Граница - Минель Левин

18   25

Н   А

Сорок второй знак — пробел.

Значит первое слово «НА».

10   1   2   7   8   27

 К   В   С   А   М   П

И снова разделительный знак.

«Что это еще за «КВСАМП»? — недовольно подумал майор. Опять, вероятно, ошибка.

Он попросил одного из своих помощников вскипятить чай и взялся за следующий том.

Нужно только догадаться, из каких элементов складывалась система неизвестного кода. Допустим опять-таки, что восемьдесят восьмой знак — точка, а четыреста двадцать четвертый — буква, встречающаяся впервые.

Ну, а еще что?

И он снова склонился над книгой с металлическим строкомером в руках.

Глава седьмая

ПОСЛЕ РЕЙСА

Диспетчер автопарка Зинаида Махрова в этот день не работала. Но она пришла в гараж рано и сидела в своей комнатке, где беспрерывно звонил телефон. На ней была беличья шубка и самые модные в городе ботики с молнией, отороченные мехом. Губы ярко накрашены. Брови подведены. Не подумаешь, что простой диспетчер.

Сменный дежурный — молодая женщина с изможденным лицом, взглянула на подругу и тихо вздохнула. Колючим показался ей свой платок, в который была закутана, тяжелой — телогрейка с мужниного плеча, тесными — ботинки.

Махрова сказала участливо:

— Иди-ка ты, Надюша, приоденься. А я пока подежурю.

— А если придет колонна?

— Раньше чем к обеду не придет, ты знаешь.

Дежурная не двинулась с места.

— Ну же! — поторопила Махрова.

Надежда опять вздохнула и просветлевший было взгляд ее погас.

— Ни к чему...

Махрова знала, что Надежда плохо живет с мужем. На людях обходительный, а дома деспот: и то ему было не так, и это. А главное, вот уже второй год не хотел регистрировать брак.

Друзья по работе пробовали вмешаться:

— Что-то, Игнатюк, с женой у тебя неладно получается.

Он разводил руками:

— Не знаю, не знаю... Устала, наверно... Бросай, говорю, работать. Отдохни. Не хочет... Ну, разберемся. — И брал жену под руку. — Идем, Надежда.

В другой раз он отвечал:

— Чужая семья — потемки!

А иногда при людях обращался к жене:

— Ты, по-моему, не можешь на меня пожаловаться...

Махровы жили по соседству, и часто заплаканная Надя приходила к Зине отвести душу. Она ничего не рассказывала. Только вздыхала.

— Опять кричал? — спрашивала Зина.

Надя молчала.

— Я слышала, кричал! — настаивала Махрова.

Надежда прятала глаза, покрасневшие от слез.

— И что он за человек? — удивлялась соседка. — Со всеми вежливый, а с тобой...

Та отвечала с дрожью в голосе.

— Не любит он меня.

— Так уйди!

Надежда с трудом выдавливала:

— Не могу!..

Она любила.

...Колонна вернулась из рейса во второй половине дня.

Бензовоз Игнатюка затормозил у диспетчерской. Надежда вышла навстречу в новом демисезонном пальто. Махрова всё-таки заставила ее переодеться.

Игнатюк приветливо помахал Надежде. Со стороны казалось, что он радуется встрече.

«Что за человек?» — снова подумала Махрова, прижимаясь к окошку диспетчерской.

Она всегда одевалась нарядно, когда встречала мужа. Вместе они пошли домой.

Возле городской библиотеки повстречались с шофером Петром Калачкиным. Он был уже изрядно навеселе.

— Куда, паря? — усмехнулся Махров.

Калачкин бочком обошел его.

— В биб-ли-о-теку! — он пьяно улыбнулся.

— Куда, куда? — не поверил Махров.

— В биб-ли-отеку, — повторил Калачкин и, действительно, пошел в библиотеку.

Махров нахмурился. Жена взяла его под руку.

— Не набедокурил бы, — ответил он на ее немой вопрос. — Что-то раньше я не замечал у него страсти к книгам.

— Пусть читает, — сказала она.

— Да пусть...

Махров любил возвращаться домой из рейса. Пока умывался, жена подала обед. Сегодня можно было и выпить. Он очень устал, продрог.

После обеда взял газету и прилег на диван.

Проснулся — в комнате темно. Из кухни доносились приглушенные голоса.

Махров прислушался.

— Куда же он пошел? — это спрашивала жена.

— Не знаю.

— Но ты с ним говорила?

— Он сказал: по делам.

— Эх, Надя, Надя!.. — И после паузы: — Опять плачешь?

Махров встал.

Женщины услышали скрип половиц в комнате и умолкли.

— Я пойду! — сказала Надежда, скрываясь за дверью.

— Кто там, Зина? — спросил Махров.

— Надя была...

— Опять ссорятся?

Жена не ответила.

— Сходим в кино? — предложил Махров.

Зина вошла в комнату, включила свет. Махров зажмурился. Лицо было помято со сна.

— А ты не устал? — спросила она.

— Сходим, сходим! — повторил он. — Одевайся, как раз успеем на последний сеанс.

Домой они возвращались поздно. Шли быстро и вскоре приблизились к одинокой парочке. Махров замедлил шаги, переглянулся с женой. Впереди шли шофера Игнатюк и Калачкин. Петр еле волочил ноги. Игнатюк поддерживал его.

Махров свел брови:

— Не нравится мне их дружба.

— А я и не знала, что они дружат, — сказала Зина. — Догоним?

Он придержал ее за руку:

— Пусть идут

Глава восьмая

НА ТОЙ СТОРОНЕ

Если провести прямую линию от перевала Кыз-Байтал на юго-восток, то она пересечет границу, вонзится в окоченевшее тело закрытой тучами вершины, повиснет над бездной, снова встретит на своем пути горы, и, наконец, приведет в небольшое селеньице и застрянет там среди вросших в землю кибиток.

Тугай пришел домой поздно. Злой. Сел у сандала[2].

На душе скверно. Черт знает, как скверно!.. Перепил?.. Может быть. Не допил?.. Тоже может быть... Всё может быть!!!

На дворе — погань: ветер, мокрый снег. Тугай провел рукой по спине. Мокрая. Скинул халат.

Да, ветер так и гонит вниз. Гонит. А куда вниз? Куда спешить?..

Мать в засаленном платье что-то прошамкала беззубым ртом. Он не сразу сообразил, о чем она говорит. Мысли заняты другим.

Старуха просила деньги.

Тугай посмотрел на нее: точно впервые увидел морщинистое лицо, сухие, загрубевшие руки. А ведь говорят, когда-то была красавицей...

Мать тоже взглянула на него: как он изменился. Нос вытянулся, на щеках резко обозначились скулы. Да и не только внешне изменился он с тех пор, как стал вести непонятный ей образ жизни. Но старуха не спрашивала его об этом — ей нужны были деньги.

Она в третий раз обратилась к нему. Вытянула руку. Фу ты, как нищенка. Тугай достал кошелек.