Аленка, Настя и математик - SilverVolf

— Да, папочка. — Голая Валюшка вздернула подбородок, а потом резко опустила его в знак согласия. — Так скажи, папа, как подрочить, чтоб тебе понравилось?

Виталий Петрович засмеялся. «Дочь моя, — подумал он, — до чего же мне хорошо, когда ты просто ласкаешь себя, онанируешь, мастурбируешь, делаешь себе приятное. Ведь я — твой любящий отец, — и то, что приятно тебе, вдвойне приятно мне. Мне нравится ебать тебя, спускать на тебя, ворочать хуем в твоем рту, ол********[cenzored]*****т, когда ты солируешь без хора и бэк-вокала. Вот только ты просто дитя в этом вопросе; что ж, все вышесказанное — удел зрелых женщин. Поучу-ка я тебя уму-разуму».

— Дочь моя, раздвинь-ка пошире ножки.

— Но, папочка, они и так раздвинуты!

— Слушай меня, если хочешь сделать все по правилам и получить удовольствие. Вот так…. Не стесняйся. Потрогай клитор («Да, папочка?») Не сдвигай пока ножки (весь этот разговор необычайно возбуждал Вальку; она боялась потерять контроль над собой). Неплохо было бы, гм, чтоб ты была несколько одета… Впрочем, это граничит с порнографией. Почувствовался запах разврата! Но нам это совершенно ни к чему. А теперь берись за похотничок и начинай его дрочить. Примерно так, как ты дрочила мне пенис, только нежнее…

— Что, папик, ты и теперь не поможешь своей бедной доченьке?

Папа стал смотреть на то, как дочь уже умело и, главное, бесстыдно онанировала.

— Папочка… Ну папочка же! Мне неинтересно одной. («Аленку бы позвать, — подумал В. П. — Вот уж кто умеет дрочить. Мать пыталсаь отучить — так нет, сама заразилась… Правда, неудачно».) — Вид дочурки-мастурбантки с торчащими сосочками, на которых еще не успела высохнуть сперма, бесстыдно ласкающей клиторок перед папой, был настолько завораживающ для перезрелого романтика, что он тоже оказался не прочь настрополить и привести в действие свою сардельку. Валечка все убыстряла темп; казалось, это не ладошка двигается взад-вперед, а сам скользкий миниатюрный орган провоцирует его на это. — Папочка, я хочу кончить с тобой… Папа, ты так хорошо меня научил ласкать пипку… Давай же, отец, раз уж развратил меня (глаза Виталия Петровича полезли на лоб от этих слов), спускай со мной… — Его кулак, словно вспомнив юношество, стал приближать организм девочки к логическому финалу. Валька разошлась. Ее, в общем-то, и не нужно было ничему учить — только дать разрешение, вместо того, чтобы запрещать, на получение оргазма. Родители, не дающие дочерям познать самое себя, бесконечно глупы: в них говорит лишь безбрежная зависть.

Виталий Петрович вспомнил сцену, которую все эти годы гнал от себя, как кошмар, просто не позволял себе вспоминать, потому как облико морале и все в том же духе. Как-то ранним утром, идя берегом карьера (не подумайте, что мой герой был таким уж любителем незрелых тел), он увидел трех почти голеньких малолеток — да что там сказать: малолеток и голеньких. Эх, сейчас такого не увидишь. Двухлетних девочек наряжают в лифчики (зато великовозрастные телки трясут своими чудовищными сиськами, сколько влезет, и называют это всяческой культурой). Впрочем, я отвлекся. Витадий Петрович обнаружил загорающих голышом девчат лет восьми, не более. Все они, не имея в светлых детских головках ничего дурного, лежали на пригорке по-разному и в то же время одинаково, расставив ножки и выставив на всеобщее обозрение свои голые детские писи; взрослых с ними не было, да эти невинные дети и не нуждались в опеке. Они не боялись педофилов (хотя, кстати, Виталий Петрович был им; не зря же он совокупился с собстсвенными дочерьми, а ведь младшей только-только исполнилось девять); педофилию почему-то всегда воспринимают как противоестественное принуждение, насилие над ребенком, а почему бы не рассмотреть это явление как нечто художественного характера? Возьмем классиков… С этими мыслями В. П. вскарабкался на соседний холм, прикинул на глаз экспозицию (что-то удержало его от пользования экспонометром), навернул на аппарат стодридцатипятимиллиметровый «Юпитер-37АМ» и благоприобретенное в некоем весьма странном магазинчике похабное оптическое приспособление, позволяющее снимать под углом в девяносто градусов по горизонтали (или по вертикали, это уж как повернешь, но нашего доброго маньяка не интересовали ракурсы) и попытался сфокусироваться на сладких объектах. Замена экрана на более допотопный сыграла хорошую службу: микрорастр не мешал наслаждаться; экран, впрочем, был мал, да и вообще вся картинка рисовалась общим планом. Что и не мудрено — Виталий Петрович довольно таки далеко отошел от голых детишек. Но не терял их из виду.

Увиденное заставило стучать сердце. Старшая девочка приподнялась, уселась на холмике и, раздвинув стройные обнаженные ножки, заглянула между них. Другие девчата тем временем перевернулись на животики; в этом не было почти ничего порнографического, если не считать того, что младшенькая выгнула спинку и, встав рачком, показала всему миру письку, не имея, впрочем, ничего дурного в виду. Она просто не знала, что существуют всякие Виталии Петровичи с «Зенитами-ЕТ» и прочей извращенческой аппаратурой — степень ее извращенности, честно говоря, с успехом соперничала с уровнем извращенности ранее не принятой культурой педофилов. Старшая, тем временем, оглянувшись на подруг — а не смотрят ли они на нее? — заглянула еще глубже в себя. Видимо, она была каким-то образом возбуждена, приоткрытые губки вкупе с крошечным возбужденным клитором навели ее на размышления. Щелкнул затвор. Такое, конечно, нельзя было пропустить. («Папа, а ты покажешь нам эту порнушку? — спросила как-то Аленка, наяривая свою кнопку. — Отчего же нет?» Папа был развратен. И показал тайный альбом. И Аленка, и Валька тут же спустили. Вот она, волшебная сила искусства).

Ах, как хотелось Виталию Петровичу выебать самого младшего ребенка, ведь срамные губки этой крохотули были настолько призывно раскрыты, хотя она и не подозревала об этом; хотелось всунуть туда свой член. Щелк, щелк, щелк. «Я немного вам помогу, если, конечно, хотите, — раздался внезапно довольно милый голос, — конечно, я уже давно не нимфетка, но кое на что еще сгожусь. Что, если вы будете по-прежнему фотографировать этих обнаженных детишек, а я тем временем возьму в рот ваш, так сказать, хуй, и немножко его полижу? Если вам, впрочем, не нравится лизание, то могу и пососать. Выбирайте. Я, знаете ли… — девушка скромно потупилась. — Умею делать и то и другое».

Оторваться от видоискателя было невероятно трудно, но Виталий Петрович себя превозмог и кинул мельком взгляд на собеседницу; этого мгновения было достаточно опытному наблюдателю для того, чтобы понять, с кем он имеет дело. Перед