Вселенная русского балета - Илзе Лиепа

Было страшно. И вот, до трех-четырех утра были бомбежки, а когда они стихали, мы старались уснуть, не раздеваясь. В этих условиях Екатерина Николаевна старалась всех поддержать, помогала делать прически из длинных волос, растапливала печку, кипятила воду. Выпив так называемый чай, заваренный чем угодно, мы поднимались в театр на работу».

В блокадном Ленинграде Гейденрейх провела семь месяцев. Из квартиры на улице Жуковского она переехала в общежитие балетного техникума на улице Росси, чтобы быть рядом с коллегами и знакомыми. Как оказалось, это было не лучшим решением. Екатерина Николаевна всегда была человеком общительным, открытым, говорила то, что думает. Но в то время это было опасно, да еще и фамилия немецкая. Кто-то на нее донес, и однажды в общежитии появились люди в форме. Провели обыск, конфисковали документы, арестовали и… дали десять лет по обвинению в контрреволюционной деятельности и антисоветских взглядах.

В июне 1942 года она была отправлена по этапу на Урал, в лагерь близ Соликамска. Там у нее обострилась подагра, развилась дистрофия… Но вопреки всему Екатерина Николаевна выжила. Весть о том, что она находится в лагере, достигла Перми (тогда город Молотов), куда было эвакуировано хореографическое училище. Возможно, с помощью Вагановой, которая занимала высокое положение и для которой двери больших кабинетов всегда были открыты, возможно, с помощью Наталии Дудинской и Константина Сергеева – сегодня это трудно установить, в декабре 1942 года ее выпустили из лагеря, но с «поражением в правах», – она не могла жить в крупных городах. Есть версия, что Ваганова достучалась до самого Сталина, и он лично разрешил «нужному человеку» работать преподавателем в прославленном училище. Екатерина Николаевна с энтузиазмом взялась за дело, но когда ленинградцы после эвакуации поехали назад, она вынуждена была остаться. Так начался новый виток ее жизни – уже в Молотове. Она руководила хореографической студией при Молотовском театре оперы и балета, а в 1945 году, когда студия была преобразована в Молотовское (позднее Пермское) хореографическое училище, Екатерина Гейденрейх возглавила его.

В детстве я часто бывала в доме отдыха «Серебряный Бор». Все знали, что милая, жизнерадостная и уже очень немолодая женщина – бывшая балерина и бывшая блокадница и что ей пришлось пройти через сталинский ГУЛАГ. Иногда по вечерам, когда собиралась компания, Екатерина Николаевна рассказывала нам о своей молодости. Говорила о том, что ее друзей тех лет не покидало творчество, что они жили оптимизмом, ставили спектакли… Для меня было откровением, что в балетной среде очень многие прошли через невзгоды лагерной жизни.

Гейденрейх, приехавшую в Молотов из лагеря, встретили Груша и Таля – Ваганова и Дудинская. Первое, что они сделали, – вымыли изможденную Катю в тазу. На ней не было белья – только платье из мешковины, которое пришлось сжечь. Но это такие мелочи по сравнению с возможностью вздохнуть наконец свободно!

Ваганова всерьез задумывалась о миссии, которую должна была осуществить в Молотове Екатерина Николаевна. Весной 1944 года, уезжая в Ленинград после прорыва блокады, она сказала коллеге и другу: «Катюша, ты пережила уже очень многое. Я понимаю, с каким сердцем ты провожаешь нас. Те, кто тебя знают и уважают, покидают город. Но у тебя будет очень интересная работа, будет дело, которому ты посвятила всю жизнь. Я верю и знаю, что через несколько лет о тебе, о твоей школе будут говорить с восторгом. А мне будет тебя не хватать».

Вместе с Гейденрейх в Молотове остались ее подруги, бывшие балерины Елена Тауберг и Тамара Обухова. Это был тот костяк, на котором строилась новая школа. Екатерина Николаевна поначалу даже не верила, что они справятся. Неожиданно она открыла в себе талант администратора: ее интересовали все нюансы – питание детей, одежда, досуг (рассказывают, что она сама подбирала книги для школьной библиотеки). И, конечно, надо было решать совсем уж серьезные вопросы: выбрать здание для балетного училища, оборудовать балетные классы и, самое главное, отработать стройную систему преподавания. Гейденрейх выбрала учебник Вагановой «Основы классического танца», на который опиралась и раньше.

Екатерина Николаевна Гейденрейх была очень строгим педагогом, получить у нее пятерку считалось подарком судьбы. Она говорила: «Сделай батман тандю, и я смогу сказать, какая ты танцовщица. Балет – это не цирк». Ее часто называли «педагогом педагогов» – проработав в Перми до 1956 года, она смогла вырастить целое поколение замечательных профессионалов, которые продолжили ее дело. Именно она увидела в балерине Пермского театра Людмиле Павловне Сахаровой лидера, который со временем сможет возглавить хореографическое училище.

Когда отмечали 10-летие училища, Екатерина Николаевна захотела восстановить «Шопениану» Фокина. У нее был удивительный дар профессиональной памяти, и, если бы не она, возможно, шедевр Фокина был бы утрачен. Но Гейденрейх помнила мельчайшие детали, но что самое главное – она сумела сохранить фокинский стиль этого балета.

Прошли годы… После смерти Сталина с Екатерины Гейденрейх сняли судимость и реабилитировали. Это было огромным событием в ее жизни, так как появилась возможность вернуться в родной Ленинград. Когда в Ленинградском Малом оперном театре узнали новость, ее тут же пригласили на должность педагога, и она, конечно же, согласилась. В письме подруге она писала: «К моему отъезду в Перми относятся спокойно. Радуются мои друзья и недруги: первые – за меня, другие – за себя».

В Ленинграде не было своего жилья, и надо было заново устраивать быт, но это был ее город, туда рвалась душа. Пожить к себе пригласила Татьяна Михайловна Вечеслова, которая близко дружила с Раневской, Улановой, Ахматовой. Ахматова часто приходила в гостеприимный дом Вечесловой и читала свои стихи. Гейденрейх говорила о том времени: «Мой Ленинград. Восхищаюсь! Восхищаюсь всем – улицами, домами! С ужасом думаю о жизни в Перми, где, кроме работы, жизнь от меня медленно отлетала. Я готовилась к глубокой старости. Здесь я, глядя на друзей, а главное – на родной город, снова оживаю и, смеясь, называю это “четвертой молодостью”».

В Ленинграде Екатерина Николаевна много работала в Малом оперном театре, репетировала с балеринами, вела классы. Она чувствовала себя востребованной. Потом последовало приглашение в Москву, где балетом Большого театра руководил Леонид Лавровский. Он попросил Екатерину Николаевну восстановить в Большом театре «Шопениану». Екатерина Николаевна согласилась и приехала в Москву, чтобы репетировать с Галиной Улановой, которая и станцевала премьеру. Партнером Улановой был юный, только-только окончивший училище Владимир Васильев. Он вспоминает: «Я только переступил театральный порог как артист этой великой труппы и оказался рядом с Гейденрейх и Улановой. А я был совсем мальчиком. Партия в “Шопениане” – одна из самых сложных. Я – партнер самой Улановой!