Гашек - Радко Пытлик

Восстанавливая картину пребывания Гашека в Словакии, мы можем опереться на свидетельство художника Пацовского, который рассказывает следующий эпизод.

В 1903 году в одном ресторане Детванской округи ему представили Ярослава Гашека. Тот более всего смахивал на бродягу и оборванца. Завязался дружеский разговор. Гашек предложил Пацовскому устроить в Жилине выставку его картин и тут же стал именовать себя «секретарем выставки». В Жилине он действительно познакомил Пацовского с рядом словацких патриотов; побывали и в гостях у доктора Душана Маковицкого.

Этим балканская одиссея не заканчивается. Видимо, Ярослав Гашек ни за что на свете не хотел возвращаться в Прагу.

Он пешком перевалил через Татры и, пройдя затем Закопане, Новы-Тарг, Мысленице, попал в Краков. Припомним теперь приводившийся выше запрос. Полицейское отделение интересуется, куда приписан Гашек; как известно, такие данные требовались от бродяг и преступников. Следовательно, это означает, что Гашек был арестован. За что?

Судя по донесению полицейского отделения в Кракове, он находился здесь с июля 1903 года почти до сентября. Почему так долго?

Ответить на этот вопрос в какой-то мере позволяет рассказ «Прогулка через границу». Согласно изложенной здесь версии в Закопане Гашек познакомился с молодым археологом, который разыскивал курганы неизвестного племени, в древности обитавшего в сих местах. Вместе они дошли до Кракова и в его окрестностях стали расспрашивать Мазуров об этих курганах. На русской границе, у Босотова, за Красным камнем, их задержал казачий разъезд. Поскольку они не смогли предъявить «вид на жительство» и не имели денег на обязательную в таких случаях взятку, казаки привели их в Мехов и посадили в «темную». Оттуда один из потерпевших был якобы переведен в Кельце, где находилась большая тюрьма, а другой даже в Киев.

Теперь попытаемся заменить юмористический, анекдотический сюжет рассказа биографическими фактами. После бесславного македонского приключения Гашек решил во что бы то ни стало покинуть Австрию. Раз это не удалось на юге, он задумывает перейти северо-восточную границу Галиции. Очевидно, он хотел пройти по следам галицийских контрабандистов, как писал об этом в рассказе «Случай со старостой Томашем»: «Кто миновал первые посты, еще не выиграл дела. Между пограничной караулкой и Меховом, где контрабандисты обычно продавали из-под полы перенесенный через границу товар, находится еще один пост, а на шоссе и тропах полно русских жандармских патрулей в белых штанах…» Возможно, он попытался переплыть пограничную реку Вислу. Но его задержали и отправили в Краков. Там он был посажен в тюрьму до получения ответа на запрос, а ответ этот, как мы уже говорили, задержался. Так маленькая «прогулка через границу» затянулась более чем на месяц.

Некоторое время Гашеку пришлось провести в «Королевской городской тюрьме» над Вислой (позже он изобразит этот эпизод в рассказе «Среди бродяг») в ожидании, когда из дому придут деньги на дорогу. А поскольку деньги долго не приходили, он отправился пешком через Моравскую Остраву и Фридек. Там его, как неимущего бродягу, снова арестовали: «Я возвращался тогда из Польши пешком — через Тешин, Фридек и Мораву. Во Фридек явился в таком виде, что меня взяли под стражу и не сразу отпустили…»

Очевидно, тот же бродяжий опыт Гашек имеет в виду, когда замечает в одном из позднейших писем: «…я странствовал по Мораве точно безработный и выпрашивал кнедлики». В Гельфштине-на-Мораве обнищавшего странника приютила семья директора местной школы Гайниша. Его умыли, накормили, дали поношенные брюки, оставшиеся после умершего местного учителя, благодаря чему пражский «писатель» приобрел несколько более приличный вид. Во время прогулки в местный замок Ярослав поранил руку, и дочь директора Славка ухаживала за ним. Так возникло знакомство, о продолжении которого вы узнаете позднее.

Когда после балканских похождений Гашек наконец появляется в Праге, он рассказывает истории, кажущиеся невероятными. Ближайшие друзья заметили в нем большие перемены. В обществе бродяг он приобрел склонность к сливовице и другим крепким напиткам. Привык много курить и — что особенно поражало — начал жевать табак. Его грубые манеры шокировали даже богемную среду. О возвращении в канцелярию не могло быть и речи.

«Искать приключения, скитаться, сидеть в трактире или корчме самого низкого пошиба, разговаривать с незнакомыми людьми, рассказывать им всякую всячину, слушать их рассказы, узнавать разные истории — все это было написано Гашеку на роду, и он тщетно противился своей судьбе. Ничего он не мог с собой поделать», — делает вывод Гаек.

Скитания, авантюрные побеги из тесных рамок обыденности становятся в ту пору идеалом молодежи.

Молодые литераторы читали «босяцкие» рассказы Горького и хотели подражать ему в жизни и творчестве. Бродяжничество стало видом протеста против ханжеской морали, выражением томительной тоски по настоящей, полнокровной жизни, способом добиться свободы. Но мало у кого хватало смелости проверить эти идеалы на собственном опыте, мало у кого хватало выдержки снести холодный душ разочарования, отрезвляюще действующего на разгоряченные головы. Вот почему рассказы Гашека о бродягах отмечены меланхолией и горьким скепсисом. Только позднее в гашековском изображении бродяг появляется мудрый, снисходительный юмор. Но до тех пор Гашеку еще предстояли новые странствия по Европе.

«Экскурсия» в Баварию

В Чехии молодому путешественнику нечем дышать, он не в силах мириться с обывательской ограниченностью. Его раздражают постоянные упреки матери, которая не может простить, что он бросил хорошо оплачиваемое место. Окружающие хоть и ценят его литературный талант, но все время советуют куда-нибудь устроиться, как-то приспособиться.

А Гашеку противны спокойствие и безразличие толстосумов и бюрократов. Он умышленно провоцирует, дразнит своими выходками носителей мещанской морали и ощущает родство с бедняками, которые так же, как он, вырваны из родных гнезд, отданы на произвол суровой жизни, тяготятся неуверенностью в завтрашнем дне и тем не менее остаются людьми. После балканского странствия что-то в нем надломилось. Писатель разом избавляется от романтических представлений о гармоничном единении человека с природой, присущих его первым путевым новеллам. Теперь ему импонирует в бродягах циничная издевка над общепринятыми ценностями.

Если во время балканского путешествия Гашек опускается на самое дно общества, то делает это без какой бы то ни было нарочитости, по влечению натуры. Он упивается широтой собственных воззрений, позволяющих ему нарушать всяческие границы — стран, краев, общественной иерархии. Своим пытливым взглядом он открывает низменную, суровую, неприкрашенную действительность. Его привлекают инстинктивные, подчас жестокие проявления народного темперамента, нарушающие общественные табу и обнаруживающие поэзию естественной жизни, о которой добропорядочные австрийские граждане не имеют понятия. Ощущение бездомности пробуждает в нем симпатии к бродягам и скитальцам — ведь они свободны так же, как он, потому что им нечего терять.

В путевых рассказах находят применение, казалось бы, прямо противоположные творческие принципы: романтическая тяга к вольной жизни, к приключениям и обостренное внимание к конкретной, реальной детали, трезвое видение действительности.

Жизнь Гашека тоже протекает между этими двумя полюсами. Стихийный энтузиазм пробуждает в нем революционную активность. Таково, например, решение отправиться на помощь сражающимся балканским повстанцам. Однако вскоре ему приходится убедиться в иллюзорности собственных представлений, и он поддается нигилистическим настроениям.

Противоречие между радикальными убеждениями и импульсивным скенсисом — важнейший признак духовной эволюции Гашека. Его взгляд на жизнь и поступки порой мотивированы не рассудком, не сознательными намерениями, а детской непосредственностью. Поэтому некоторые его поступки кажутся необъяснимыми и часто получают взаимоисключающие толкования. Неосознанность поведения — действительная или притворная — представляла собой надежную защиту от неблагоприятных воздействий окружающего мира.

Своеобразные черты характера молодого писателя предопределяют позднейший миф о бродяге и короле богемы, рождающийся в кофейнях, винных погребках, во время его скитаний по ночной Праге. В этом Гашек тоже был необычайно последователен. Богема не была для него эпизодом, характерным лишь для неперебродившей молодости; в ту пору Гашек — всем своим существом человек богемного склада. И кажется, уже никогда не сможет стать иным.

Его богемной репутации способствовали и неустанные стычки с полицией. Большей частью речь идет о молодой несдержанности, а не о сознательном общественном протесте. Его дело в архиве полицейского управления дает материал для довольно внушительного тома. Здесь содержатся свидетельства о совершенно невинных проступках, но многое говорит и о намерении спровоцировать, нарушить существующие порядки.