Снег в августе - Пит Хэмилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сидели дома, – сказал Джимми. – Радио слушали.
– Я так и подумал, – сказал Майкл, ему не терпелось поверить в то, что его не бросили в лавке мистера Джи. Он не рассказал им о том, чтó он пережил, и не упомянул, что вызвал скорую. Это было вчера, а сегодня – это сегодня. Они пошли в направлении парка. Воздух был холодным и чистым. Майкл решил, что придорожные кучи снега напоминают горные хребты, и ребята принялись давать названия кучам, громоздившимся на углах, куда их сваливали снегоуборочные машины. Гора Коллинз. Гора Мак-Артур.
– Долбаные горы будут тут до лета торчать, – сказал Сонни. Они посмеялись и остановились посмотреть, как малыши роют ходы в снежных горах. Майкл с трудом пытался представить себе, как выглядят эти улицы в летнюю жару.
Они дошли до парка, следуя за другими детьми – те тащили санки или придерживали болтающиеся на шее связанные ботинки с коньками. В киоске, что у входа в зоопарк, Сонни купил какао и дал отпить Джимми и Майклу. Из зверей были видны только белые медведи, и Майкл подумал, что никогда не видел их такими счастливыми.
– Интересно, как себя чувствует мистер Джи? – в конце концов выдал Сонни.
– А как ему себя чувствовать? – ответил Майкл. – Фрэнки шарахнул его чертовым кассовым аппаратом.
Сонни покачал головой и уставился на заснеженный лес позади зоопарка.
– А вот как себя чувствую я, – сказал он. – Отвратительно. Он ведь за меня вступился, помнишь?
Майкл все прекрасно помнил.
– Хватит, проехали, – сказал он.
– Да уж, – сказал Сонни.
Лавка сладостей мистера Джи оставалась закрытой еще два дня. По заснеженным улицам разъезжали туда-сюда два сыщика в полицейской машине без маркировки. Они прозвали этих копов Эбботт и Костелло, поскольку один был длинным и тощим, а второй коротеньким и толстым, как веселая парочка из кино. Но комиками они не были. Почти все дети в округе знали, чтó они делают с плохими парнями в своем кабинете на третьем этаже полицейского участка на Макгайр-авеню, и не хотели, чтобы такое проделали с ними самими.
На следующий день около полудня Эбботт и Костелло остановили авто перед входом в заведение Непобедимого Джо, зашли внутрь, выпили пива у стойки и вышли. Машину вел Костелло. Затем они остановились перед входом в бильярдную «Звезда», что через улицу от «Венеры», и поспешили внутрь. Вышли они, оживленно беседуя и кивая головами. Костелло вразвалочку направился в «Венеру», а Эбботт остался снаружи, держа правую руку во внутреннем кармане серого пальто. Майкл видел, как он сплевывает в кучу снега. Вскоре Костелло вышел из кинотеатра, они сели в машину и уехали.
– Ищут Фрэнки, – сказал Сонни. – За избиение мистера Джи.
Мальчики стояли перед входом в галантерею рядом с конфетной лавкой Словацки, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть.
– Они к нему домой тоже заходили, я видел, – сказал Джимми.
– Надеюсь, они его поймают, – сказал Майкл. – И упрячут в чертову тюрягу.
– Что? – удивился Сонни. – Ты хочешь, чтобы его схватили?
– То, что он сделал с мистером Джи, отвратительно, – ответил Майкл. – Он урод. Он трус, Сонни, он чертов отморозок – так избить старика. Который, между прочим, защищал тебя.
Сонни помолчал.
– Ну да, – сказал он в конце концов. – Но тебе лучше помалкивать. Иначе тебя могут заклеймить как стукача.
– Это как еще заклеймить? – спросил Джимми. Разговаривая, они выпускали изо рта маленькие облачка пара.
– Возьмут нож и воткнут вот в это место, – сказал Сонни, вдавив указательный палец в щеку возле уха. – Сделают дырку вот тут, видишь? А потом, – он провел пальцем по щеке до угла рта, – потом прорежут от нее до рта. И все будут знать, что у тебя большой рот. До конца твоей долбаной жизни.
– Господи Иисусе, – сказал Джимми.
Майкл содрогнулся.
– Это очень плохо, – сказал Сонни. – Очень плохо носить такое клеймо.
– Но все-таки… – начал было Майкл.
– Копы придут к тебе с вопросами, Майкл, но ты ничего не видел, – сказал Сонни. – Только так. Ради тебя же. Ради всех троих.
Майкл вспомнил, что ему сказал Фрэнки Маккарти, забирая с собой из лавки пачку «Лаки страйк». Ты ничего не видел. Такие правила.
– Ладно, – сказал Майкл. – А что будет с Фрэнки?
– Скорее всего, ничего.
– Это неправильно, Сонни.
– Неправильно, но что поделаешь.
– Ты хочешь сказать, что он может вот так сделать – и ему ничего за это не будет? Он старику едва мозги не вышиб. Он мог это сделать и с нами. Кто его за это накажет?
– Не знаю. Может, Бог.
Джимми Кабински улыбнулся:
– Мой дядя сказал, что мистер Джи получил по заслугам.
– Ты о чем? – спросил Майкл.
– Так он же жид, – сказал Джимми. – Дядя говорит, что на старой родине он уже был бы покойником.
– Почему? – спросил Сонни. – В партизаны бы пошел?
– Нет, типа – просто бы убили.
– Твой дядя чертов псих, – сказал Майкл.
– Почему это псих? Он же…
– Эй, хорош, завязывайте, – сказал Сонни. – Не хватало нам еще спорить насчет евреев. Господи Иисусе.
– А дядя говорит, что евреи убили Иисуса и поплатятся за это.
– Убили Иисуса? Пять тысяч чертовых лет назад? – сказал Сонни. – Могу гарантировать, что мистера Джи тогда среди них не было.
– Ну да, но…
– Без «ну», Джимми. У меня нет какой-то особенной любви к евреям. Но какого хрена избивать мистера Джи, если он не имеет к этому никакого отношения?
– Правильно, – сказал Майкл. – Это не из-за Иисуса. А из-за нас.
– Ну…
– Хорош, – сказал Сонни. – Пошли снег разгребать.
Они пробирались через снежные кряжи и ледяные холмы Эллисон-авеню. Травили анекдоты, подслушанные в школе до рождественских каникул, обсуждали возможность хотя бы одного такого же снегопада – тогда уж точно в школу возвращаться не придется, спорили о том, кто изобрел телефон, и жалели, что ни у кого из них дома нет телефона, останавливались у магазинов, где им обычно поручали разгрести снег. У лавочников были свои лопаты, но у некоторых были и свои дети, которые справлялись с этой работой. Тем не менее они заработали шестьдесят центов и отправились к Словацки, где уселись перед прилавком и заказали три чашки какао.
– Мне надо вам кое-что рассказать, – сказал Майкл.
– Что это ты избил мистера Джи, – сказал Сонни, смеясь.
– Нет, – сказал Майкл. – Про другое.
Он рассказал им о своем визите в синагогу на Келли-стрит и о том, как рабби возник посреди метели, позвал его и попросил включить свет. Он не смог точно описать, как звучал голос этого человека, и не стал признаваться в том, что испытал страх, когда вошел в прихожую. Но он сказал, что рабби показался ему вполне хорошим человеком.
– А, вот что тебя так разъярило, – сказал Джимми. – Ты с ними дела водишь.
– Все, что я сделал, – включил этот чертов свет, – сказал Майкл, отхлебывая густой сладкий какао. Миссис Словацки была занята другими покупателями; когда лавка мистера Джи закрылась, работы ей основательно прибавилось: продавала конфеты детям и сигареты взрослым.
– Вот, значит, как они тебя поймали, – сказал Джимми.
– Ага, обманули и заманили в ловушку. Джимми, я здесь, и я живой.
– Откуда ты знаешь, может, он тебя загипнотизировал.
Сонни поднял руки ладонями наружу.
– Минуточку, погодите, – сказал он, останавливая их спор. – Это может оказаться кстати.
Майкл повернулся к нему:
– Ты о чем?
– Сокровища.
– Какие сокровища?
– Только не говори мне, что не слышал о сокровищах, Майкл. О них знают все.
– Никогда ничего не слышал о сокровищах, – сказал Джимми.
Сонни понизил голос и склонился к Майклу и Джимми:
– Евреи отдают своим раввинам деньги, драгоценные камни, рубины, золото и всякую такую фигню. Но раввины не кладут все это в банк. Берут и закапывают. Прячут. Они держат все при себе, потому что, если вдруг однажды придется сниматься с места, они смогут упаковать все в сумку и сделать ноги.
Майкл подумал о драном пальто рабби, его грязных руках и облупившейся краске в прихожей.
– Все говорят: в синагоге на Келли-стрит
