Уединенное жилище - Майн Рид

Возвращение к власти Санта-Аны повлекло за собой гибель партии патриотов, многочисленные сторонники которой поплатились жизнью. Пострадал и полковник Миранда. Приверженцы же Санта-Аны, в том числе и капитан Урага, получили блестящие назначения. Все они состояли в тайном сговоре с индейцами, этими краснокожими пиратами равнин, прикрывая их жестокие разбои и деля с ними богатую добычу.

XXVIII. В могуществе, но не в счастье

Ни быстрое продвижение по службе, ни награбленное богатство не сделали Урагу счастливым человеком. Он чувствовал себя хорошо лишь во время усмирения какого-нибудь мятежа или хищнических нападений, или же под влиянием вина. Он пил постоянно, но, конечно, не для того, чтобы заглушить угрызения совести; ее не было у него. Червь, который его глодал, не был рожден сознанием совершенных злодейств; его породила несчастная любовь и жажда мести.

Урага чувствовал себя особенно несчастным, когда видел в зеркале свое обезображенное лицо или когда стоял перед портретом Адели, висевшим в зале дома, которым он завладел после изгнания полковника Миранды.

Прежде Урага надеялся добиться руки Адели. Его происхождение из простонародья не могло быть препятствием в этом в стране, где сегодняшний солдат мог завтра стать генералом. Любовь заставляла его стремиться к повышению, из-за нее он совершал преступления. Он воображал, что богатство и блестящая карьера помогут ему достигнуть своей цели, тем более что он был красив, хорошо сложен и очень способен. Как большинство мексиканцев, он пользовался большим успехом у женщин.

Но после дуэли, стоившей ему нескольких передних зубов и обезображенного лица, успех Ураги стал значительно меньше. Не помогли и вставные зубы. Когда Адель отказала ему, он решил, что это связано с его изменившейся внешностью.

На самом деле, конечно, поводом к отказу послужило не внешнее безобразие Ураги, и если б не его безумная страсть, он сам бы это понимал. Он успокаивался, когда думал о том, что Франк Гамерсли, виновник его безобразия, достаточно наказан. В такие минуты, сидя за стаканом вина и демонически улыбаясь, Урага любил рисовать себе предсмертные муки противника. Но жив и не отомщен оставался секундант Франка — полковник Миранда. Не убить ли и его — спрашивал себя Урага и на этот жестокий вопрос всегда отвечал, что месть Миранде не успокоит его. Он слишком страдал от отвергнутой Аделью любви. Что для него все успехи в жизни? Что для него сама жизнь без нее? Урага был готов разорить церковь, чтобы добиться Адели, убить лучшего друга за одну ее ласковую улыбку. Он постоянно думал над тем, куда могли скрыться полковник с сестрой, и решил, что они бежали в Соединенные Штаты, этот приют бунтовщиков и искателей счастья. Урага и мысли не допускал, что они остались в Новой Мексике. Его шпионы тщетно исследовали все уголки страны, получив щедрое вознаграждение; о беглецах не было ни слуху, ни духу.

Неожиданно открылась дверь и показался сообщник Ураги — адъютант Роблес.

— Полковник, — сказал он, — пришел какой-то человек и хочет вас видеть.

— Кто он? Из наших солдат?

— Нет, не военный; я его не знаю.

— Что это за человек?

— Просто индеец.

— А, команч!

В этом восклицании послышалась нотка беспокойства. Его отношения с индейцами в это время были крайне щекотливы. Ему нужно было иногда поддерживать их, но вообще он старался держаться от них подальше — в особенности от команчей, в которых он даже и не нуждался.

Урага почему-то подумал, что человек, желающий его видеть, послан к нему Лизардом, вождем тенавов, с которыми он и не хотел иметь дел, по крайней мере временно. Поэтому приход индейца несколько его расстроил. Однако подчиненный успокоил:

— Нет, полковник, это не команч. Он мне кажется мирным индейцем и я думаю, что он бедный землевладелец.

— Но что же ему нужно от меня?

— Этого я не знаю, только он сказал, что у него очень важное дело, почему он и решается беспокоить вас.

— Приведите его ко мне. Вероятно, ожидается нападение краснокожих и этот человек пришел, чтобы договориться с нами о мерах защиты.

Над этой шуткой полковник сам рассмеялся.

— Пока индеец будет у меня, стойте поблизости, чтобы я мог позвать вас в случае необходимости.

Сказав это, Урага оглянулся, чтоб убедиться, здесь ли оружие.

XXIX. Хорошо вознагражденный донос

Полковник чуть не расхохотался, когда разглядел вошедшего, подумав о принятых им мерах предосторожности. Это был жалкий индейский рабочий, в грубой шерстяной одежде, в рваных, доходивших лишь до колен панталонах, с голыми под ними ногами, и в соломенной шляпе. Его нерасчесанные длинные черные волосы свисали по плечам. Он вошел, униженно опустив глаза в землю, хотя было заметно, что при случае эти глаза могут загореться грозным, мстительным, гордым огнем, как горели глаза его предков, когда они под предводительством Гватимозина палицами отбивали нападение испанских завоевателей. При входе в богато убранную гостиную индеец снял свою соломенную шляпу и низко поклонился нарядному офицеру, сидевшему за столом. Как только из-под широкополой шляпы открылось лицо вошедшего, полковник вскочил с громким восклицанием:

— Каррамба! Да это Мануэль, слуга полковника Миранды!

— Да, сеньор, — ответил тот, снова кланяясь.

При виде старого знакомого всевозможные предположения и приятные предчувствия пронеслись в голове Ураги. В индейце, с таким почтением склонившемся перед ним, он увидел первое звено цепи, по которой мог напасть на след беглецов. Мануэль непременно что-то знает, а теперь он находится здесь, и, конечно, надо воспользоваться своей властью над ним.

Но выражение лица индейца и его поза ясно доказывали, что Ураге не придется прибегать к особым мерам.

— Бедный малый, — сказал он, — у тебя очень усталый вид! Выпей стакан вина. Я предполагаю, что ты хочешь мне что-то сообщить как военному коменданту этой местности? И днем и ночью я одинаково готов выслушивать тех, кто заботится о ее благосостоянии.

После выпитого вина язык индейца развязался, и он стал не в меру откровенным; но действовал не под влиянием винных паров, а из чувства мести, тем более ужасного, что он так долго сдерживал его.

— Где ты был все это время? — спросил полковник.

— С моим господином, — ответил индеец.

— А кстати, где же теперь полковник?

Но индеец был не так глуп, чтобы дать себя провести таким вопросом. Он отлично знал, что Урага влюблен в его молодую госпожу. Именно на этом и был построен его жестокий план, а потому, несмотря на выпитое вино, Мануэль отдавал себе отчет в том, что говорит.