Эквус - Питер Шеффер

ЭСТЕР. Нет, спасибо. В самом деле, мне пора идти. Как обычно…

ДАЙЗЕРТ. Правда?

ЭСТЕР. Правда. Перед тем, как лечь спать, нужно перелопатить целый Эверест бумаг.

ДАЙЗЕРТ. Вы никогда не меняете планов, да?

ЭСТЕР. А вы?

ДАЙЗЕРТ. Этот парень со своим пронзительным взглядом. Он пытается спастись от меня.

ЭСТЕР. Мне тоже так кажется.

ДАЙЗЕРТ. Но вот что я пытаюсь с ним сделать?

ЭСТЕР. Вернуть его, разве не так?

ДАЙЗЕРТ. Куда?

ЭСТЕР. В нормальную жизнь.

ДАЙЗЕРТ. Нормальную?

ЭСТЕР. Да, это до сих пор что-то значит.

ДАЙЗЕРТ. Неужели?

ЭСТЕР. Конечно.

ДАЙЗЕРТ. Вы хотите сказать, что нормальный юноша имеет одну голову, а нормальная голова — два уха?

ЭСТЕР. Вы знаете, что я хочу сказать.

ДАЙЗЕРТ. Что? Что еще?

ЭСТЕР (мягко). О, прекратите.

ДАЙЗЕРТ. Нет, что? Скажите мне.

ЭСТЕР (вставая, улыбаясь). Я не пользуюсь такими приемами, Мартин. Вы просто бесчестный человек!.. (Пауза.) Вы знаете, что я подразумеваю под нормальной радостью в детских глазах, даже если я не могу это как следует определить. Не так ли?

ДАЙЗЕРТ. Да.

ЭСТЕР. Тогда мы будем работать над этим, ладно? Оба.

ДАЙЗЕРТ. Как трогательно… Я буду держать вас в курсе.

ЭСТЕР. Вы меня отпускаете?

ДАЙЗЕРТ. Вы же сказали, что вам пора идти.

ЭСТЕР. Да, пора… (Она целует его в щеку.) Спасибо вам за то, что вы делаете. Каждую секунду вы роетесь в гнилом тряпье. Мне очень жаль… Мне кажется, то немногое, что можно тут поделать, — просто придерживаться устоявшегося порядка.

ДАЙЗЕРТ. В чем?

ЭСТЕР. О! В общении с детьми, пока они не повзрослели. Вот в чем.

(Он рассматривает ее.)

ДАЙЗЕРТ. Вы по-настоящему совершенно восхитительны.

ЭСТЕР. На том стоим. Спокойной ночи.

(Она покидает его.)

ДАЙЗЕРТ (про себя или к аудитории анатомического театра). Нормальный!.. Нормальный!

19

(Алан встает и выходит на площадку. Он подавлен.)

ДАЙЗЕРТ. Добрый день.

АЛАН. Добрый.

ДАЙЗЕРТ. Я очень сожалею о нашей вчерашней ссоре.

АЛАН. Это было глупо.

ДАЙЗЕРТ. Было.

АЛАН. Я имею в виду то, что я сказал.

ДАЙЗЕРТ. Как тебе спалось?

(Алан пожимает плечами.)

Ты себя нехорошо чувствуешь, да?

АЛАН. Все в порядке.

ДАЙЗЕРТ. Хочешь, сыграем в одну игру? Ты сразу почувствуешь себя лучше.

АЛАН. Что за игра?

ДАЙЗЕРТ. Она называется «Закрой Глаза!». Ты на чем-нибудь фиксируешь взгляд, скажем, на том маленьком пятне вон там на стене, а я стучу вот этой ручкой по столу. Тук! — и ты закрываешь глаза. Тук! — и открываешь. И так далее. Закрываешь, открываешь, закрываешь, открываешь, пока я не скажу «стоп!»

АЛАН. И как же, интересно, от этого улучшится мое самочувствие?

ДАЙЗЕРТ. Ну, ты расслабишься. И тебе почудится, будто ты говоришь со мной во сне.

АЛАН. Это глупо.

ДАЙЗЕРТ. Не хочешь — не надо.

АЛАН. Я не сказал, что не хочу.

ДАЙЗЕРТ. Ну?

АЛАН. Я не понимаю.

ДАЙЗЕРТ. Хорошо. Садись и смотри на пятно. Положи руки на колени и растопырь пальцы.

(Он разворачивает левую скамейку, и Алан садится на ее край.)

Чувствуй себя свободно, удобно, расслабься… Ты смотришь на пятно?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Отлично. Теперь попытайся, насколько это возможно, избавиться от всех мыслей.

АЛАН. Это нетрудно.

ДАЙЗЕРТ. Шшшшш. Не разговаривай… Стукну раз — закрывай глаза. Стукну два — открывай. Ты готов?

(Алан кивает. Дайзерт стучит ручкой по деревянному поручню. Алан закрывает и открывает глаза. Постукивание раздается через равные промежутки времени. После четвертого удара стук трансформируется в громкие металлические звуки, записанные на магнитную ленту. Дайзерт обращается к аудитории анатомического театра. Свет тускнеет.)

Нормально — это радость в глазах ребенка. Да, все правильно. Нормально — это мертвый взгляд у миллиона взрослых. То и другое милует и карает, подобно Богу. Ординарность, ставшая прекрасной и Посредственность, ставшая смертоносной. Хищному Богу Здоровья совершенно необходима Нормальность. И я Жрец этого Бога. Мои инструменты очень изящны. Мое сострадание неподдельно. В этой комнате я действительно помогаю детям. Я заговариваю страхи и облегчаю страдания, но кроме того — по ту сторону предмета — именем своего Бога, именем обеих его ипостасей, я ворую у них маленькие кусочки индивидуальности. Чем лучше кусок — тем более чудесному и редкому Богу он предназначен. И на протяжении… Я больше чем уверен, что ритуал жертвоприношения Зевсу продолжался не дольше шестидесяти секунд. Но жертвоприношения Нормальности могут взиматься дольше шестидесяти месяцев.

(Металлический грохот пропадает. Дайзерт стучит карандашом. Свет становится таким же, как до монолога. Алану.) Твои веки тяжелеют. Ты хочешь спать, ведь правда? Ты хочешь долгого глубокого сна. Так получи же его. Твоя голова тяжела. Очень тяжела. Твои плечи тяжелы. Спать.

(Стук прекращается. Глаза Алана остаются закрытыми, а его голова опущена на грудь.)

Ты слышишь меня?

АЛАН. Ммммм.

ДАЙЗЕРТ. Ты можешь нормально разговаривать. Скажи «да», если можешь.

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Хороший мальчик. Теперь подними голову и открой глаза.

(Юноша подчиняется.)

А сейчас, Алан, ты ответишь на все вопросы, которые я тебе задам. Понимаешь меня?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. А когда ты проснешься, то будешь помнить все, что сказал мне. Хорошо?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Умница. Теперь я хочу, чтобы ты мысленно вернулся в свое детство. Туда, на тот пляж, о котором ты мне рассказывал. Накатывают волны, а ты строишь замки из песка. Над тобой склонился тот огромный прекрасный конь. Из его рта капает пена. Ты видишь это?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Ты спрашиваешь его: «Тебе от уздечки больно?»

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Ты спросил его вслух?

АЛАН. Нет.

ДАЙЗЕРТ. И что тебе ответил конь?

АЛАН. «Да».

ДАЙЗЕРТ. Что ты сказал потом?

АЛАН. «Я избавлю тебя от этого».

ДАЙЗЕРТ. А он?

АЛАН. «От этого не избавишься. Они наложили на меня цепи».

ДАЙЗЕРТ. Как на Иисуса?

АЛАН. Да!

ДАЙЗЕРТ. Только его имя не Иисус, так?

АЛАН. Нет.

ДАЙЗЕРТ. А как же?

АЛАН. Никто не знает, кроме него и меня.

ДАЙЗЕРТ. Ты можешь сказать мне, Алан. Его имя.

АЛАН. Эквус.

ДАЙЗЕРТ. Живет ли он в каждой лошади или только в одной?

АЛАН. Во всех.

ДАЙЗЕРТ. Хороший мальчик. Теперь ты покидаешь пляж. Ты дома. Тебе двенадцать лет. Ты прямо перед фотографией в футе от своей кровати. Ты смотришь на Эквуса. Тебе хочется опуститься на колени?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ (поощрительно). Ну, так давай.

(Алан опускается на колени.)

А теперь скажи мне. Почему Эквус в цепях?

АЛАН. За грехи мира.

ДАЙЗЕРТ. Что он сказал тебе?

АЛАН. «Я вижу тебя. Я спасу тебя».

ДАЙЗЕРТ. Как?

АЛАН. «Умчу тебя прочь. Двое станут одним».

ДАЙЗЕРТ. Конь и всадник станут одним зверем?

АЛАН. Одним существом!

ДАЙЗЕРТ. Продолжай.

АЛАН. «И мой дзынь-делень будет в твоей руке».

ДАЙЗЕРТ. Дзынь-делень? Это что? Уздечка?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Хорошо. Можешь подняться. Давай же.

(Алан встает.)

Теперь подумай о конюшне. Что такое конюшня? Его храм? Его Святая Святых?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Храм, в котором ты мыл его? Где ты стерег его и чистил множеством щеток?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. И там же он разговаривал с тобой, так? Он смотрел на тебя своими кроткими глазами и беседовал с тобой?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Что он сказал? «Оседлай меня. Садись на меня и скачи на мне без оглядки всю ночь»?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. И ты повиновался?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Как же ты научился? Наблюдая за другими?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Это, должно быть, трудно? Ты ошибался?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Но он показал тебе, правда? Эквус направил тебя на путь истинный?

АЛАН. Нет!

ДАЙЗЕРТ. Нет?

АЛАН. Он мне ничего не показывал! Он подлый содомит! Взлететь или Упасть! Ему все равно! Это Закон Безразличия.

ДАЙЗЕРТ. Закон Безразличия?

АЛАН. Всем было безразлично, родился он или нет, и теперь это его закон.

ДАЙЗЕРТ. Но ты научился? Ты приручил его?

АЛАН. Я сделал это!

ДАЙЗЕРТ. А потом тайно ездил верхом?

АЛАН. Да.

ДАЙЗЕРТ. Как часто?

АЛАН. Каждые три недели. Чаще — люди бы заметили.

ДАЙЗЕРТ. На одном и том же коне?

АЛАН. Нет.

ДАЙЗЕРТ. Как ты попадал в конюшню?

АЛАН. Украл ключ. Сделал копию у Брайсона.

ДАЙЗЕРТ. Ловкий мальчик.