ОСС 117. Совершенно секретно - Жан Брюс

– Речь не об этом! Я увидела вас в окно, почему и открыла дверь...

Она потерла руки и продолжила:

– Рыбаки нашли тело человека, которого вы сбросили в реку... Он был агентом МВД из Адатиума. Рано утром на ферму приезжал комиссар, расспрашивал. Он допросил меня...

Юбер снял кепку и положил ее на стол.

– Это неприятно, – сказал он не слишком уверенным тоном.

Она посмотрела ему в лицо, и в ее светло-голубых глазах была почти ненависть.

– Еще как! Он уехал, сказав, что позвонит в Ноглики... Он не мог понять, зачем тот тип пошел туда среди ночи, а не вернулся прямо домой. Он подумал, что я попросила его проводить меня. Если бы я догадалась об этом раньше, то так бы и сказала... Они бы подумали, что он упал с моста на обратном пути...

Она перевела дыхание, не сводя с него глаз. Он не находил слов. Он мог ей ответить только одно: не его вина, что тот тип пошел за ним, а если бы он оставил его в живых, их положение было бы намного хуже.

– Если бы тот тип был кем угодно, они сразу бы приняли версию о несчастном случае. Они бы подумали, что он шел браконьерствовать и так ему и надо. Но он был чекистом, и они не успокоятся, пока не выяснят все дело. Они будут суетиться, всюду совать свой нос. Они уже позвонили Владимиру...

– Тому, кто подвез вас в первое утро?

– Да.

Лин выглядела по-настоящему озабоченной. Наконец она отвела глаза и, понизив голос, сообщила:

– Я не могу больше сопровождать вас. Из-за вас ко мне привлечено внимание чекистов, и мы представляем друг для друга опасность:

Юбер хладнокровно констатировал:

– Вы меня бросаете.

Она была слишком умна, чтобы проглотить такой крючок.

– Называйте, как хотите, это не имеет значения. Важно то, что я хочу жить. И жить на свободе...

– И как далеко вы готовы зайти в этом вашем желании?

Лин вздрогнула, как от пощечины, и смерила его гневным взглядом.

– Я вас не выдам, если вы намекаете на это. В любом случае ваш провал будет означать и мой тоже.

Она успокоилась, глубоко вздохнула и добавила своим обычным голосом:

– Нет, я вас не бросаю. Я дам вам другие документы. Если ваш след обнаружат здесь, то надо, чтобы здесь же он и оборвался. Они подумают, что вы пересекли пролив, чтобы попасть на континент...

– Мне нужно в Погоби, – напомнил Юбер.

– Я не забыла. Отсюда в Погоби ведет дорога, проложенная вдоль берега и проходящая через Тромбасс. С начала большого строительства она под строгим наблюдением. Вы можете сесть в грузовик, но я вам не советую.

– Значит, поезд?

– Поездов нет. Железная дорога только строится и будет закончена не раньше, чем через два-три месяца. Надежнее всего забраться в самоходную баржу. Они ходят вдоль побережья в Погоби, перевозя уголь...

Юбер равнодушно пожал плечами.

– Лишь бы добраться до цели...

– Все эти баржи отходят от набережной Максима Горького. Это рядом с улицей Кирова.

– А если я по ошибке сяду на судно, которое увезет меня в другое место? На континент, например?

– Никакой опасности. Большие баржи, что ходят в Погоби, имеют дизельные моторы, а суда на Николаевск и Владивосток крупнее и на пару.

– Ладно. Хочется вам верить...

Лин бросила на него двусмысленный взгляд.

– А зачем я стала бы вас обманывать?

Юбер не ответил, и она, помрачнев, добавила:

– Вы неприятный собеседник.

– Мне очень жаль.

Между ними повисло натянутое молчание. Ему казалось, что она только и ждет случая помириться, но он не хотел этого по-настоящему и спрашивал себя, почему чувствует глухую враждебность к женщине, которая помогала ему.

– Мне очень жаль, – повторил он.

Он произнес это тоном, ясно говорившим: "Это все, что я могу для тебя сделать". Она напряглась и спросила:

– Документы с вами? Я дам вам другие...

Юбер достал из кармана маленькую полотняную сумочку и бросил ее на стол.

– Это ваша квартира?

– Нет. Здесь живет моя подруга. Она сейчас в Москве на всесоюзном съезде спортсменов, а ключ оставила мне...

– Понятно.

Лин прошла в соседнюю комнату, очевидно, служившую кухней, и почти тотчас вернулась.

– Вот. Теперь вас зовут Дмитрий Зиновьев...

Они еще долго обсуждали различные детали операции, пока Лин не сказала:

– Вам пора. Я очень рисковала, вызвав вас сюда. Что вы сделали с запиской, которую я...

– Съел, – ответил Юбер. – Надеюсь, я ее переварю.

Она осталась серьезной и, гордо откинув назад свою голову азиатской королевы, заключила:

– По всей видимости, мы с вами больше никогда не увидимся. Я на это надеюсь. У меня останутся от вас неприятные воспоминания...

– Мне очень жаль, – снова сказал Юбер.

Он был искренен.

Лин проводила его до двери.

Владимир указал водителю автобуса на стул и сказал:

– Садитесь.

Водитель неловко сел, явно смущенный.

– Я вас вызвал...

Зазвонил телефон, и комиссар перебил себя, чтобы ответить:

– Алло...

Звонили из лаборатории Гродекова. Одежда, представленная для анализа химикам, была выстирана с помощью порошка, редко применяемого в СССР. Один из инженеров читал в научном журнале, что такие моющие средства использует интендантство армии США. Кроме того, масло, пятна которого остались на брюках, бесспорно, американского производства. Этого достаточно?

– Достаточно, спасибо.

Владимир бросил трубку на рычаг и стиснул зубы. Его круглое, обычно немного вялое лицо, приняло жесткое выражение. Водитель автобуса сжался на стуле, спрашивая себя, какой камень сейчас упадет ему на голову, и в сотый раз повторял себе, что совершенно ни в чем не виноват.

– Позавчера, – начал Владимир, – направляясь в Адатиум, ты посадил пассажира у пятого камня. Помнишь?

Шофер, задохлик с плохо подстриженными черными волосами, принялся крутить в грязных пальцах кепку. Он нахмурил брови, посмотрел вбок на пол, кривя рот, и медленно ответил:

– Да, помню, товарищ комиссар... Высокий тип, красивый, не очень приветливый на вид.

Лицо Владимира просветлело.

– Как он был одет?

Глаза шофера округлились.

– Как?.. Ну... Как все... Он был похож на рабочего в воскресном костюме... Помню, у него была кепка... коричневая, кажется; и еще котомка на плече.

– Он остановил тебя посреди дороги?

– Да. Как раз рядом с камнем, в самом лесу. Я еще подумал что он идет с лесосеки. Там недалеко их несколько.

– Что он тебе сказал?

– Ну... Попросил билет до Адатиума, заплатил и сел на свободное место.

Владимир открыл ящик, достал оттуда фотографию, присланную из Адатиума его коллегой Григорьевым, и протянул ее шоферу.

– Ты знаешь этого человека?

– Это... Это не тот, о ком мы говорили!

– Я знаю, – нетерпеливо сказал Владимир. – Ты его видел?

– Л а. Я его часто возил. Это милиционер из Адатиума, верно?

– Да. Когда ты его видел в последний раз?

Шофер задумался, потом его тупое лицо вдруг выразило радость.

– О! Как раз в тот день, когда посадил того типа у пятого камня. Подождите! Да, тот тип сел как раз рядом с милиционером, который, правда, был не в форме!

Комиссар почувствовал, как у него по спине пробежала дрожь.

– Значит, он сел рядом с милиционером? Они разговаривали?

– Этого я не знаю, товарищ комиссар. Я ведь за рулем, мне надо следить за дорогой, так?

– Разумеется. В Адатиуме они сошли с автобуса. А ушли они вместе?

Шофер поджал губы и с сомнением покачал головой. Механизм его памяти, казалось, немного заржавел и не сразу заводился. Наконец, он вспомнил.

– Я не видел, как они выходили, товарищ комиссар. Я был на крыше, снимал багаж пассажиров. Потом я хотел подмести в салоне и увидел, как высокий вышел из закусочной и пошел в сторону Александровского шоссе. Сразу после него милиционер тоже вышел из закусочной и пошел в ту же сторону, что и высокий.

– Далеко позади него?

– Метрах в пятидесяти. Где-то так. Было темно...

Владимир взял фотографию, которую ему протягивал собеседник, и убрал ее в ящик.

– Ладно, – сказал он. – Ты мне больше не нужен. Можешь идти. И никому ни слова, а не то...

По лицу шофера пробежала тень страха. Он вышел, пятясь и обещая держать язык за зубами. Владимир снял трубку внутреннего телефона и приказал:

– Через четверть часа мне нужна машина. Без шофера. Я поведу сам... Направление? Запишите: Адатиум и Александровск.

Он вышел в коридор и по пути обратился к одному из секретарей:

– Прекратите допросы Такары. Держите его в одиночке до моего возвращения. Я уезжаю на двадцать четыре часа.

8

Уже второй раз после наступления темноты Юбер проходил по оживленной набережной Максима Горького. Он шел решительным шагом, как человек, имеющий определенное дело и знающий, как его выполнить. Таким образом ни один милиционер, обеспечивавший безопасность порта, не обратил на него внимания.

Он сделал свой выбор. Длинная и тяжелая самоходная баржа, погрузка которой закончилась, имела покрытую брезентом спасательную шлюпку, куда было сравнительно легко забраться с причала.