Конец эры мутантов - Лидия Ивченко

– Вопрос к докладчику: каков будет лечебный препарат?

– Они будут разными, специфическими для каждого органа, – ответил Евгений.

На трибуну вышел директор известного института.

– Все с детства знают, что то-то и то-то невозможно. Но всегда находится невежда, который этого не знает. Он-то и делает открытие… Это не я сказал – Эйнштейн. Традиционная наука часто отвергает изобретения, если они не укладываются в общепринятые законы и догмы, – начал он.

В душе Евгения взметнулась тихая радость: может и не будет провала…

– Возьмите воду, – продолжал оратор, – это же бесконечный источник чудес, объяснить которые наука пока не может. Вода – это намного больше, чем простая химическая формула. Мысль, что вода обладает «памятью», появилась давно, это подтверждается гомеопатией, когда в препарате нет ни одной активной частицы, а лечебный эффект есть! До сих пор нет объяснения этому. Значит, «помнит» вода? Предположим, в воде есть структуры, поглощающие космическое и солнечное излучение…

– Стойте, стойте, при чем тут вода? – выкрикнули из зала.

– А при том, что гомеопатию до недавнего времени тоже отвергали, – не смутился оратор.

– А вы верите в гомеопатию?

– Да, верю.

– А я верю в то, что можно измерить и обследовать, а не во всякие предположения и предчувствия!

– А разве не с них порой и начинаются открытия? – не сдавался потенциальный союзник Акиншина. – И про воду я не случайно сказал: в фармацевтических препаратах, разработанных в нашем институте на основе регуляторных белков, лечебное действие при крайне малых их разведениях обязано изменению структуры воды, содержащейся в биологических тканях. Это я к тому, что при всех достижениях медицинской науки мы, к сожалению, еще очень мало знаем о механизмах действия тех или иных веществ, и надо с полной серьезностью отнестись к потрясающему открытию наших коллег…

В зале снова поднялся шум, заглушивший его последние слова.

– …Теория лежит на границе науки и псевдонауки…

– …Этот доклад дискредитирует идею…

– Коллеги, коллеги! – звонил в колокольчик председательствующий. – Звание ученого обязывает нас внимательно и досконально разобраться во всем этом. Если открытие уважаемых коллег Акиншина и Зотова вызывает сомнение, надо провести расширенный эксперимент. На заседании президиума мы определимся, что, где, когда… Подготовьте публикации в «Ведомостях Академии наук», – обратился он к авторам, – как положено. Рецензию мы дадим.

Ученый мир, гудя как пчелиный рой, шумя, жестикулируя, гремя отодвигаемыми стульями, потянулся к выходу.

Через неделю после доклада на Солянке, вызвавшего столько шума, Евгений входил в редакцию журнала «Ведомости Академии наук» со своей статьей, заключенной в красивую розовую папочку, чтобы приятно было в руки взять. Редакционный коридор по контрасту вызвал в памяти недавнее посещение редакции центральной газеты, куда его затащили знакомые журналисты, жаждущие сенсации: там кипела и бурлила жизнь, в лабиринтах коридоров вихрем, спеша в выпуск, неслись сотрудники с набранными текстами в руках, на ходу спорили о сокращениях авторы с дежурными по номеру, курьеры совали свежесверстанные полосы в дверные щели кабинетов, запертых на кофейный перерыв. Здесь же всё, подстать серьезному изданию, было солидно, тихо, фундаментально и несуетно.

Евгений прошел по ковровой дорожке к двери с табличкой «Ответственный секретарь», извлек из кейса розовую папочку и замялся у двери, размышляя, постучать или нет, решил все-таки не стучать – присутственное место такого не предполагало, и уверенно, с достоинством вошел. За дверью оказалась еще одна небольшая приемная, где в свою очередь сидел за письменным столом секретарь ответственного секретаря, помощник, как он себя назвал, вопрошавший, по какому вопросу и какой надобности прибыл посетитель. Евгений доложил свой «вопрос», протянув ему свою розовую папочку, подождал, пока скрывшийся за дверью шефа помощник вернулся с разрешением войти.

Кабинет сотрудника, ответственного за содержание и качество журнала, ничем особенным не выделялся среди множества других того же типа – стол буквой «т», за перекладиной которого находилось кресло самого хозяина, молодого, но уже начинающего полнеть светлоглазого блондина, румяного и веснушчатого. Вдоль ножки «буквы» стояло несколько стульев для посетителей и участников планерок, у стен выстроились стандартные шкафы с научной литературой, окна украшали собранные кверху сборчатые белые шторы.

Румяный распорядитель научных новостей указал Евгению на ближайший стул, взял папку.

– Рецензии есть? Вы наши правила знаете… – Он просмотрел несколько лежащих сверху листков. – М-м… Это не совсем рецензии. Рекомендации… Впрочем, все равно это лишь условие, а не гарантия публикации.

Евгений не ожидал такого оборота дел.

– Но публикация необходима, этого потребовал президент Академии медицинских наук, – недоуменно пробормотал он. – Речь идет об открытии, от обсуждения специалистов зависит его дальнейшая судьба, а значит здоровье миллионов людей…

– Нам каждый день приносят разные открытия. – Секретарь сделал небрежный жест. – Все глядят в Наполеоны… А что в итоге? Есть хоть одно, которое перевернуло бы мир?

– Вот оно, – улыбнулся Евгений, показывая на розовую папочку.

Секретарь не ответил на его шутку. Евгений уже не сомневался, что он присутствовал на академической среде, наблюдал шквальную реакцию на его сообщение и теперь за недоверчивыми и осторожными словами прятал свою нерешительность.

– Оставьте, посмотрим, – после затянувшегося молчания сказал секретарь. Он отодвинул папку, оперся обеими руками о стол и поднял глаза на посетителя. Несколько секунд он молча смотрел на него, этого возмутителя спокойствия размеренной, ничем не потревоженной научной жизни, бросившего камень в ее болотную тишину, и гадал, кто перед ним – гений или очередной претендент на гениальность. – Зайдите через неделю. – Он задумчиво поскрёб пальцем наметившуюся лысину, прикрытую зачесанными с боков прядями. – Или позвоните, – добавил он. – Нет, лучше зайдите.

Евгений от предстоящего визита ничего хорошего уже не ждал. Но последующие события оказались еще неожиданнее.

Неделю спустя редакция еще не была готова дать окончательный ответ – статья изучается, пояснили автору. А спустя две в кабинете ответственного секретаря его ждали уже трое оппонентов.

Все трое были очень колоритны. Один громоздкий, с широким мясистым лицом и сощуренным, слегка косящим глазом, едва помещался в кресле, апоплексический цвет лица наводил на мысль о грозящем инсульте. Другой – рослый, небрежно одетый и до того заросший бородой, усами и бакенбардами, что ассоциировался у Евгения с Бармалеем из детской сказки. Тупой нос, нависший над усами, казался квадратным. Он уставился на Евгения неодобрительным, словно осуждающим взглядом. Третий оппонент, мелкий и тщедушный, выглядел полной противоположностью своим коллегам, каким-то недомерком с лысой дорожкой ото лба до макушки, отчего лоб казался длинным и узким. Мелкий вертелся, что-то говорил тонким голосом то одному, то другому соседу, жестикулировал, своей суетливостью он чем-то напоминал героев известного французского киноактера Луи де Фюнеса. Подумав об этом, Евгений едва сдержал смех, оставив на лице улыбку, что можно было принять за дружелюбие и вежливость.