О чём молчит Ласточка - Катерина Сильванова

шутишь? — обомлел он. Маша покачала головой. Кровь начала закипать от её улыбки, Володю охватило нарастающее чувство неприязни, но он подавил его и постарался говорить как ни в чём не бывало.

— Плохо, что не помнишь. Обычно, — он припомнил слова Игоря в самом начале их отношений, — когда подростки занимаются самоистязанием, они пытаются привлечь внимание. Это как бы крик о помощи.

— О чём ему «кричать»? Он — благополучный мальчик… Ах, ну да, конечно… — протянула она, кивая самой себе. — Я поняла, в чём дело. Это всё его отец! Если бы он не был такой сволочью, Дима так не поступал бы! Он даже своё имя ненавидит, потому что они тёзки! Ему не хватает мужского воспитания, не хватает отца. Поэтому он и целуется с этим своим… другом! Такое ведь может быть, да?

— Такая теория существует, но сексуальность — это врождённое…

— То есть ты хочешь сказать, что это не лечится? — Маша грозно сверкнула глазами.

— Нет, Маша, не лечится.

— Не может этого быть! — воскликнула она. — Зачем ты говоришь такое? Чтобы сделать мне больно? Чтобы отомстить?

— Боже, да зачем мне тебе мстить? — возмутился Володя. Он не ожидал, что Маша, недавно молившая о помощи, так резко ударится в обвинения.

— Тогда почему не скажешь, как избавиться от этого? Ты ведь тоже был таким, но теперь — нет!

— С чего ты взяла, что был?

— С того, что ты успешный, с хорошей работой. Ирина говорила, что женат!

Володя покачал головой, ядовито улыбаясь. Не замечая, что самообладание его подвело, он начал заводиться. И Маша ему не уступала.

Его жест не убедил её, она продолжила с ещё большей настойчивостью:

— Хорошо, может, женат и не был, но я же слышала про Свету! Ты сам говорил Ирине…

— Это было давно и неправда, Маша!

— Да плевать! Главное — теперь ты не голубой, хотя был им раньше! Почему ты скрываешь, как от этого избавиться? Почему врёшь?!

— Не вру. Я не был… — Володя осёкся, едва не произнеся это мерзкое слово, но вовремя поправил себя, — …таким. Я есть такой с самого детства. Но! То, какой я есть, не мешает мне быть хорошим человеком и иметь хорошую работу. Просто я смирился, и ты рано или поздно смиришься.

— Я не смирюсь с этим никогда! — Она гордо вздёрнула подбородок.

— Если ты действительно любишь сына, то придётся. Сексуальность не изменить и не вылечить. И пока ты этого не поймёшь… — начал было он, но оборвал себя на полуслове.

Разве она могла это понять? Вряд ли. И Володя знал причину её бескомпромиссности. Во времена их молодости, когда Маша впервые столкнулась с другой сексуальностью, вся их страна, весь их мир считал это совершенно ненормальным, противоестественным и даже преступным. И в этом не было ни капли Машиной вины — так её воспитали время и общество, в которых она жила. Точно так же время и общество воспитали и Володю.

Маша сердито посмотрела ему в глаза и с вызовом произнесла:

— Зато я слышала, что есть врачи, которые занимаются с гомиками, и они выходят от них нормальными!

— Занимаются с гомиками, говоришь… А чем — ты не думала?

Володя многозначительно замолчал. Он понимал, что, несмотря на злость, которую провоцировало Машино поведение, он должен взвешивать свои слова. И эмоциям нельзя было давать волю — они только навредят.

Он сделал глоток чая и спокойно спросил:

— Тебе не рассказывали, чем именно эти «врачи» занимаются? Они калечат психику. Я тоже когда-то считал это «болезнью», — он вздохнул, — и очень хотел вылечиться. Потому что это было слишком сложно и страшно. Тем более началось очень рано.

— Рано? Разве твоим первым был не Юра? — перебила Маша.

Сердце кольнуло, когда Володя услышал от неё это имя. До этого Маша называла его только по фамилии.

Володя нахмурился, затем слабо улыбнулся.

— Юра был моей первой и, наверное, единственной любовью. А тот человек, о котором я говорю… Это была не любовь. Это был ужас, я ненавидел себя настолько, что готов был… на самом деле покончить с собой.

Маша охнула, прикрыла рот ладонью.

— Вот видишь! Я же говорю, что Дима хочет…

— Не сравнивай меня тогдашнего со своим Димой! Если ты говоришь, что он пригласил парня к себе и уже целовался с ним, значит, он не один, ему есть с кем разделить свои чувства. Это важнее всего. Наверное, так же, как было у нас с Юр…

— Не смей сравнивать моего сына с этим Коневым! — вспылила Маша.

— Да никого я не сравниваю! Ты просишь моей помощи, и я не знаю, чем могу помочь тебе, кроме как показать на своём реально плохом примере, чего делать не следует. А дальше тебе самой решать — попытаешься ты принять его таким, какой он есть, или будешь и дальше пытаться что-то изменить. Как помнишь, тогда ты нас с Юрой даже выслушать не захотела…

— Ну а что же делать? — снова отрешённо спросила Маша. — Может, найти ему девушку?

— Ты меня вообще слушала? — едва не взорвался Володя.

— Я не смогу сидеть сложа руки, нужно сделать хоть что-то!

— Маша… — предостерегающе протянул Володя.

Маша замолчала, взяла чашку в руки и немного отпила. Володя смотрел на неё, размышляя, и понял вдруг, что так и не узнал ответа на ещё один очень важный вопрос.

— Маш, а сам Дима признавался тебе в своём влечении?

Она отрицательно помотала головой.

«Интересно — почему? — задумался Володя. — Если не сказал сам, значит, либо сомневается в себе, либо не готов, либо боится матери…» Мысль, что он может её просто жалеть, как сам Володя до сих пор жалел свою мать, в голову даже не пришла.

Володя взял её за руку и пристально посмотрел в глаза:

— Тогда просто не лезь в его жизнь.

После этих слов спокойная, притихшая было Маша отбросила его руку и выкрикнула:

— Как не лезть? Я, вообще-то, его мать!

— Но это