Гибель старых богов - Дмитрий Чайка

дальше, защищая своими телами лучников, раз не справлялись щиты. Раненых после таких выстрелов практически не оставалось. Редкие счастливцы, получившие огромную стрелу в ногу, истекали кровью за считанные минуты. Мало кто из воинов, видевших, как пробивает грудь идущего рядом товарища, не обгадился. Но это в бою незазорно. Главное, вперед идти, и щит держать. А смерть, она ко всем придет в свое время. Это как великие боги рассудят.

Но это были не все сюрпризы. Как только башни подошли к городу и пересекли невидимую линию, выложенную валунами, из города полетели камни. Булыжник весом в пять килограммов ударил в грудь воина в полотняном доспехе и бронзовом круглом шлеме. Сломанной куклой несчастного отбросило на шесть шагов назад, выворотив из груди острые осколки ребер. Колышущиеся неровными движениями обнаженные легкие просвечивали в ране, а лицо воина приняло бело-синюшный оттенок. Он лежал на земле, судорожно подергивая конечностями, но это ничего не значило. Он уже умер. Недалеко от него камень попал в голову мечника, разбив ее в кровавую кашу, а особенно удачный выстрел попал в осадную башню, перебив пару досок откидного моста. Маленькие требушеты перезаряжались быстро. Персы, подгоняемые матюками десятников, резво подтаскивали камни, сложенные рядом. Выстрелы шли с интервалом в 1–2 минуты, иногда попадая в осадные башни, которые и были их основной мишенью. Камни били в деревянную раму, ломая бревна и выбивая дождь из щепок, ранящий воинов. Но чаще снаряды попадали в шеренги наступающей пехоты, убивая солдат, и делая в них целые просеки. Башни подходили ко второй линии валунов, и инженеры, следящие за этим, дали команду расчетам требушетов, чтобы те вытащили из корзины с грузом по три камня. Следующий залп накрыл наступающую волну более удачно. Одна из башен покосилась, когда камень перебил переднюю опору, а остальные имели те или иные повреждения, зияя дырами в деревянной обшивке. Воины эламитов роптали, видя ничтожность своих усилий, и десятникам пришлось некоторых отходить палками, и пинками погнать вперед. Персы и аншанские лучники тоже пускали тучи стрел, неся ощутимые потери. Но в целом счет пока был сильно в их сторону, потому что стрелять со стены, имея возможность спрятаться за кирпичный зубец — это совсем не то, что ловить стрелы грудью в чистом поле.

Наконец таран подъехал к воротам и стал под методичное уханье воинов молотить по ним окованным бронзой концом. Ворота дрожали, но не поддавались. Сверху со стен и башен на таран бросали большие камни, но крепкие доски и толстый каркас держались на совесть. Лучники прицельно стреляли по бойцам на городских башнях, кидающим небольшие валуны, и те падали, зачастую не успев сделать свое дело. Их камни подхватывали товарищи и бросали сверху на крышу тарана. Отряды, подошедшие к стенам первыми, были буквально сметены огнем аншанских стрелков, которые засели у боковых окон башен. Но наступающих было очень и очень много. Злоба, жадность и страх наказания гнали воинов вперед. Они хотели есть, пить, денег, пригнать корову домой и перерезать глотки этим проклятым шакалам, трусливо кидающимся камнями из-за стен. Две оставшиеся на ходу и сильно побитые башни подошли к стенам, на верхний ярус резво залезли лучники, метатели дротиков и щитоносцы. Последние выстроили непроницаемую стену, из-за которой стрелки открыли огонь по защитникам. Быстро очистив участок стены, осадная башня с грохотом опустила мост, с которого на стену стали прыгать отборные воины в лучших доспехах, которые тут же начали строиться по четыре, занимая все пространство в ширину. Но тут от соседней башни крепости ударили фалангисты, прикрытые мощными щитами. Длиннейшие пики, скопированные Максом с македонских сарисс, безнаказанно поражали эламскую пехоту, которая просто не могла дотянуться до врага. Через пять минут стену очистили, а в осадную башню ворвались персы. Они порубили топорами лестницы, и лишили врага возможности как подняться на стену, так и спуститься с верхнего яруса. После этого башню облили маслом и подожгли. Лучники наверху, попавшие в ловушку, сгорели заживо, оглашая страшными криками поля боя. Те, кто успел, попрыгали вниз и переломали себе ноги и руки, а потом, беспомощные, были придавлены горящими обломками рушащейся башни. Крики задыхающихся в едком дыму и обожженных людей деморализовали войско. Видя и слыша это, эламские бойцы бросили последнюю башню, оставшуюся на ходу, и начали отступать. За ними начали отступать и воины от стен, оставив своих товарищей, ошпаренных кипятком и маслом, валяться внизу, вопя от боли. Таран тоже начал отъезжать от ворот и покатился в сторону лагеря.

Атака захлебнулась. Это было понятно Хумбан-Ундашу, и, порази его злой демон, он не понимал, что ему делать. Пока оставалось лишь выслать парламентера и позвать на разговор местного графа.

— А, пришел? — спросил тот. Это хорошо. Скажи своим, пусть убитых и раненых соберут, мы стрелять не будем.

Неслыханное благородство дикого горца поразило ташлишу. Он послал гонца, и к стенам боязливо приблизились два десятка воинов, которые стали собирать раненых. Вскоре стало понятно, что двух десятков явно было очень мало, и подошла сотня, которая начала оттаскивать выживших в лагерь. Забрав всех, стали уносить убитых, стараясь спешно закопать их в стороне во избежание эпидемии.

— Так что, снова на штурм пойдешь? — спокойно спросил перс. — Башен то у тебя больше нет. А до леса тут очень далеко.

— У меня таран есть, — сквозь зубы сказал командующий.

— Ну и что тебе твой таран даст? — удивился Камбис.

— Как что? — ответил совершенно сбитый с толку ташлишу. — Ворота проломлю и в город ворвусь.

— А, ну-ну. Пробуй. — рассмеялся от души граф.

— Да что с тобой? — рассердился Хумбан-Ундаш. — Ты не знаешь, для чего таран нужен?

— Да знаю я, — хохотал перс. — Но тут, понимаешь, какая штука. За воротами на два человеческих роста камни наложены. И шагов на десять вглубь. Ты ворота сломаешь, а потом будешь камни растаскивать?

— Ты лжешь, — облизнул пересохшие губы командующий.

— Я никогда не лгу, — серьезно заявил перс. — Это недостойно воина. Я клянусь священным огнем, что ни я, ни мои люди не причинят тебе вреда. Поднимись на стену и посмотри сам.

Хумбан-Ундаш махнул головой, и побледневший адъютант подошел к стене, откуда была сброшена веревка. Его подняли на стену, откуда он, совершенно невредимый, был спущен через пару минут.

— Ну что? — нетерпеливо спросил командующий. Тот просто мотнул головой, подтверждая каждое сказанное персом слово.