Явление Сатаны. Записки провинциального сыщика - Григорий Пронченко

class="p">– А отчего мы в подвал-то полезли? – раздался в темноте испуганный шепот.

– Э-э-э, Алеша, да ты и вовсе в таких делах не понимаешь, – простуженно сипя ответствовал его провожатый. – Дом надобно с подвала начинать осматривать. Ведь фундамент – самое главное в доме! Ежели фундамент плох, то и дом не долго простоит.

Наконец неверный свет прекратил свое метание по стенам – двое остановились в большой комнате. Раздался кашель и тот же хриплый голос произнес:

– Ну вот, мы и прибыли!

В ту же минуту фонарь погас, а на стене… Это было просто не мыслимо! На стене в трепещущем светлом круге вдруг появился лик! Сперва нечеткий, но потом черты его стали проступать все явственней. И чем явственнее было видение, тем больший озноб пробирал спины замерших в оторопи людей. Вот проявились огромные, словно очерченные углем, глаза. Вот раздвинулись бескровные узкие губы и блеснули длинные мраморные клыки. Вот лик чуть повернулся и все увидели тонкие заостренные уши, покрытые длинной редкой шерстью. При этом комнату наполнил сперва едва уловимый свист и вздохи, переходящие в тонкий заунывный вой. Один из силуэтов, стоявших в комнате, охнул и отступил назад. Даже видавшие виды городовые оцепенели, от страшного видения. А оно меж тем все росло и росло. Вой же, достигнув наивысшей точки, вдруг резко перешел в клокочущий, злобный рык. И в то же мгновение чудовище оскалило ужасную пасть и кинулось вперед, воздев ужасно скрюченные руки с длинными загнутыми когтями!

– Вперед! – вдруг хлестнула громкая команда. Полицейские, вышколенные годами службы, сбросили сковывающую члены оторопь и загрохотали сапогами. Полдюжины фонарей взрезали тьму и ужасный лик сперва поблек, а потом и вовсе исчез. Страшные же звуки оборвались резкими воплями. Через мгновение все было кончено.

Иван Владимирович встряхнулся, сбрасывая капюшон плаща, и смущенно пробормотал:

– Вот это да! Хоть и был оповещен, но не предполагал, что это столь кошмарное зрелище!

Дабы не рисковать здоровьем, а то и жизнью, Шутихина, коллежский регистратор заместо него спустился со злодеем в подвал. По прибытии к дому Дюжевой, Шутихин, как и было условлено, пошел в уборную. Там его поджидал мой помощник. Он скоро обменялся с Шутихиным плащами и уже под его видом сошел в подвал.

– Прямо явление сатаны! – нервно усмехнулся Пульхров, утирая со лба холодный пот.

– Да уж. Не мудрено, что люди при виде сего ужаса Богу душу отдавали, либо ума лишались. Но, полно. Пойдемте на творцов этих монструозов посмотрим.

В первой комнате у большого, стоящего на тонких ножках, ящика корчился в крепких руках городовых худощавый господин. В свете фонарей мелькнули черные бакенбарды.

– Михаил Николаевич, господин Пургин, полноте. Неужто не понимаете, что все для вас кончено?

Услыхав свое имя, преступник замер, вздохнул и хрипло выдавил:

– Сдаюсь. Велите отпустить меня.

Я сделал знак и городовые ослабили хватку. Злодей потер онемевшие от крепких объятий члены и обреченно опустился на маленький раскладной стул.

– Ваш подельщик Петр Ежецкий во всем признался. Так что и вам советую последовать его примеру.

Пургин с усмешкой кивнул:

– Я сразу же понял, что сдал нас Петруша, жидкая душа. Эх, а какова задумка была!

Один из городовых, заметив стоявшую на полу керосиновую лампу, зажег ее. Свету прибавилось, и мы смогли рассмотреть странный аппарат. Это был довольно большой ящик, обшитый толстой грубой кожей с блестящими металлическими клепками по швам. Короткой трубой, толщиной дюймов в пять, он был, как нам показалось, прислонен к стене. Но присмотревшись, я заметил, что трубка расположена как раз напротив отверстия. На верхней крышке ящика возвышался округлый плоский с боков горб, толщиной в три дюйма. Под ним торчал небольшой штурвальчик с ручкой.

– Это и есть ваш проэктор живых картинок? – спросил я.

Пургин устало поднял голову, любовно погладил рукой ящик и не без гордости в голосе протянул:

– Да. Гениальное изобретение одного безвестного француза. Хотя, господин Лепрене, покойный, едва узнал бы свое детище. Его усовершенствовал не менее гениальный и не менее безвестный одесский механик Тимчук. Теперь можно сколь угодно долго картинки крутить без вреда для пленки!

– Какое замечательное изобретение вы, господин Пургин, поставили на служение злу! Ведь это чудо могло и так вам принести и деньги, и славу.

– Могло, – согласился преступник. – Но для этого мне надо было тысячи три-четыре стартового капитала. Да и богатство мое изобретение мне бы дало не сразу. Вам ли, господин полицейский, не знать, сколь жадны наши бюрократы. Мигом бы с меня последние, пардон, панталоны сняли. Без протекции у нас в России любое дело на корню сохнет. А за границей мне, по некоторым причинам, его демонстрировать было б не с руки.

– Конечно, ведь за убийство его изобретателя вам там не поздоровилось бы! – язвительно заметил я.

Пургин хмыкнул:

– Клевета, господин полицейский. Бездоказательная клевета. Я даже не стану тратить время на обиды. Как бы то ни было, демонстрация работы аппарата сего в России мне не принесла бы той прибыли, что я ожидал.

– Это всего лишь оправдание ваших преступных замыслов. Вы и не попробовали пустить ваши гениальные идеи на благое дело. Ну, да ладно. Спорить нету смысла.

И я прошел во вторую комнату. Там все было гораздо спокойнее. Толстый лежал на полу без чувств, а склонившийся над ним Ракитин пытался привести его в себя шлепками по брюзлым щекам.

– Вот, ваше высокобродь, извольте, – встретил меня усмешкой городовой Метальников. – Какие нежные бандиты пошли! Едва нас завидел, сразу – хлоп! – и в обморок!

Я достал из кармана флягу с коньяком и, протянув ее Ракитину, предложил:

– На-ка, влей ему глотка два.

Городовой, втянув носом аромат напитка, с сожалением ответствовал:

– Эх! Я б и сам не отказался от глоточка!

Я знал, что Ракитин совершенно равнодушен к спиртному и всего лишь храбрится перед своими более старшими товарищами после страшной картины последних минут. Желая подбодрить его, я согласился:

– Это можно будет. Но только после завершения дела. А то я тебя знаю!

Ракитин благодарно просиял и аккуратно наклонив фляжечку, влил лежащему на полу толстяку в рот ароматную жидкость.

И вдруг сзади раздался ужасный грохот, потом вопли и из комнаты, где стоял аппарат, выбежал размахивая руками горящий человек. Он со заметался по коридору, потом бросился к выходу. За ним бежали двое полицейских.

– Тащите этого на выход! – скомандовал я и кинулся вслед за горящим человеком.

Во дворе полицейские уже сбивали с лежащего на земле человека пламя.

– Сымай мундир, Щукин! – крикнул один из полицейских.

– Щукин!? – ошарашенно вскричал я. – А где Пургин!?

– Так, там, стало