Как я убил Плутон и почему это было неизбежно - Майк Браун

Я до мелочей продумал алгоритм своих действий. Каждый месяц мы успевали исследовать пятнадцать отдельных квадратов неба, или один участок, который составлял один процент всего неба. Возможно, это кажется не такой уж и большой площадью, однако за один месяц мы должны были исследовать площадь неба, намного большую, чем та, которую ученые, «охотившиеся» за новыми объектами в поясе Койпера, успели изучить за предыдущие пять лет. Однажды ночью мы решили попытаться осмотреть три, а то и четыре квадрата неба. Для этого Кевин или Джин должны были покинуть тускло освещенную аппаратную комнату, до отказа набитую компьютерным оборудованием, и подняться по шатающимся лестницам на этаж, где находился сам телескоп. Зайдя внутрь, нужно погасить весь свет, прежде чем начать распаковывать светонепроницаемые коробки, в которых хранились фотографические пластинки. Я помнил, что во времена фотоаппаратов с диафрагмой фотопленку проявляли при красном свете ламп, поскольку пленка к нему нечувствительна. Однако фотопластинки, установленные на телескопе, были чувствительны именно к красному свету, так как объекты пояса Койпера можно было увидеть именно так. Поэтому всю работу с этими пластинками приходилось выполнять в полной темноте. Когда фотопластинка распакована, нужно было дойти до телескопа и установить ее. Только после этого затвор телескопа открывался, и лучи света, исходящие с неба, попадали на фотопластинку? Тридцать минут спустя другому человеку нужно было отправляться наверх в полной темноте, достать пластину и идти к другой стороне темного купола, затем поместить ее на небольшой подъемник с ручным управлением и с его помощью передать пластинку тому, кто ждет в темной комнате внизу. Пока тот, кто находится рядом с телескопом, ждет следующую пластинку и исследует новый участок неба, человек, находящийся внизу, должен подготовить фиксирующий раствор для пластинки. Когда будет сделан следующий снимок, новая пластинка появится на крохотном подъемнике. Утром, перед тем как отправиться спать в тот день, Джин и Кевин взглянули на стопку фотографий, сделанных ночью. Некоторые из снимков получились смазанными, на некоторых была повреждена фотоэмульсия - их придется выбросить. Удачные снимки были промаркированы, сложены в шкаф и внесены в мой список. Следующей ночью мы собирались еще раз обсудить то, что произошло предыдущей ночью, будущий прогноз погоды, еще раз выругаться на появившуюся в небе Луну и вновь приступить к работе.

Для меня эта работа оказалась изнурительной, и я, похоже, был единственным из нас троих, кто действительно спал ночью.

Мы поставили перед собой цель сделать по крайней мере по три хороших снимка каждого из пятнадцати квадратов в течение всего месяца. Если все сложится удачно, их можно сделать за три ночи подряд. Моя же работа заключалась в том, чтобы внимательно изучать каждый снимок и, точно так же как астрономы, занимавшиеся этим на протяжении сотен лет, искать объекты, которые двигались.

Я думаю, Кевин и Джин должны были быть очень рады тому, что Луна существует, поскольку «светлое время» были единственными днями, когда у них были выходные. Я же не причислял себя к ее фанатам. Я был очень взволнован: месяц прошел стадии «серого» и «темного времени» и уже приближалось «светлое время». По мере того как месяц неизбежно приближался к концу, мы понимали, что отстаем от графика из-за неприятностей с погодными условиями или фотографическими пластинками. Я заранее просчитывал количество ночей, оставшихся до того, как наступит «светлое время», и почти всегда приходил к выводу, что все шло превосходно или что мы можем не успеть сфотографировать один квадрат; и каждый раз, думая об этом, я понимал, что, если где-то далеко в космосе и могла находиться новая планета, теперь у нее было полно места, чтобы «спрятаться» от нас. У нашей «сети» появятся «дыры». Уже ближе к концу месяца Кевин и Джин всегда работали сверхурочно. Я же не мог ничего делать, кроме как сидеть в Пасадене, таращиться на Луну и не находить себе места.

Однако каким-то непонятным образом мы успели. За два года исследований неба с помощью 48-дюймового телескопа Шмидта мы действительно успели сделать снимки каждого участка неба из тех, что мы запланировали. За исключением одного. Мы буквально боролись с Луной. Окончательный счет: 48-дюймовый телескоп Шмидта - 239 квадратов, Луна - один. Эти 239 участков неба составляют пятнадцать процентов от всей площади неба, но это были «хорошие» пятнадцать процентов. Луна и планеты находятся на огромном расстоянии друг от друга, но тем не менее все они вращаются вокруг Солнца. Мы, крохотные создания, можем наблюдать за ними четыре месяца подряд, что для них является лишь одной третьей от полного пути вокруг Солнца. Итак в то время когда мы наблюдали за сравнительно небольшой областью неба, для нас она оставалась самой любопытной и огромной частью неба, даже по сравнению с тем регионом, который мы изучили ранее. Выражаясь фигурально, мы не смогли накрыть сетью весь океан, однако теперь мы узнали, «где больше всего любят плавать киты», и мы только подбирались к этому месту.

Исследование самого крупного региона неба, который кто-либо когда-либо исследовал ранее и пытался в нем найти новые объекты, принадлежащие поясу Койпера, было для нас таким волнующим событием, что я с трудом мог сдерживаться. Я знал, что нас ждут великие открытия, и ночь за ночью, делая новые снимки с перерывом только на время полной Луны, я находился в невероятном напряжении. Я говорил с друзьями о существовании других планет. Я размышлял о том, какие я мог бы дать им имена. Я также читал лекции на тему о возможности существования новых планет... Я делал все, что мог, кроме одного: я никак не мог найти то, что уже давно ищу, - планету.

Разумеется, я не только болтал по телефону и справлялся о том, сделаны ли фотографии. После того как партия снимков была сделана, мы складывали фотографические пластинки в огромные деревянные коробки и спускали их с вершины горы в мой офис, которой находился в Пасадене, как раз там, где я начал свою деятельность астронома. Я непременно должен был обнаружить на тех снимках планету.

Семьдесят лет назад Клайд Томбо обнаружил Плутон, занимаясь почти тем же самым, чем занимаюсь сейчас я, за исключением одного: он делал все в одиночку. Он не спал целыми ночами, занимаясь исследованием неба. Днем он внимательно изучал снимки в поисках новых движущихся объектов. Он брал две фотографии, на которых был изображен один и тот же участок неба, затем загружал их в специально сконструированный аппарат, который был размером с большой чемодан. Это устройство называлось «блинк-компаратор». Свет внутри него просвечивал одну из фотографических пластинок, как будто она была огромным слайдом. Томбо мог видеть оба фотоснимка в один окуляр. Особенностью блинк-компаратора было зеркальце, которое находилось внутри. С помощью зеркальца, которое было устроено таким образом, что могло перекидываться («блинковать») вперед и назад, Клайд Томбо мог поочередно видеть в микроскоп блинк-компаратора то одну, то другую из заложенных пластинок Он добивался такого расположения пластинок в приборе, что изображения звезд, галактик, туманностей сливались, и при перекидывании зеркальца все оставалось на месте. Однако если какой-нибудь объект на снимке сместился, то при перекидывании зеркальца он начинал «моргать».

Раньше в Паломарской обсерватории был такой же аппарат, какой использовал Клайд Томбо в свои молодые годы, но был разобран на запчасти пару десятков лет назад. Но даже если такая штуковина где-то и осталась, то вряд ли она мне поможет. Видите ли, из-за того что телескоп Шмидта намного мощнее того телескопа, что использовал Клайд Томбо, когда обнаружил Плутон, на каждом сделанном мною снимке было зафиксировано в сто раз больше звезд, тем самым мне потребовалось бы в сто раз больше времени, чтобы изучить их своими собственными глазами. На раннем этапе моей исследовательской работы я рассчитал, что, для того чтобы изучить каждую звезду на каждой фотографической пластинке, мне потребовалось бы провести за микроскопом блинк-компаратора сорок лет подряд, медленно сравнивая фотографии одних и тех же участков неба.

Не желая ждать сорок лег, тем более что я жил в 1998 году, а не в 1930-м, я переложил всю работу на компьютеры. Для начала нужно было просканировать фотопластинки, чтобы получить цифровое изображение, а дальше компьютер делал все остальное. Сканирование не заняло много времени, поскольку машины для сканирования астрономических фотопластинок были довольно больших размеров, а главное - они уже в то время существовали. Тем не менее обработка изображений на компьютере заняла намного больше времени. Программу, позволяющую искать планеты, еще не придумали. Я должен был написать ее сам. Я понятия не имел о том, что такое эмульсия, проявитель и закрепляющий раствор, но написать программу было в моих силах. В этом я разбирался достаточно неплохо. Когда я еще учился в старших классах, я писал несложные компьютерные программы, с помощью которых можно было изучать звезды, другие планеты, Луну, а также вычислять их местоположение и следить за ними в ночном небе. Это будет моя первая серьезная программа.