Несерьезные отношения - Мария Сергеевна Коваленко

чудовище. — Не люблю быть добычей. Предпочитаю роль охотника. Но рад, что ты переживала.

— У вас слишком большое эго. В курсе?

Уже привычное желание стукнуть этого нахала вспыхнуло с новой силой, и ноги понесли меня еще быстрее.

— Я весь крупный, — погладив мою поясницу, уточнил Павел. — Но это ты уже знаешь.

Мужская ладонь перебралась на бок, и я против воли оказалась у Бояринова под мышкой. Словно Дюймовочка, несмотря на свои метр семьдесят. Полностью защищенная от пронизывающего ветра и рядом с такой печкой, что тонкое пальто стало жарким.

Наверное, нельзя было поддаваться на это тепло и защиту. Дважды мы были так близко, и оба раза это заканчивалось полным фиаско моей гордости. Сейчас внутренний голос тоже шептал: «Отодвинься! Опасно! Нельзя!»

Но в тусклом свете уличных фонарей Гамбург выглядел не таким уж приветливым. Безумные лица бомжей возле старого моста заставили вздрогнуть. Да и рука лежала на талии так надежно, будто якорная цепь, которую не сдвинуть и не сломать.

Не думала, что к такому можно привыкнуть, но спустя несколько минут на смену волнению пришло смирение. А чуть позже, под рассказы моего спутника заглохла и гордость.

Словно был здесь не второй раз, а как минимум десятый, Бояринов отлично ориентировался на улицах города. С видом настоящего экскурсовода он рассказывал местные байки и легенды. Которые, уверена, придумывал на ходу. Периодически снабжал нас обоих горячим чаем или глинтвейном. Руководил прогулкой, будто это не я захотела пройтись, а он сам все организовал.

Через час уже и не помнила, почему так волновалась из-за наглого начальства. Бдительность уснула сладким сном, а город больше не казался таким незнакомым и пугающим.

Вероятно, именно в этот момент и стоило прекратить нашу прогулку. «Хорошего понемножку!» — притормаживала я себя. Но за следующим поворотом увидела очередной подсвеченный огнями архитектурный шедевр и не смогла остановиться.

— Уверена, что тебе туда нужно? — Смиренно шедший со мной всю дорогу Бояринов вынудил задержаться.

Голубые глаза посмотрели так, словно бросали вызов. Проверяли на слабо, будто я хочу чего-то особенного.

Если бы я только понимала, чего именно!

— Там красиво!

Я снова глянула на здание, на толпу людей, которая шла по улице. Но ясности не прибавилось.

— В Гамбурге не все улицы одинаково безопасны для… — Павел усмехнулся, — для скромных, правильных учительниц.

Наверное, это был второй звоночек свыше. Молчавший все это время внутренний голос тоже проснулся и ворчливо стал напоминать об отеле, кровати и полезном после перелета сне.

— Если я учительница, то это не значит, что синий чулок!

Возможно, еще несколько секунд, и я бы согласилась уйти. Но в улыбке Бояринова появился вызов. А новый глоток глинтвейна придал смелости.

— И тебя не пугают красные фонари там?

Павел указал в сторону того самого «архитектурного шедевра», и неожиданная догадка согрела сильнее горячего напитка в руках.

Под крышей здания и дальше, на улице, действительно горели красные фонари. Почти такие же я видела на фотографиях Вали из Амстердама. Помнила ее истории, рассказанные шепотом, пока дети спят. И ее хохот.

— Думаете, что-то сможет меня удивить? — Сердце сбилось на аритмию, но я гордо вздернула подбородок.

Сама не знала, что могу быть такой воинственной. Все же общение с некоторыми мужчинами уже выходило боком.

— А вдруг? — Гад засиял как кот, которому подарили миску сметаны.

— Не хочу вас расстраивать, но мне давно не восемнадцать.

— И ты не будешь краснеть, закрывать глаза и требовать увести тебя поскорее?

Это была такая дешевая провокация, с какими в школе приходилось встречаться каждый день. Даже смешно было чего-то опасаться.

— Вы так говорите, словно я всю жизнь в монастыре провела.

— Тогда, может, даже зайдем куда-нибудь? На экскурсию. — Улыбка на красивых мужских губах превратилась в хищный оскал. — Или боишься?

Я внимательно посмотрела через плечо Бояринова на улицу. Домики как домики. С фонарями, но без обнаженных красавиц за окнами. Похожие на любые другие дома в этом городе.

— Но, чур, я сама выбираю место! — в полный голос заговорил во мне глинтвейн. — И это будет только экскурсия. Посмотреть!

Глава 7

Женя

Старый анекдот про ворону, которая полетела вместе с гусями на юг, я вспомнила уже возле пятого здания. «Я сильная. Я смелая. Я долбанутая!» — в мыслях, словно на большом экране, сияли ее последние слова.

Наверное, и мне следовало устроить такое же разоблачение. Остановиться, пока мы не забрели слишком далеко. И включить заднюю передачу до самого отеля.

Плевать, как долго бы потом смеялся надо мной Бояринов и какими комплиментами наградил бы. В конце концов, в должностных обязанностях переводчика не было ничего об экскурсиях по злачным местам с совместным рассматриванием пикантных деталей.

Выжила бы!

Вот только вторая часть меня, не такая умная и чересчур гордая, все откладывала спасительный побег.

Вместо борьбы за честь и достоинство, она заставляла с любопытством глазеть по сторонам. Скрывая смущение за равнодушным выражением лица, — рассматривать странные костюмы. И все сильнее вжиматься в бок Бояринова.

Инстинктивно!

Без задней и передней мысли!

Просто потому, что Павел большой. Как скала, за которую можно спрятаться и от других, и от себя.

Вероятно, именно это же желание спрятаться, толкнуло на следующий безумный шаг.

С безобидной улицей я ошиблась, как Колумб с Америкой. В витринах первых домов действительно не было голых красоток. Кроме фонарей и безликих вывесок, ничего не намекало на особенность улицы.

Но с окна четвертого дома, затем шестого, седьмого и дальше, все пошло иначе… В точности, как на фото из Валиного телефона.

Их было много. Девушки, женщины, мужчины… Кто-то в небрежно наброшенных на голое тело шубках. Кто-то в одном белье. Кто-то лишь в обуви — туфлях на высоких каблуках, в которых вряд ли можно было передвигаться.

Все они словно жили какой-то своей, особенной жизнью. Некоторые курили, безучастно глядя на толпу. Некоторые улыбались и рассылали воздушные поцелуи.

В одной из витрин полуголые девицы красили друг другу ногти. В другой — распивали кофе. В третьей обмазанный маслом чернокожий мужчина играл мускулами и подмигивал проходящим мимо женщинам. В четвертой… там происходило такое, что мой взгляд сразу перешел к пятой.

И так без конца. Будто с каждым новым шагом уровень откровенности становился все выше и горячее. А табу осыпались с прохожих, как с деревьев осенние листья.

Подозреваю, где-то к середине улицы только от одних нарядов я сгорела бы со стыда, и Бояринову пришлось бы срочно искать для праха удобную урну.

Щеки пылали, словно на улице не