Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не избегаю, откуда вы взяли? — пожал плечами Максим.
Бражинский фыркнул:
— А кто предал товарищей? Забыл? Кто отрекся от нас на собрании, давая клятву обходить нас за три квартала? Эх ты, иуда!
— Ну, ну, поосторожнее… Ты что?! — предупредил Максим, отступая к стволу ближайшей липы и держа на всякий случай в карманах сжатые кулаки.
Он уже заметил: Бражинский и Колганов были под хмельком, и Леопольд вел себя на этот раз не в полном соответствии со своей лощеной внешностью и изысканными манерами.
Максим знал: во хмелю Бражинский был способен на самую неожиданную и дерзкую выходку, поэтому решил смягчить его наскок показным миролюбием:
— Ладно, Леопольд, — подчеркнуто добродушно проговорил он. — Не валяй дурака. Я очень рад всех вас видеть. Здорово, Юра… Здравствуй, Эля…
Кудеярова, стоявшая чуть поодаль, протянула Максиму руку в прозрачной нейлоновой перчатке. Ему более чем с кем-либо из прежних друзей было неловко встречаться с ней: когда-то он по-ребячески глупо был влюблен в нее.
— Максуэлл, ты п-поступил п-подло, но я не сержусь, — картавя и слегка заикаясь, видимо подражая чьей-то манере разговаривать, проговорил Юрка. — Я с-сначала хотел вызвать тебя на д-дуэль. Быть м-моим секундантом согласился вот он — виконт де Бражелон… — Юрий показал на Бражинского.
— Я и сейчас не откажусь помочь тебе набить Максиму морду, — деловито вставил Бражинский.
— Хлопчики, хлопчики, не надо ссориться, — вмешалась Эля. — Леопольд, Юра… мы так давно не видели Макса. Это просто невежливо с вашей стороны.
Вмешательство Кудеяровой немного охладило Бражинского. Он, словно нехотя, исподлобья взглянул на Максима, процедил сквозь зубы:
— Ладно. Оставим старые счеты до следующего раза. Потом разберемся.
Только теперь, встретив Бражинского, Максим осознал, что после долгих, вызванных жестокой критикой на собрании раздумий он остро ненавидит и презирает этого фата. Но вместо того чтобы обидеться за оскорбительную выходку и уйти, он стоял и лишь презрительно смотрел на Леопольда.
Причиной такого миролюбия была Эля; перед ней он хотел до конца испытать свою выдержку и показать свое превосходство над бездельником и шалопаем Леопольдом.
— Ну, как живете, чем занимаетесь? — подчеркнуто спокойно спросил Максим.
— Живем не тужим, с обеда катим на ужин, — вызывающе ответил Бражинский.
— Как твои дела, Юра? Ты все дурачишься? Не надоело тебе? — с ноткой превосходства в голосе, — как бы не слыша ответа Бражинского, спросил Максим Колганова. Болтовня и кривляние Юрия казались ему смешными. — Куда же ты теперь пойдешь учиться? В какой институт?
— Юрий Колганов, да будет вам известно, сэр, поступает со мной в Институт кинематографии, на операторское отделение, — надменно пояснил Бражинский. — И вообще оставим этот скучный разговор. Он мне надоел.
— Да, дорогой сэр, — кривляясь подтвердил Юрка, — я и Леопольд станем кинооператорами. Мы уже кое-что снимаем любительским аппаратом и будем снимать иностранную хронику.
— Почему только иностранную?
— Это звучит эффектнее, — засмеялась Кудеярова.
Тут только Максим решился взглянуть на нее более внимательно, Он давно не видел ее и удивился, как она повзрослела и похорошела. Синие глаза ее с черными устремленными вверх стрелами густо накрашенных ресниц смотрели на него бесцеремонно, насмешливо.
Теперь еще ярче бросалась в глаза кукольная красота Эльки. В ее точно фарфоровой стройной фигуре с подчеркнуто выпяченной под нейлоновой блузкой грудью, в томно блуждающей на лиловых губах улыбке, в чуть матовой коже ее малоподвижного, словно застывшего лица было что-то поддельное, неживое.
И все-таки искусственный, как у манекенши, витринный вид ее вызвал в Максиме какие-то заглохшие, но все еще острые воспоминания. Он невольно улыбнулся ей.
— А ты, Макс, совсем стал мужчиной, — сказала Эля, одобрительно оглядывая, его с головы до ног. — Этого нельзя было сказать о тебе два года назад. Помнишь? — И она прищурилась, как бы желая напомнить ему о прошлом.
Максим покраснел, отвернулся. Он подумал: если бы теперь повторилось то, что было когда-то, он, может быть, вел себя совсем иначе.
— Как твои успехи, Эля? Скоро ли будем смотреть тебя в спектаклях? — спросил он.
Она кокетливо поиграла ресницами:
— Остался последний год. Мне уже дают роли. Разве ты не видел меня в «Мечтах Кинолы»? Я там играла Пакиту.
— Извини, не видел.
— Сходи обязательно! Я тебе скажу, когда меня снова выпустят.
— Обязательно схожу, — механически пообещал Максим.
Бражинский недружелюбно косился на него.
— Леди и джентльмены! — громко и развязно сказал он и обернулся к Максиму с такой располагающей улыбкой, что тот удивился его внезапной перемене. — Почему мы торчим на улице? Не зайти ли в честь встречи с нашим старым другом в ресторан? Макс, ведь ты нынче именинник. Не откажи во внимании нашей грешной компании… Забудем все неприятное. Мне хочется тебя от души поздравить с окончанием института. Поздравляю…
И, к всеобщему удивлению, Бражинский тут же, на улице, обнял Максима и поцеловал.
— Браво, браво! — весело захлопала в ладоши Элька. — Вот так-то лучше.
— Максуэлл, — дай и я тебя поцелую, — растрогался Юрка. Он, по-видимому, во многом следовал примеру своего компаньона. — Братцы, виконт де Бражелон внес правильное предложение. Отметим вхождение в жизнь нового советского инженера… — лебезил Юрка, цепляясь тонкими нервными пальцами за рукав Максима. — С-се-годня у меня очередная в-выдача долларов, хотя mon pére[1] становится все скупее и сбавил ежемесячную с-субсидию. Этакий с-скопидом… Максуэлл, тебе сколько дает пахан на мелкие расходы, а?
Элька фыркнула:
— Юра вообразил себя представителем старого великосветского общества и разыгрывает роль. Не обращайте на него внимания. Пойдем, Макс.
Максим замялся.
— Идем, идем, — потянул его Бражинский.
«В самом деле, зачем мне изображать ханжу и труса? Да еще перед Бражинским», — подумал Максим и сказал небрежно:
— Ладно. Пошли.
Бражинский настойчиво взял его под руку.
11В вестибюле ресторана Бражинский незаметно шепнул Кудеяровой:
— Задержись на минутку. Мне надо тебе что-то сказать. Юрка, ты иди с Максом, — сказал он громко. — Займите столик, а мы сейчас. Эле нужно позвонить домой по автомату.
Леопольд озабоченно рылся в карманах, ища монету. Эля удивленно смотрела на него.
Дурашливо болтая, Юрий увлек Максима в зал. В вестибюле стоял прохладный, пропахший табачным дымом сумрак. В глубине раздевалок рядами выстроились пустые вешалки. Швейцар сидел у двери и читал газету. Бражинский потянул Кудеярову в угол, где стояла будка телефона.
— Эля, мы должны сегодня напоить Максима до бесчувствия, слышишь? — не выпуская ее руки, вполголоса проговорил Бражинский.
Она молча вопросительно смотрела на него.
— Ты что — не понимаешь? Мы должны испытать, какой он на самом деле твердый. Ясно? Чтобы он не задирал носа… Диплом… Советский инженер… — передразнил Бражинский. — Хвастает, что получил путевку на работу… Вот мы и должны хорошенько мазнуть его, понятно?
— Послушай, а я-то тут при чем? — спросила Элька, и Бражинский заметил в ее глазах несогласие и давнюю ожившую симпатию к Максиму.
— Но ты помоги, помоги, завлеки его. Ты это можешь!
— Зачем я должна это делать? Ты говоришь глупости, Леопольд.
— Эля, ты же наш друг, — надоедливо упрашивал Бражинский. — Ты обязана…
— Ничего я не обязана. Максим мне нравился и нравится. И делать подлость ему я не стану, — вызывающе заявила. Элька.
— Ах да… у тебя же с ним, кажется, был роман. Помнишь, на даче прошлым летом, когда мы там кутили… Ну так тем более. Он должен быть в твоих руках.
— Не твое дело. Что тебе еще нужно?
Они говорили быстро, полушепотом, перебивая друг друга. Швейцар, прикрываясь газетой, издали поглядывал на них.
— Ты льсти ему. Поднимай тосты. Накачивай, понимаешь? — уговаривал Бражинский.
Элька о чем-то подумала, откинула голову назад и вдруг захохотала. В голове ее родился свой план: после обеда в ресторане она намеревалась затащить Максима к себе домой.
Вслух сказала:
— Ой, умора. Целый заговор!
— Терпеть не могу этих порядочных. Надо подмочить ему карьеру, — злобно прошипел Бражинский.
— Ладно, не шуми, — опасливо оглядываясь, предостерегла Элька. — Идем. Они нас ждут. Да заткни ты рот этому болвану Юрке. Что ты с ним возишься?
Они уселись за столик в прохладном зале с огромной люстрой под лепным потолком. Посредине зала чуть слышно плескался маленький, словно игрушечный, фонтан.
В дневные часы в ресторане было малолюдно. На эстраде в полумраке, как вздувшееся, ожиревшее чудовище, стоял огромный барабан.