Надгробие Дэнни Фишеру - Гарольд Роббинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не убирай, Мойша, — отодвинул он стакан, — я буду через пять минут!
Я взял его стакан и демонстративно вылил в раковину.
— Помой, Мойша, — сказал я. — Ему он больше не понадобится!
Я шел впереди, позади меня по цементному полу стучали подкованные ботинки. У обочины я остановился и спокойно обернулся к нему.
— Приготовь руки, скот! — приказал я, стараясь не потерять контроль над собой.
Он подошел ко мне вплотную и обнажил неестественно белые зубы в усмешке.
— Крепкий парень! Смелый парень! — издевательски приговаривал он. — И откуда он взялся на мою голову? — Собравшиеся вокруг местные заржали.
— Достаточно крепкий… — начал я и тут же вспомнил о его ногах. Я шагнул назад, но он достал меня коленом в пах и обоими кулаками в лицо. Я упал и тут же увидел, как его ботинок приближается к моему лицу. Откатился в сторону, но он все-таки сумел ударить меня где-то за ухом. Шум уличного движения странно отдалился.
— Ну что, крепкий парень?! — раздался его голос надо мной.
Я потряс головой, прогоняя гул, ухватился за оказавшийся рядом гидрант и поднялся. Во рту стоял вкус крови.
— Ну что, — продолжал смеяться он, — у тебя еще есть силы?
Я внимательно наблюдал за ним, не отпуская гидранта. Пусть болтает, это мне на руку. Каждая секунда прибавляла мне силы.
Он приближался ко мне медленно, спокойно, уверенно. Все так же растягивая время, я зашел за гидрант; сейчас я был благодарен Сэму, который научил меня экономить и восстанавливать силы.
— Что, будем подыхать? — говорил он. — Как твоя собачонка?
Я отпустил гидрант. Теперь я был в порядке. Я шагнул ему навстречу. Он ринулся на меня, вытянув вперед правую. Не зная того, он допустил вторую ошибку, первую — когда дал мне отдохнуть.
Моя левая встретила его правый кулак, своей правой я врезал ему ниже пояса. Он начал клониться вперед, руки его опустились, но я поймал его левым апперкотом в челюсть. Он начал заваливаться набок, но я еще успел нанести ему восемь ударов, прежде чем он опустился на тротуар. Должно быть, он был силен как лошадь, так как пытался еще подняться. Я пнул его несколько раз по голове, и он замер.
Еще какое-то время я наблюдал за ним, потом обернулся и огляделся. Впервые я обеспокоился тем, что собралось множество людей вокруг нас. И вдруг я почувствовал, даже не услышал, какое-то движение за спиной. Мигом обернулся. Он бежал на меня. Что-то блеснуло в его руке, когда я отпрыгнул. С треском распоролся мой рукав. Финский нож! Негр пронесся мимо меня, и я успел лишь ускорить его движение ударом по затылку. Он врезался в стену, я бросился к нему. Нельзя было упускать ни мгновения. Схватив его руку с ножом, я вывернул ее, он застонал, нож звякнул у меня под ногами. Отшвырнув нож ногой, я повернул парня к себе. Боль и страх были на его лице.
Мною овладело бешенство и какое-то странное веселье. Впервые я узнал вкус смертельной схватки. Мой удар расплющил его нос. Он закричал. Я засмеялся и с удовольствием ударил его по зубам, вместо крупных белых зубов теперь зияли черные дыры. Теперь я был по-настоящему счастлив. Все лицо его было в крови, но я продолжал месить его. Кто-то оторвал меня от него, я отталкивал руки, снова бросался на обезумевшего от боли противника. Вдруг резкая боль в затылке остановила меня. Когда красный туман в глазах рассеялся, я увидел перед собой темно-синий мундир полицейского.
…Хотя я был совершенно обессилен, в камере я так и не смог заснуть. Глаза горели, будто их засыпали перцем, но веки не закрывались. В голове была какая-то каша из разговоров, чьих-то лиц, чаще всего всплывала картина — рыжий щенок, безуспешно пытающийся выбраться из ямы, стена, которая сползает под его лапами. Лязгнул запор двери, вошел полицейский и миролюбиво проговорил:
— За тобой пришел отец, парень, вставай!
Я безучастно поднялся, взял с койки свое пальто. Казалось, все происходящее когда-то уже было со мной… В небольшой комнате, куда мы пришли, сидел отец и беседовал с кем-то в штатском.
Отец вскочил, увидев меня.
— Я пришел забрать тебя домой, сынок! — сказал он.
Ничего не понимая, смотрел я на него: «Какой дом? Куда? Ведь у меня нет больше дома… Раньше был… был дом, была Карра…»
Полицейский в штатском тоже встал.
— Твое счастье, что нам удалось все выяснить, — проговорил он. — Тот парень, которого ты отделал, проваляется в больнице несколько месяцев. Но он давно стремился — туда, или на кладбище, или в тюрьму… Так что ты нам в чем-то даже помог. А теперь иди и не доставляй нам больше хлопот, у нас и без тебя их по горло.
Я медленно поплелся к двери, за спиной раздавался голос отца, благодарившего полицию за все, что они для меня сделали. Болел затылок. Вонючий, пропитанный выхлопными газами воздух улицы ударил мне в нос. Бок о бок с отцом мы пошли по Деланси-стрит.
— Ты нас с матерью сильно перепугал, Дэнни. Мы не знали, что и думать.
Я ничего не ответил. Все это было. В другом месте. В другое время. В полном молчании мы перешли дорогу. Он вновь попытался заговорить со мной.
— Почему ты сделал это, Дэнни? Такая жестокость, это на тебя совсем не похоже…
В голосе его слышалось страдание. Произошло что-то такое, чего он не мог понять. Да, это на меня не было похоже, на меня — прежнего. Теперь я жил в другом мире и был другим Дэнни Фишером. Я не знал, что ему ответить, и промолчал. Так, в молчании, мы прошли еще два квартала, свернули на нашу улицу. На углу мы случайно столкнулись взглядами и поспешно отвели глаза.
Начался снегопад. Я поднял воротник пальто и зябко поежился. По улице шли два чужих друг другу человека — отец и сын.
Все дни моей жизни
Книга вторая
Глава 1Отец посмотрел на часы, и мы вышли из полутемного подъезда на улицу. Он быстро спрятал часы в карман и посмотрел на меня с тревогой.
— Без четверти три, — пробормотал он. — Мне нужно торопиться, иначе я опоздаю.
Я безразлично посмотрел на него. Прошло всего пять месяцев, как мы переехали, но, казалось, многие годы разделяют нас. Все шло наперекосяк с того самого дня. Сейчас у отца была работа в аптеке на Деланси-стрит. Двадцать три доллара в неделю.
— Нам по пути? — спросил папа.
Я молча кивнул головой. Мне было все равно. На углу меня поджидали наши ребята.
Все печальные события этих пяти месяцев были свежи в нашей памяти. Особенно те дни, когда я, приходя из школы, заставал его понуро сидящим за кухонным столом с выражением отчаяния и безнадежности на осунувшемся лице. Я пытался сочувствовать ему, но у меня ничего не получалось, он сам был во всем виноват, надо было крутиться…
Несколько дней назад он вернулся повеселевшим и сообщил, что ему предложили работу. Двадцать три доллара в неделю для фармаколога с двадцатипятилетним стажем. Какая-то ерунда! Этого едва хватало на еду.
Мы дошли до угла и остановились перед аптекой, в которой он работал. Отец посмотрел на меня неуверенно. Я видел, что он собирается меня спросить, как я проведу оставшиеся полдня, но гордость ему не позволяла это сделать. Да я бы ему и не сказал.
— Передай маме, что я буду в полтретьего, — наконец выдавил он.
Я кивнул.
Он открыл было рот, намереваясь добавить еще что-то, но передумал. Лишь покачал головой и, ссутулившись, вошел в аптеку. Часы на витрине показывали ровно три.
У меня еще было время до встречи с нашей бандой; я прислонился к стене и принялся без особого интереса рассматривать входивших и выходивших посетителей.
— Наконец-то, Фишер, — услышал я усталый голос напарника отца и заглянул внутрь аптеки.
Из-за прилавка вышел добродушный толстяк, на ходу снимая казенный белый халат.
— Вот, держи. Только смотри, не утони в нем. Чертовски тяжелый день, да еще шефу шлея под хвост попала — все время придирался ко мне.
Отец молча снял пиджак и по настенным часам удостоверился, не опоздал ли он. Из задней комнаты в зал вкатился маленький толстенький человечек с раздраженной миной на липе.
— Прибыл, Фишер? — пропищал он. — Кончай чухаться, тебя ждут рецепты.
— Да, мистер Гольд, — откликнулся отец покорным тоном, от которого меня всего передернуло. — Я не хотел вас задерживать, — виновато пробормотал отец.
Раздражительный человечек с презрением оглядел отца.
— Могли бы прийти пораньше. Не переработали бы…
— Извините, мистер Гольд…
— Ну что вы стоите как болван! — взвизгнул Гольд, сунув отцу две бумажки. — Надевайте халат и мигом за работу! — Он резко развернулся и исчез в своем кабинете.
Какое-то время отец задумчиво смотрел ему вслед, потом взглянул на рецепты, подошел к своему рабочему столу, положил пиджак и шляпу на стул. Разгладив рецепт на столе, внимательно прочитал его, достал с полки пузырек и мензурку. Казалось, что я слышу позвякивание стекла… Неожиданно он поднял голову и заметил меня, краска стыда залила его лицо. Я быстро отвернулся, будто ничего не видел.