Граница - Минель Левин

Слезящиеся глаза старухи блеснули.

Тугай попробовал кошелек на вес. Потом равнодушно бросил матери. Старуха подхватила кошелек, перешагнула через лежащего на полу юношу, подошла к сундуку и достала лепешку. Затем пододвинула сыну миску. Он нехотя хлебнул и задумался.

Мать отчужденно посмотрела на сына. Вдруг, что-то вспомнив, бесцеремонно вытащила из-под головы спящего юноши кожаную сумку. Протянула Тугаю, объяснила, что сумку сегодня нашел Туйчи.

Она кивнула на спящего.

Тугай повертел в руках сумку, разглядел вырезанную на ней звезду и, не вставая с места, толкнул ногой племянника. Тот поднялся, испуганно озираясь.

— Где нашел?

Юноша не ответил и повернулся на другой бок. Тугай ударил его по спине.

— Ну?

Туйчи, подавляя нараставшую обиду, сказал:

— Рыл во дворе яму...

Тугай больше не слушал. Пытался вспомнить, как эта сумка попала сюда. У кого была раньше? Отец когда-то привез? Да, может быть...

Он расстегнул ремешок сумки и вытащил сверток, обернутый промасленными тряпками. Удивленно повертел в руках, развернул. На пол выпали свернутые трубочкой выцветшие от времени фотографии. Тугай резким движением поднял их и стал с любопытством разглядывать.

На одном из снимков — отец. Странно... А кто же другой?.. Совсем еще юноша... Черт возьми, где-то встречались. Но где? Где?

Он закрыл глаза, и вдруг в памяти ярко всплыла давно забытая картина. Это было давно, лет двадцать пять назад. Громадный костер. Отец — верхом на коне. Вокруг басмачи. Конь храпит, пятится. Отец хочет, чтобы конь наступил копытами на пленника, на связанного юношу, лежащего у костра. Рядом человек в меховой куртке и клетчатых брюках. Он улыбается, направляет на юношу фотоаппарат. Господин, господин... Как его фамилия?.. Ведь это он привозил оружие... Кажется, господин Смит...

А кто этот юноша?

Тугай напряг память.

— Постой, постой! — Тугай кажется вспомнил. — Ведь это — Ахмед, сын Ибрагима!..

О, если бы он, Тугай, встретил сейчас этого Ибрагима! Этот проклятый чабан заманил отца в ловушку на старом посту.

Он вскочил и выбежал на улицу.

Скорее к Фуксу!..

Ремешок сумки, крепко зажатой в руке, хлестал его по ногам.

Тугай служил в «экспедиции» Фукса. Там знали его отца — свирепого Алибека. Разбитый краснопалочниками[3], Алибек бежал за кордон. Потом с остатками банды снова перешел границу. Три дня грабил и жег селения, но был пойман советскими пограничниками. Тугай, старший сын Алибека, давно знал Фукса. Он приезжал сюда во время войны и вот сейчас снова не забыл Тугая.

Мистер Фукс жил в доме ишана, занимал четыре комнаты и застекленную террасу, где стояла стереотруба.

Тугай без стука вошел в кабинет и положил на стол потертую фотокарточку.

— Вот. Случайно сохранилась.

— Что это? — недовольно спросил Фукс, закрывая книгу, которую он читал, газетой.

— Это сын краснопалочника. Я вспомнил: он попал к нам в плен... А старик, мне кажется, жив.

— Колхозник?

Тугай кивнул:

— Я знаю, его зовут — Ибрагим. Давно пора с ним рассчитаться.

Фукс просиял:

— Вы говорите, что это его сын?

— Это он, — ответил Тугай.

— Тогда, мистер Тугай, могу вам обещать, что вы обязательно рассчитаетесь с этим Ибрагимом... Не желаете ли виски? — Фукс пододвинул стакан к Тугаю. — С соком?.. Прямо так?.. Пожалуйста... Но вначале нужно узнать всё про старика...

Они долго говорили и расстались довольные друг другом.

Трое суток спустя Тугай снова пришел к Фуксу. Он с ожесточением пнул подвернувшуюся под ноги собачонку и опустился на ковер.

— Ну что?

— Виски! — прохрипел Тугай. — Я замерз.

— Да говорите же! — пододвигая бутылку, нетерпеливо произнес Фукс.

Тугай сделал несколько глотков. На ковер по халату стекали грязные потеки.

— Видел. Он жив, — переводя дыхание, ответил Тугай. — С отарой овец... И где живет — знаю. Один живет...

— Ну?

— Пока больше ничего сделать не мог. — Тугай поставил на стол пустую бутылку. — Снова пойду.

Фукс кивнул в знак согласия.

— И пойдете не один, — заметил он. — У Ибрагима придется немного погостить. А чтобы он хорошо встретил, я кое-что придумал.

Фукс быстро подошел к столу, выдвинул ящик.

— Смотрите, мистер Тугай! — сказал он.

Тугай встал.

— О! — вырвалось у него, когда подошел ближе. На столе лежала фотография.

— Ну как? Похож? — довольный произведенным эффектом спросил Фукс. — Тонкая работа, не правда ли? Ретушь и пересъемка. Как вы думаете, мистер Тугай, этот пастух обрадуется? Ведь сын — совсем как живой...

Тугай усмехнулся.

Глава девятая

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ

К вечеру появились тучи. Горы потемнели и как бы придвинулись. С наблюдательной вышки по винтовой лестнице спустился часовой.

Все на заставе знали, что начинается вьюга. Ветер свистел по ущелью. По дороге плыла поземка. Тучи стремительно неслись к скалам, нанизывались на остроконечные пики.

Часовой приподнял капюшон брезентового плаща: да, лихо будет сегодня в наряде!..

Свободные от службы пограничники собрались в ленинской комнате. Стулья в парусиновых чехлах, сдвинутые с обычных мест, окружили столик с радиоприемником.

Теперь познакомим читателя с собравшимися. Солдаты Гебридзе и Петренко лениво листают журналы. Тут же сержант Обручев. На диване лейтенант Ганиев, только оставивший свадебный ужин у капитана Демина. Рядом с ним — Зубарев и старший сержант Резников, тот самый, которому Обручев привез портсигар.

Резников непосредственный начальник Зубарева, инструктор службы собак. В отряде его все называют: «Наш Карацупа». А кто на границе не знает Никиту Карацупу — знаменитого следопыта?

Резников тоже человек бывалый. И есть у него Барс. Барс — это не Ральф: три медали!.. А у Ральфа, может быть, тоже будут медали! Ральф, он ведь какой?.. Он всё может. И вожатого слушается. Ну был случай, когда он чуть не порвал шофера. Так ведь этот шофер, как там его, сам виноват!..

И еще несколько человек в ленинской комнате.

А где же старшина Каримов, лучший джигит? Он задержался: отпускал продукты на кухню. А когда пришел, все места уже были заняты. Зубарев предупредительно встал.

— Садись, земляк, — сказал сержант Обручев, уступая ему краешек стула.

Послышались знакомые позывные.

— Говорит Москва. Передаем концерт по заявкам пограничников. Слушайте...

— Ой, ой! — воскликнул Гебридзе. — Первый номер по моей заявке — ария Кето из оперы «Кето и Котэ» Долидзе!.. Наконец в чем-то я оказался первым, — говорил он, хитро глядя на старшину Каримова.