Уединенное жилище - Майн Рид

И, не дожидаясь ответа, девушка вышла из комнаты.

XX. Валериан

Через несколько мгновений вновь раскрылась дверь, и вошел доктор Просперо.

— Я несказанно рад видеть вас в таком хорошем состоянии, — сказал он. — Скоро вы будете на ногах. Ничто так не восстанавливает силы, как наше мексиканское вино. А теперь надо начать подкармливать вас.

Послышались легкие шаги у двери, и голос молодой девушки произнес:

— Валериан хочет вас видеть.

— Какой Валериан? — спросил больной.

— Дон Валериан, — произнес почтительно доктор. — Он сейчас войдет, но вы не можете с ним познакомиться.

— Не могу? Почему?

— Да по той простой причине, что вы уже знакомы. А вот и он!

В комнату вошли изящный молодой человек и гигант Вальтер.

— Полковник Миранда! — воскликнул, поднявшись, Франк. — Вы ли это?

— Я, я, mio amigo, и мне не к чему говорить, как я рад встретиться с вами! Я и забыл представить вас сестре, о которой так много рассказывал вам, хотя эта забывчивость имеет мало значения: вы уже давно знакомы. Но все-таки, сестра, позволь представить тебе моего друга Франка Гамерсли.

При этих словах девушка подошла к кровати Франка. Теперь он все понял. Он вспомнил портрет, которым столько любовался в доме ее брата, и теперь, не скрывая своего восторга, не отрываясь смотрел на оригинал, который так давно мечтал встретить!

Когда девушка вышла из комнаты, Франк дал волю своему любопытству, буквально засыпая Миранду вопросами.

— Нет, нет, я не буду отвечать вам. Доктор Просперо совершенно запретил говорить с вами, а поэтому пока до свидания.

XXI. Возвращение разбойников

На маленькой речушке, притоке большой реки Витшита, берущей начало приблизительно в ста милях от восточной границы равнины Льяно-Эстокадо, расположился индейский бивуак. В этом лагере не было видно настоящих палаток, а лишь в некоторых местах были воткнуты в землю шесты, покрытые звериными кожами и одеялами. Густая листва деревьев защищала расположившихся здесь краснокожих от жарких, падающих отвесно лучей солнца. Отсутствие палаток, телег и различных хозяйственных приспособлений служило неопровержимым доказательством, что эти люди занимались разбоем, что это — не мирно кочующее племя.

Голые до пояса краснокожие, одетые в какие-то пестрые лохмотья, с телами, татуированными яркими рисунками, в своих головных уборах из перьев, производили и странное, и страшное впечатление. Увидев их, степной житель непременно сказал бы:

— Это индейцы, возвращающиеся с разбоя!

Да и менее опытному человеку не трудно было бы понять это. В лагере индейцев не было ни собак, ни мексиканских мулов, зато в огромном количестве находились лошади, мулы и американский рогатый скот, приведенный из штатов Тенесси и Кентукки первыми колонистами степей Техаса.

В лагере, несмотря на отсутствие палаток, находилось множество белых женщин и детей, в разорванных платьях, с растрепанными волосами. Опущенные головы, бледные и печальные лица — все указывало на ужас положения несчастных, которых стерегли несколько краснокожих. Но кто же эти пленные женщины и дети и кто их похитители? Это жены, дети и сестры техасских колонистов, живущих в соседнем селении. Похитители же их частью принадлежат к племени команчей и уже известны читателю, так как составляют шайку, которую возглавляет Лизард.

Две недели прошло после нападения на караван Гамерсли и, судя по всему, Лизард не терял времени даром. Почти триста миль отделяли место нападения на караван от теперешнего бивуака краснокожих.

Теперь необходимо объяснить причину такого быстрого передвижения, что не совсем соответствует обычаям и привычкам степных разбойников. Награбив большую добычу, они редко отправляются, не отдохнув, на поиски новой, пока хоть что-нибудь останется от награбленного.

Вероятно, так же поступила бы и на этот раз шайка Лизарда, если бы не произошло нечто из ряда вон выходящее. Как читатели, вероятно, уже догадались, главным действующим лицом в нападении на караван Гамерсли был не Лизард, а его союзник Урага. Для Лизарда приказ напасть на караван явился полнейшей неожиданностью и даже известным образом нарушал его личные планы. Как ни было кровопролитно это нападение, но благодаря своему быстрому окончанию оно все-таки дало возможность Лизарду выполнить ранее намеченный и не менее жестокий замысел. Видневшиеся повсюду воткнутые в землю пики с окровавленными скальпами светлых волос достаточно доказывали жестокость последнего разбоя, не говоря о белых невольниках и целых табунах лошадей и стадах рогатого скота.

Лизард и его шайка ликовали. Их последняя победа досталась им сравнительно легко и принесла огромные богатства. Еще так недавно племя индейцев почти голодало, скитаясь по бесплодным степям, расположенным по Красной реке и реке Канаде. Теперь перед ними вставало счастливое будущее, сулящее беспечное веселье и празднества, так редко выпадающие на долю разбойничьих банд, кочующих по склонам гор и безлесным степям Америки.

У Лизарда был помощник, пользовавшийся почти одинаковым с ним положением. По происхождению мексиканец, он еще мальчиком был взят в плен индейцами и, посвященный во все тайны краснокожих, не уступал ни в коварстве, ни в жестокости Лизарду. Индейцы прозвали его Барбато. До сих пор он помнил свой родной испанский язык, чем приносил огромную пользу шайке. С его помощью Лизард впервые сговорился с Урагой.

После продолжительной и быстрой ходьбы дикари, наконец, расположились бивуаком и с наслаждением отдыхали, окруженные награбленным имуществом и пленными.

Грустно было бы видеть мужьям, отцам и братьям, как теснятся возле женщин и девушек индейцы, готовые, кажется, как дикие звери, накинуться на самых красивых и молодых. Но и не видя их, белые только и думают о их спасении, и кажется недалеко то время, когда они появятся здесь.

Лагерь спал крепким сном, но ни Лизард, ни Барбато не могли отогнать мрачных предчувствий, которые их охватили.

— В сущности, чего бояться? — сказал Лизард. — Ведь нет никаких причин. Пойдем-ка спокойно спать.

XXII. Преследователи

Но недаром беспокоились Лизард и Барбато.

На довольно большом расстоянии от бивуака индейцев расположился огромный лагерь белых. Среди них не было ни одной женщины; это были бородатые люди, одетые в самые разнообразные одежды. Многие из них были в кожаных охотничьих куртках, в длинных гетрах и обуви из змеиной кожи. Другие — в шерстяных красных, зеленых и синих куртках. Третьи — в американских бумажных одеждах и, наконец, четвертые — в светло-голубых полотняных рубашках. Сапоги, башмаки и другая грубая обувь на них были из самых различных сортов кожи, не исключая даже и кожи аллигатора. Шляпы тоже были самые разные — соломенные, стружковые, панамы, фетровые, суконные, шелковые…