Маленький большой человек - Томас Бриджер

— Видать, затем, чтобы замучить меня до смерти самым зверским способом, — не без гордости ответила она.

Мне показалось тогда, что это несколько странный повод для гордости, но я промолчал, ведь она так напомнила мне этим моего отца!

— Ну и ладно, — ответила ей вдова Уолш. — Лично я мешать не буду.

И она ушла, уводя за собой остальных. Индейцы убили их мужчин, изнасиловали их, они остались одни в дикой прерии, путь назад был отрезан, и их мало трогало, что может произойти с одной из них, лишь бы остальным не было еще хуже.

Старая Шкура нетерпеливо ерзал в седле, стреляя по сторонам глазами, едва видевшими из-под опухших век. Когда-то он наверняка был привлекательным мужчиной, теперь же кожа его посерела, а некогда мощные мышцы превратились в жгуты. Глядя на краснокожего, сложно определить его возраст, но этот явно перешагнул порог восьмого десятка: хрящеватый нос обострился, уголки рта застыли в полуулыбке, а в глазах поселилась грусть, придавая налет меланхолии всему его облику. Никто бы не смог утверждать, что выглядит он воинственно или враждебно, скорее это можно было сказать о Керолайн.

Мужчины никогда не баловали ее своим вниманием, впрочем, мелькнул в ее жизни один фермерский сынок, да и тот больше ценил в ней умение ухаживать за лошадьми, чем чисто женские качества. Были и случайные знакомые, которые появлялись и исчезали, но это не в счет. Чтобы понять ее поведение в тот момент, нужно знать, что ее соплеменники мужского пола не видели в ней женщину и принесли ей много зла, а тут еще и единственный белый мужчина, который для нее что-то значил, то есть наш отец, дал себя убить.

Я говорю обо всем этом лишь затем, чтобы вы верно истолковали слова и поступки Керолайн. Ведь ее даже не изнасиловали, а это, согласитесь, унизительно.

— Что ж, Керолайн, — сказала наша мать, стоя перед ней в выгоревшем на солнце и застиранном до дыр платье (в котором выглядела как куколка, которых лепят на Рождество из теста), — думаю, мы отправимся назад в Ларами. Там я скажу солдатам, и они освободят тебя.

— Я на это не рассчитываю, — ответила Керолайн. — Индейцы слишком хорошо умеют заметать следы.

— Тогда, — заметила мать, — тебе следует бросать на землю пуговицы и клочки одежды, чтобы солдаты знали, куда тебя увезли.

Керолайн раздраженно откинула прядь со лба. Как мне кажется, она полагала, что мать старается приуменьшить грозящую ей опасность и тем самым умалить ее славу. И тут по какой-то дикой логике она завела речь обо мне:

— Быть может, они не станут мучить меня долго. Быть может, я им просто понравилась. Думаю, меня не убьют… А почему бы и Джеку не отправиться со мной?

«Господи, а я-то тут при чем???» — пронеслось у меня в голове, и над моими едва высохшими штанами нависла новая угроза.

К чести моей матери должен признать, что она тут же бросилась к Старой Шкуре и стала умолять его не забирать меня, поскольку я так худ и мал. Тот важно покивал в ответ, а затем сделал знак своим воинам, которые тут же привязали всех лошадей к нашей повозке, как бы в ознаменование того, что сделка состоялась.

У матери хватило ума понять всю тщету своих усилий, и она обратилась ко мне:

— Билл возьмет одну из лошадей и поскачет в Ларами за солдатами. Не думай плохо об отце, Джек. Он по-своему хотел всем добра. Взяв Керолайн и тебя, индейцы, наконец, оставят нас в покое. Они неплохие люди, Джек, иначе не привели бы нам лошадей.

Вот так все и произошло. Никто даже не спросил Керолайн, как она будет общаться с шайенами, не зная их языка. Мне даже показалось на мгновение, что наша мать хочет от нас попросту избавиться, потому что знала: солдаты никогда не придут нам на выручку, однако много лет спустя я случайно узнал, что Билл действительно умчался в Ларами… но там продал лошадь, устроился помощником торговца и не только не сообщил о нашей несчастной судьбе солдатам, но даже не вернулся в караван. Нет, намерения моей матери были самыми лучшими, но ее погубила наивность. Мой отец оказался сумасшедшим, а брат — предателем. Оставалась еще Керолайн, что не так много по сравнению со всей семьей, но… все-таки.

Мать поцеловала нас в щеку, Керолайн вскочила на одну из индейских лошадей и усадила меня сзади. Билл нехорошо ухмыльнулся. Старая Шкура тотчас взлетел в седло и гордо взглянул на замерших женщин, плотно сжав губы.

Судя по всему, он собирался произнести еще одну речь, однако Керолайн ударила свою лошадь пятками и понеслась вперед. Скачка была столь бешеной, что я соскользнул с крупа и неминуемо погиб бы под задними копытами, не вцепись я мертвой хваткой в лошадиный хвост.

Вскоре она притормозила свой бег, поджидая троих шайенов, которым, похоже, спешить было некуда, а затем снова помчалась вперед, а я, как рыба на крючке, так и волочился за ней по всем неровностям местности и, что самое неприятное, по всем рекам и ручьям тоже.

Глава 2. ВАРЕНАЯ СОБАКА

Наконец на другом берегу очередной реки Керолайн остановила лошадь, снова втащила меня на круп и сказала каким-то новым, смягчившимся голосом, в котором слышались даже романтические нотки:

— Быть может, Джек, мне суждено стать индейской принцессой, украшенной перьями и бусами.

До сих пор мне почти не доводилось ездить верхом, и я порядком устал от тряски, не говоря уже о том, что дрожал от страха, а грязная речная вода стекала с меня ручьями. Сидеть на широком крупе было страшно неудобно, я все время сползал назад, но всякий раз, когда пытался покрепче обхватить лошадь ногами, проклятая зверюга резко вздрагивала, стремясь высвободить свой зад из-под моего. Короче говоря, мы так и не стали с ней друзьями, а жаль, поскольку в этой бескрайней и враждебной стране дикарей мне сильно не хватало теплого участия хоть одного живого существа, относящегося ко мне с симпатией.

Нас догнал Старая Шкура, пересекший реку последним. Водная купель словно переродила его: если на том берегу, у каравана, он выглядел просто старым беспомощным дураком, то теперь держался гордо и властно. Позже я узнал, что река Плат (последняя, в которой я искупался) считалась южной границей его владений, и теперь он был у себя дома. Поравнявшись с нами, вождь жестко взглянул из-под полей цилиндра, коротко махнул рукой поверх закутанного в красное одеяло плеча, как бы говоря «Держитесь сзади!» и поскакал вперед.

Мы последовали за ним. Лошадь наша шла неохотно, то и дело дергая задом, но я уверен: она вовсе не протестовала против двойной ноши, а просто напоминала мне, что я не более чем бесплатное приложение к собственной сестре и цацкаться со мной никто не собирается.

Отправившись в обратный путь, индейцы вели себя по собственному усмотрению. Так, два воина, что приехали с вождем, перебирались через реку не там, где мы. Один переплыл ее ярдах в ста ниже по течению, держась за гриву лошади, а другой — примерно в миле выше, где она заворачивала. Последнего мы не видели около часа после переправы, и я уже злорадно предположил, что его унесло течением, когда, выехав на ровное место, мы снова встретили его: он сидел на земле рядом с мирно пасущейся лошадью и что-то мычал себе под нос. Старая Шкура проехал мимо него, наградив красноречивым взглядом. Тот молча встал, вскочил в седло и всю последующую дорогу вел себя тише воды, ниже травы.