Дикая Охота - Роман Афанасьев

— Спроси, спроси.

— Ну, и что там такого странного ты заметил, чего не заметил я?

— В центре пентаграммы лежал оборотень, — выпалил Борода.

— Оборотень? — удивился Кобылин. — Он там откуда взялся? Я никакого оборотня не видел.

— Понятное дело, не видел. — Гриша кивнул. — Судя по следам, тебе некогда было разглядывать, кто там на полу. А он был сильно ранен, лежал неподвижно. Видно, этим уродам не удалось его усыпить, и они просто его замордовали настолько, что в нем едва теплилась жизнь. Он сдох на руках у оперов, изрядно их удивив.

— Представляю, — вздохнул Кобылин. — И что они?

— А чего они, — Борода пожал плечами. — Как всегда — поступил приказ в письменном виде считать неопознанное существо мутировавшей собакой-выродком вплоть до следующих распоряжений. И все дела.

— Ох, неспроста это все, — Алексей покачал головой.

— А то! Есть у них и в ментовке свои лохматые братья, сто пудов, — отозвался Борода. — Ну, списали его на живодерню, и ладно. Я уж не лез в это дело, чтобы не засветиться. Все, считай, тема закрыта.

— Закрыта так закрыта, — вздохнул Кобылин и провел ладонью по лицу, размазывая грязь по щекам. — Ладно, что у нас дальше?

— Звонил мне тут один тип, просил по старой дружбе разобраться с привидением в новой квартире, — тут же отозвался Борода. — Дает десять штук как минимум.

— Надо будет посмотреть, — бросил Алексей. — Мне новая куртка нужна. А что еще?

— Еще барабашка вроде завелся в девятиэтажке, это мне уж через третьи руки передали. Тоже вроде денежное дело.

— Хорошо, — Кобылин снова вздохнул. — И это глянем.

— Лех, — позвал Борода, демонстративно оглядываясь по сторонам. — Ты это. Того. Когда прекратишь по чердакам скакать?

— В смысле? — Кобылин нахмурился.

— Не пора ли тебе завязать с этим бомжеванием, отец? Прячешься по чердакам да подвалам, живешь впроголодь. Хватит партизанить, а?

— Некуда мне податься, — скупо отозвался Кобылин. — Погорелец я.

— Да брось, — Гриша махнул рукой. — Я тебе какую-нибудь квартирку подешевле вмиг сосватаю.

— Денег нет, — отрезал Кобылин. — Сам знаешь. Все на амуницию уходит.

— И без денег найдем, что-нибудь по знакомству, — не отступил Борода.

— Нет, Гриш, хватит, — зло бросил Кобылин. — Сам понимаешь, что один знает, то и десять других знают. Скажет один знакомый другому знакомому — и привет. Поехали. Сам говорил, слава за мной теперь тянется.

— И что? — Борода презрительно скривил губы. — Ты боишься, что за тобой опять придут?

— Боюсь, — признался Кобылин. — Да, боюсь, что опять придут, устроят пальбу, подожгут дом. Но не за себя. Ты знаешь, что в том пожаре, когда выгорела моя квартира, пострадали два человека? Соседка сверху, пожилая бабка Маня, задохнулась насмерть. Отравилась продуктами горения, так и не откачали. А Петрович, сосед из квартиры напротив, полез тушить пожар и сильно обгорел…

— Перестань, — Григорий нахмурился. — Таких пожаров в день… Сам знаешь. Просто не хочешь никого видеть. Я же знаю. Герой-одиночка, и все такое…

— И это тоже, — не стал отпираться Кобылин. — Никого видеть не хочу. Надоели. Все. Сам говорил, искали меня.

— И еще ищут, — Борода вздохнул. — Многие. В основном те, что работали на Олега. Народ не верит, что все рассыпалось. Нелегко работать в одиночку. Многие думали, что ты соберешь новую команду, начнешь все заново. Вот и ищут, чтобы перетереть пару вопросов.

— Ну уж нет, — Кобылин помотал головой. — Дудки. Хватит с меня этих игрушек в тайные организации. Есть дело — его и делаем. Нет дела — отдыхаем. И никаких партийных билетов, начальников, приказов в письменном виде и прочего говна. Ясно?

— Ясно, — вздохнул Борода. — Только это… Ты же знаешь, охотники народ настырный. Захотят — найдут. Не они, так те самые организации, у которых приказы в письменном виде. И никакие подвалы не помогут. Чего зря страдать-то?

— Пусть побегают, — Кобылин зло ухмыльнулся, оскалил зубы. — Пусть перетряхнут каждый подвал, каждый чердак. Просто так не дамся.

— Ох, Леха, — протянул Борода. — Ну ладно. Вижу, еще не отпустило тебя после пожара. Поговорим еще через месяцок. Ты как, прибарахлился уже или нет?

— Нет, — отозвался Кобылин, теребя остатки куртки, что больше походила на лохмотья бродяги. — Это дело у нас было… Настоящее. Не за деньги.

Борода, кряхтя, запустил руку во внутренний карман и вытащил большой кожаный кошелек. Вытащил из него несколько бумажек и сунул охотнику в руку.

— Это что? — с подозрением осведомился Кобылин. — Откуда?

— Пенсия, — раздраженно бросил Борода. — Осталось еще с прошлого раза. Купи себе куртку. На остальные я патронов возьму.

— Во, — оживился охотник. — Да, патроны! Гриш, совсем труба с этим делом. Достань хоть пачку к «макарову».

— Достану, — пообещал Борода. — Через день рюкзачок будет на том же месте, что и в прошлый раз. А вот с дробовиком твоим — швах. Ну нет таких поставок. Иностранная игрушка, к ней амуниции не возят. Попробую сам набить, из наших гильз, но это, знаешь…

— Попробуй, — попросил Кобылин. — Всего три патрона осталось. Гриш, и поскорей бы.

— Ладно, — бросил Борода. — Завтра или послезавтра достану тебе маслят для «макара». Потом свалю на денек в область — надо кое-какие семейные дела уладить. А потом уж возьмусь за гильзы.

— Идет, — с жаром согласился Кобылин. — Только не пропадай надолго, лады?

— Не пропаду, — отозвался Гриша. — Что мне сделается. Ты это, почту проверяй почаще. Напишу тебе емайл. Ну и на мобильнике обычном я, если что.

— Тогда нет проблем. — Кобылин улыбнулся и, сунув руку в карман, похрустел купюрами. — Слушай, пойду я за курткой сбегаю, что-то холодно в этом тряпье.

— Давай, — согласился Гриша. — Завтра созвонимся. Эй! Погоди. Какая куртка — ночь на дворе, магазины все закрыты.

— Ничего, — Кобылин подмигнул. — Знаю я одно место. Помнишь китайцев с бывшего Центрального рынка? Тех, что разогнали по окраинам? Я тогда еще оборотня у них завалил.

— Помню, — настороженно отозвался Борода. — И что?

— Знаю, где они ночуют, — отозвался Алексей. — Спят прям на товарах, в контейнере. Я у них желанный гость в любое время суток. Пойду прибарахлюсь, а то замерз аки цуцик.

— А — протянул Григорий. — Давай. Бэтмен.

Кобылин подмигнул и подпрыгнул. Бесшумно взвившись в воздух, он уцепился за невидимую балку, подтянулся и растворился в темноте.

Григорий задрал голову, и кепка чуть не свалилась с его лохматой головы. Прислушиваясь к тихим шагам по крыше, что постепенно затихали, он покачал головой. В глазах его застыла тоска и печаль.

— Бедный пацан, — прошептал он, опуская голову. — Бедный искалеченный ребенок.

Вытащив из кармана огромный носовой платок в синюю клеточку, Григорий шумно высморкался, покачал лохматой головой и похромал к распахнутой двери. Ему еще надо было добраться до соседнего дома, где он оставил верный «жигуленок», а потом сделать пару звонков. Всего пару звонков, чтобы это проклятое кровавое шоу могло продолжаться. Потому что так надо. Потому что так правильно. Потому что на днях они спасли десять невинных душ. И должны сделать это завтра. И послезавтра. И после-послезавтра, не обращая внимания на то, как ломается их собственная жизнь, как умирают по кусочкам их собственные души.

Потому что они — охотники.

СЛИШКОМ ДОЛГАЯ ЗИМА

Тонкий ледок предательски хрустнул под ногой. Кобылин затаил дыхание и замер. Привалившись плечом к бетонному выходу с чердака на крышу, Алексей до рези в глазах всматривался в полутьму. Рядом виднелась здоровенная коробка вентиляции, прикрытая остроконечной шапкой из оцинкованного железа. Именно к ней и пытался подобраться Алексей, когда под ногами захрустел мартовский лед, тонким слоем покрывавший залитую гудроном крышу старой девятиэтажки.

Прислушиваясь к темноте, растекшейся по городу вязкими чернилами, охотник до боли сжимал холодную рукоять «макарова» с длинным глушителем. Снизу, от шоссе, доносился гул проезжающих машин, со двора слышались приглушенные раскаты музыки, но здесь, в черной пустоте, под тяжелой шапкой сырых облаков, закрывавших луну, было тихо.

Кобылин осторожно выставил вперед ногу и перенес на нее вес тела. Поморщился, когда под рифленой подошвой тупоносых кожаных ботинок раздался противный хруст. Потом шагнул еще раз. И замер, наставив пистолет перед собой.

В темноте виднелись ноздреватые мокрые сугробы, оставшиеся с зимы, а чуть дальше белело оцинкованное железо, которым был обит край крыши. Ни перил на краях, ни заборчиков — никаких ограничителей. И один-единственный выход на крышу — над подъездом старой кирпичной девятиэтажки. Он же — вход, который и охранял охотник. Крыша пуста, прятаться тут негде, деваться тварюге некуда. Она где-то здесь.