Эс-Эй тудэй» процитировала высказывание представителя генерального прокурора штата Луизиана. Он заявил, что, по всей видимости, для изучения результатов токсикологической экспертизы по делам о смерти примерно двухсот пациентов в больницах и домах престарелых штата будет назначен другой эксперт. Вехт воспринял эти слова как прямое указание на то, что в его услугах как консультанта больше не нуждаются. Будучи человеком крайне обидчивым, о чем было всем известно, он отправил Шаферу (тот в разговоре с Вехтом был не менее эмоционален, чем во время беседы с Миддлбергом) изобличающее письмо. «Помнится, когда я проинформировал вас о своих выводах, вы сказали, что «готовы меня обнять и расцеловать». Но вместо этого вы безо всякой необходимости и совершенно бездушно вонзили мне в сердце кинжал».

* * *

Обвинения против Вехта касались его деловой и финансовой чистоплотности, но не его компетентности как патологоанатома и эксперта-криминалиста. Поскольку из лаборатории Миддлберга продолжали поступать токсикологические заключения, касающиеся других пациентов, Райдер, Шафер и их коллеги решили все же положиться на его выводы, сделанные в первых четырех случаях.

Им, однако, не хватало свидетеля, который своими глазами видел, как этим четырем пациентам делали инъекции на седьмом этаже. Фармацевт «Лайфкэр» Стивен Харрис, еще раз опрошенный в декабре, сказал, что видел Поу у каталки, на которой лежал Эмметт Эверетт. Адвокат Харриса неофициально сообщил, что его клиент выдал Поу некое дополнительное количество морфия и мидазолама.

Но все же помощнику генерального прокурора штата Шаферу и специальному агенту Райдер не хватало доказательств, чтобы считать свою работу выполненной. Они и их коллеги в очередной раз опросили всех свидетелей, в том числе ключевых, представлявших «Лайфкэр».

Как помощник прокурора, то есть человек, действующий на стороне обвинения, Шафер заблаговременно подумал о возможности участия своих свидетелей в судебном процессе. Поэтому он старался добиться того, чтобы их показания были достоверными и реалистичными. Это, помимо прочего, подразумевало, что заявления одних свидетелей будут соответствовать заявлениям других.

Со временем он начал подозревать, что при первых опросах не все свидетели были с ними совершенно откровенны. У него произошла стычка с адвокатами «Лайфкэр» после того, как он привел пример неполноты показаний их клиентов. «Шафер, вы не задавали этот вопрос», – заявил один из адвокатов. На начальной стадии расследования свидетели отвечали только на те вопросы, которые им задавались, не проявляя инициативы и не сообщая каких-либо дополнительных сведений. Теперь, когда Шафер и представители корпорации «Лайфкэр» стали больше доверять друг другу, адвокаты советовали своим клиентам рассказывать все, что им было известно. Поэтому во время повторных опросов, когда следователи сфокусировались на смерти Эмметта Эверетта, им удалось получить от свидетелей больше информации, чем те вспомнили или пожелали раскрыть в самом начале.

Новый свидетель, Теренс Штелин, респираторный терапевт «Лайфкэр», сообщил следствию важные и весьма убедительные детали. Он сказал, что разговаривал с Эвереттом, когда пришли волонтеры, чтобы помочь переместить пациентов «Лайфкэр» вниз для эвакуации. «Он позвал меня в свою палату, пожал мне руку и поблагодарил за то, что мы – не лично я, а мы все – для него сделали», – сообщил Штелин. Потом он заявил, что тогда же волонтеры сказали ему, что не собираются нести Эверетта вниз, потому что он слишком тяжелый. «Я не поверил своим ушам, – сказал Штелин, обращаясь к Райдер. – Там рядом с окнами седьмого этажа большая плоская крыша. Они могли разбить окно и спустить Эверетта туда, а уже оттуда перетащить на вертолетную площадку». Штелин не уточнил, а следователи не поинтересовались, предлагал ли он кому-нибудь такой вариант. Зато его спросили, почему, по его мнению, не спустили вниз некоторых других пациентов, чьи габариты были куда меньше, чем у Эверетта. «Потому что это были старые леди, которые либо страдали болезнью Альцгеймера, либо находились в маразме, – пояснил Штелин. – Это были пациенты, которыми можно было пренебречь. То есть те, про которых кто-то решил… – Штелин помолчал. – В общем, что у них все равно слишком низкое качество жизни».

Штелин сказал, что покинул этаж «Лайфкэр» в четверг, 1 сентября. По его словам, он сделал это после того, как некий вооруженный человек в форме, которого он принял за военнослужащего Национальной гвардии, пришел в помещение, где располагались аппараты ИВЛ, и сказал, что все должны покинуть больницу. В месте, где эвакуированных высаживали из лодок, сообщил Штелин, он