Голубые шинели - Натали Бранде

— Думаешь, справишься, сынок? — уже по-отечески обратился он ко мне.

— Думаю, справлюсь товарищ полковник, дайте мне пару дней разведать обстановку — я все вам доложу в наилучшем виде.

— Да, ты, парень, того, не переусердствуй. Говорить с солдатами разрешаю тебе только от твоего собственного имени. Если где-то, хоть каким-то боком, всплывет, что за этим стою я — то знаешь, что бывает.

Фраза прозвучала недвусмысленно. Я немедленно вспомнил кончину Сашки — дело тогда, как я и предполагал, замяли, объявив официальную версию о самоубийстве. Да, мне было все слишком хорошо понятно, и я давно уже определил, что нет тех пределов, которые бы я не преступил, оплачивая свою жизнь. Тому, кто читает эти мои строки, может быть, я покажусь омерзительной тварью, циничным подонком — что ж, судить обо мне — право каждого. Но я хотел бы посмотреть на этого строгого судью, окажись он в моей ситуации.

Я просто жил одной единственной надеждой — что вот надо дождаться конца службы — и тогда, тогда все получат по заслугам. Ну, а, кроме того, мысль о том, что я смогу посылать своей матери какие-то деньги, наполняла меня огромной гордостью — это ж вся деревня будет знать, какой я хороший сын. Я действительно любил свою мать. И кроме того — может быть здесь было важным и другое обстоятельство: у меня не было девушки, в которую я был бы влюблен. Может быть, если бы меня ждала какая-нибудь Таня или Маня, как ждали девчонки других солдат, может быть, если бы она посылала мне надушенные письма — я бы сто раз подумал, стоит ли развлекаться с майорской задницей. Но я был свободен от любовных страданий, сердце мое не принадлежало никому. А секс я еще со времен моих встреч с Нинкой привык рассматривать просто как способ удовлетворить простые и естественные физические потребности.

Может быть поэтому моя роль в данной ситуации не казалась мне особенно неприятной, более, того я был уверен, что и других солдат я спокойно сумею склонить на свою сторону.

Так оно и получилось. Как ни странно первым моим «завербованным» агентом оказался тот самый строгий Виктор, мой сосед по койке. Когда я ему сказал, что во время своих увольнений в Москве набрел на неплохую жилу подзаработать — он просто вцепился в меня, что называется зубами и ногами, и не отпускал до тех пор, пока я не поделился с ним «тайной» — как это сделать. То, что надо было кого-то трахать, не вызывало у него никакого внутреннего сопротивления.

— Да я, после года-то воздержания, думаю, что отдрючу с удовольствием все, что шевелится — хоть осла! — с энтузиазмом воскликнул он.

Конечно, обратная ситуация, когда надо кому-то подставлять свою задницу, его слегка огорчила, но после некоторых вопросов типа:

— А это не больно?

И после моих сердечных уверений, что больно только первый раз, а потом — еще как приятно, Виктор махнул рукой и сказал:

— Да плевать, лишь бы деньги платили! А ты уверен, что заплатят?

— Слушай, мужик, у меня там все отлажено, так что не боись, но мне еще парочку ребят надо.

Вместе с Виктором мы сколотили бригаду добровольцев. Вот что странно — никто из тех, к кому мы обращались, не отказался.

И понеслось — заказы от полковника начали поступать сразу же. В мои функции входило вывести в город очередного солдата и в условленном месте передать его заказчику. Среди клиентов полковника немало было новых русских, были и банкиры, попадались даже супружеские пары — они обычно просили, чтобы солдатик отодрал их обоих, а еще — и такой вариант был очень популярен — мужики любили, чтобы солдаты трахали их жен у них на глазах. Рота наша начала жиреть. Солдаты стали сытые, вальяжные.

Деньги полковник выдавал мне строго по договоренности, ни разу не обманул и был мной очень доволен. Так получалось, что я сам еще ни разу не выступил в роли мальчика на заказ. То ли он меня действительно берег по просьбе майора, то ли не было такого важного клиента — не знаю, но меня это обстоятельство вовсе не печалило. Я уже смог несколько раз отправить матери домой вполне приличные переводы — и это наполняло мою душу гордостью.

С майором мы продолжали поддерживать наши отношения — и они стали, можно даже сказать, более теплыми. Майор очень хорошо понял, что я сделал для него — ведь если бы я тогда отказался, то, вероятно, и его, и меня ждала бы незавидная участь. Так мы и жили, пока, в один прекрасный день, товарищ полковник не вызвал меня снова:

— Ну что, Тима, — дружелюбно обратился он ко мне, — настало и твое время.

Я вопросительно посмотрел на него.

— А что, появился настоящий клиент?

— Ну ты прямо в точку попал, приятель. А теперь садись вот и слушай. Человек ты у меня теперь доверенный, знаешь обо мне уже немало, а сейчас еще больше узнаешь — с этой вот минуты считай, что ты со мной связан навек. Теперь ты и не мечтай обо мне когда-нибудь забыть. Я имею в виду — забыться настолько, чтобы мое имя где-нибудь, когда-нибудь, даже на гражданке всуе упомянуть.

— Товарищ полковник, да я ж глух и нем, как рыба! — обиженно воскликнул я.

Действительно, за несколько месяцев совместной «работы» с полковником, я нигде ни разу не засветил его — мои ребята понятия не имели, кто поставляет мне таких обеспеченных клиентов.

— Знаю, знаю, — оборвал меня полковник, — знаю, что ты не дурак. А если и напоминаю о чем — так это для профилактики, никогда не вредно еще раз проверить бдительность. Ну, а теперь вот слушай. Завтра в девять часов вечера ты должен появиться в молодежной дискотеке «Попугай», недалеко от Маяковки. Знаешь это место?

Я усмехнулся — еще бы мне его не знать — там собиралась вся голубая Москва. Все педерасты из числа художников, артистов, дипломатов — все толклись там. Женщин в этом диско-клубе почти не было. Достопримечательностью этого заведения был огромный аквариум, в котором, начиная с одиннадцати вечера, мог поплавать любой из гостей с одним единственным условием — плавать там можно было только голышом.

Голубая публика радостно обсуждала достоинства плавающих смельчаков, прикидывая вслух, сколько могут стоить услуги того или иного пловца — и практически каждый, кто вылезал из воды, был тотчас же ангажирован кем-то из присутствующих — мокрого еще юношу заворачивали в полотенце, сушили, одевали, поили и кормили, а потом увозили куда-то. Ставки мальчикам за ночь в этом клубе доходили до двух тысяч долларов.

Мне, правда, самим полковником было строго настрого запрещено работать где-то на стороне без его разрешения — и я ни разу не окунался в эту мутно-зеленую жижу, хотя не скрою — иногда мне даже хотелось обнажиться при всех — хотелось увидеть, как на меня будут реагировать люди, но никогда за все время я не отвечал на приглашения незнакомых мне мужчин в этом клубе, хотя ко мне подходили не раз. Тем не менее мы с ребятами из моей роты в свободные минуты с удовольствием ходили туда — может быть потому, что там не надо было особенно стараться кому-то понравиться, здесь достаточно было того, что ты мужского пола — и это уже вызывало к тебе массу симпатий. Те же наши солдаты, которые любили приударить за девушками — они, как правило, вечно мучались — понравится ей то или се. А что делать если он вдруг ей не понравится? Мы же не знали этих мучений и даже боялись их. В какой-то степени мы были страшно закомплексованы. Нам казалось, что нормальная девушка никогда не обратит на нас внимания, что мы какие-то неполноценные, что ли, меченые. Ну да ладно. Важно было другое — именно в этот голубой притон и направлял меня полковник.