Эквус - Питер Шеффер

Питер ШЕФФЕР

ЭКВУС

Предисловие к пьесе

Как-то раз года два назад в один из уик-эндов я прогуливался с моим другом по унылой сельской дороге. Мы двигались в сторону конюшен. Внезапно ему припомнилось ужасное преступление, о котором он совсем недавно услышал на обеденном приеме в Лондоне. Сам он знал только одну страшную подробность, и весь его рассказ продолжался едва ли дольше минуты, но и этого было достаточно, чтобы неимоверно очаровать меня.

Преступление произошло несколько лет назад. Его совершил какой-то психически неуравновешенный молодой человек. Оно глубоко потрясло присяжных заседателей в местном суде. Однако для окончательного приговора явно не хватало ясной четкой мотивации.

Три-четыре года спустя мой друг умер. Я так и не успел ни проверить то, что он мне рассказал, ни попросить его что-либо добавить к сказанному. Он не назвал ни имен, ни места, ни времени. Хотя не думаю, чтобы он вообще знал их. Все, чем я обладал, ― просто факт совершенного ужасного преступления, а также вызванные им чувства. Единственное, что я знал наверняка, так только то, что мне неодолимо хотелось интерпретировать историю в собственную, до некоторой степени подобную ей фабулу. Я стремился создать идеальный мир, в котором любой поступок стал бы понятным и постижимым.

Каждый персонаж и эпизод в пьесе «Эквус», которая целиком является моей выдумкой, в реальном происшествии повторяют самих себя; даже мои собственные чувства модифицированы в соответствии с жанровыми особенностями театрального искусства. Сейчас я рад, что ни разу не сделал попытки подтверждать или отрицать те или иные нюансы рассказа, поскольку мой интерес к нему и без того усиливался все больше и больше в зависимости от различных поворотов расследования.

Меня постигла большая удача, когда, работая над финалом пьесы, я удостоился совета и грамотного комментария видного детского психиатра. С его помощью я попытался психологически увязать реальные поступки и ощущения персонажей наиболее естественно. Кроме того, я пришел к пониманию, что психиатры — чрезвычайно разношерстная каста, проповедующая такие же чрезвычайно разношерстные методы и технологии. Мартин Дайзерт ― всего лишь рядовой доктор в рядовой клинике. И я чувствую большую ответственность перед ним, равно как и перед его пациентами.

Декорации

Деревянная квадратная площадка установлена на плоском круглом деревянном постаменте (круге).

Площадка снабжена поручнями, что делает ее похожей на боксерский ринг. Поручни, тоже деревянные, прикреплены к трем ее сторонам. В ограждении проделаны широкие просветы и прикреплены несколько деревянных планок, образующих изгородь. На авансцене ограждений нет. Вся площадка установлена на шарикоподшипники так, чтобы стоящие вокруг актеры, упираясь руками в поручни, могли легко и плавно поворачивать конструкцию.

На площадке стоят три небольших скамейки, также из дерева. Они установлены параллельно поручням напротив планок, но могут при необходимости перемещаться актерами.

Единственный предмет на полу вращающейся площадки — вделанный в доски тонкий металлический столб, высотой около ярда, который в нужный момент можно поднять и установить вертикально. Это опора для актера, исполняющего роль Самородка, в сцене, где его седлают.

В оставшемся свободном пространстве сцены расположены несколько скамеек. Две передние кулисы ослаблены и, провисая, прикреплены впритык к бордюру деревянного круга. Около каждой из кулис на авансцене стоит по одной скамейке. Левую использует Дайзерт во время прослушивания пленки и чтения журнала, а также Алан — в качестве больничной койки. Правой пользуются родители Алана, они сидят на ней бок о бок на протяжении всего спектакля. (Вся «дислокация» дана с точки зрения центральной ложи зрительного зала.)

На дальних скамейках, расположенных в глубине сцены, размещаются другие артисты. Весь исполнительский состав «Эквус» постоянно находится на сцене; на каждом актере — вечерний костюм. Исполнители поднимаются сыграть свой эпизод и возвращаются на место, обходя вокруг площадки. Они — свидетели, ассистенты и — самое главное — Хор.

Вместо задника в дальней части сцены расположена трибуна из нескольких рядов скамеек, и с центральным тоннелем для входа и выхода зрителей. Это сооружение представляет собою зал анатомического театра, в котором сидят слушатели. По ходу пьесы Дайзерт обращается со своими монологами не только к зрителям, пришедшим на спектакль, но и время от времени к восседающей на трибуне аудитории. Однако остальных актеров это ни в коей мере не касается.

Цвет всех скамеек — оливково-зеленый.

Над сценой подвешена батарея прожекторов, крепящихся к огромной металлической круглой раме. В таком варианте освещается только центральная площадка.

Лошади

Актеры одеты в спортивные костюмы из темно-коричневого вельвета. Их башмаки выполнены в виде лошадиных копыт высотой около четырех дюймов, с прикрепленными к ним металлическими подковами. На руках у всех перчатки одного цвета. На головы актеров надеты жесткие маски, сделанные из проволоки и лоскутьев ножи; глаза масок закрыты кожаными наглазниками. Маски надеваются просто как шляпы: не нужно пытаться каким-то образом камуфлировать лица исполнителей.

Любой буквализм в изображении хорошо известного домашнего животного или — еще хуже — пантомимическое копирование его повадок недопустимы. Актеры ни в коем случае не становятся на четвереньки и не сгибаются при продвижении вперед. Они должны постоянно — исключая эпизод скачки Самородка — стоять прямо. Ведь если посмотреть на лошадь в фас, то ее туловища практически не видно. Весь «животный» эффект достигается чисто пластически: движением ног, шеи, естественной мимикой лица и поворотом головы с надетой на нее маской, использованием жестов, выражающих состояние животных, беспокойства или самодовольства и гордости. Большое значение имеет также и то, что маски снимаются перед аудиторией анатомического театра одновременно всеми актерами; для этого исполнители должны внимательно наблюдать друг за другом. Одновременное костюмирование создает атмосферу церемонности и щепетильности.

Хор

В тексте «Эквус» ссылки на хор даются ремаркой «Шум». Я подразумеваю под этим хоровой эффект, создаваемый всеми актерами, сидящими в глубине сцены. Они гудят, топают, стучат, но ни в коем случае не копируют лошадиное ржание. Этот шум возвещает о пришествии божества Эквус.

Действующие лица

МАРТИН ДАЙЗЕРТ, психиатр.

АЛАН СТРЭНГ.

ФРЭНК СТРЭНГ, отец Алана.

ДОРА СТРЭНГ, мать Алана.

ЭСТЕР СОЛОМОН, судья.

ДЖИЛЛ МЭЙСОН.

ГАРРИ ДЭЛТОН, владелец конюшен.

МОЛОДОЙ ВСАДНИК.

Шесть АКТЕРОВ, включая Молодого Всадника, который, кроме того, исполняет роль САМОРОДКА.

Основное действие пьесы происходит в Психиатрической Клинике Рокеби в Северной Англии.

Наши дни.

Пьеса разделена на пронумерованные сцены, указывающие на изменения времени, места или настроения. Однако события на площадке разворачиваются непрерывно.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

1

Полная тьма.

И тишина.

На площадку ниспадает тусклый свет.

В круге света стоит Алан Стрэнг, худощавый юноша семнадцати лет, в свитере и джинсах. Перед ним — конь Самородок. Поза Алана — олицетворение нежности: его голова покоится на плече животного, руки тянутся вверх, лаская голову лошади. Самородок, млея от наслаждения, прижимается к Алану шеей.

В темноте на авансцене вспыхивает огонек сигареты. На левой скамейке курит Мартин Дайзерт, мужчина сорока пяти лет.

ДАЙЗЕРТ. Он обнимается с одним удивительным созданием по кличке Самородок. Животное тычется своим потным лбом в его щеку; и так они стоят в темноте час, два — словно милующиеся влюбленные. Я придерживаюсь мысли, что среди всех чудес мира самое невероятное — это Лошадь! Нет, парень, лошадь, уверяю тебя, и ничего тут не поделаешь. Посмотрите только, как огромная голова целует юношу своим обезображенным уздечкой ртом. Я чувствую, что это существо находится во власти какого-то смутного желания, абсолютно не относящегося к инстинкту набивать брюхо или совокупляться. Что же это за желание такое? Может, перестать быть лошадью? Вырваться из связывающих его генетических уз вида? Можно ли представить, что при определенном стечении обстоятельств животное в силах сконцентрировать все свои страдания, унылые, нескончаемые — в судорогу, встряску посреди размеренного движения жизни — вылепить из них себе одно единственное Горе? Но какое может быть Горе у лошади?