Антагонист всего сущего - BesPis
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Благотворительность? Коммерциализация помощи нуждающимся. Спорт? Политика, деньги и слава. Доброта детей? Неимоверная жестокость. Защитники страны? Убийцы и трусы, сдерживаемые приказами командиров. На самом деле из-за обилия лицемерия я перестал видеть в приятных обществу вещах что-то хорошее даже теоретически. Благотворительность спасала, спорт развлекал и оздоровлял, доброта детей более наивной и чистой, а защитники страны — герои Отечества. Но этого я не видел, так как окончательно разочаровался. Пожив дольше, нашёл бы удачные примеры… Наверное. Я мечтал увидеть хорошую систему, способную выдержать мои гнойные искушения.
Справедливости ради, кроме разрушения я не мог предложить что-то ещё. Если в моих глазах все системы лживы, то почему сам не создам эталон, который вижу? Только думаю об этом, как становлюсь куда более жалким, чем раньше. Я признаю, что тварь, подонок и жалкое существо, но не вижу в других хоть что-то лучше меня. Перейдя в новый мир, мой идеализм обрёл смысл. Я решил стать антагонистом, потому что видел в Тейвате неимоверную слабость. Даже когда играл в Геншин, меня не покидало чувство, что любая достойная угроза извне попросту уничтожит их, как по щелчку пальцев. Сейчас же я и являюсь той угрозой, имеющая все шансы разрушить прежний мир. Кто знает, одолею их или меня сотрут в порошок, я не могу пойти против своего решения. Если здесь найду настоящую крепкую дружбу, верную любовь и стойкое общество, то смогу успокоиться хотя бы немного. Если же нет, я буду пытаться строить собственную идеальную систему, уничтожая другие.
Одна система уже пала: Сахароза оставила нормы морали. Если пару дней назад она старалась не прибегать к бесчеловечным, неэтичным опытам, то после презентации Саливана девушка без угрызения совести взяла у Понтифика парочку хиличурлов. При обычных условиях такого скачка не произошло бы, но условия-то необычные. Я предположить не мог, что Осквернённое пламя могло настолько эффективно развращать разум. Не месяцами, не длинными медленными шагами, не поэтапно, а резко, революционно, агрессивно. Сахароза быстро превратилась из скромной подавленной учёной в фанатичную исследовательницу, наполненную любопытством и интересом. Во время вручения образцов я стал свидетелем, как она, желающая получить свободного лавачурла, после пояснения Саливана об отсутствии нужных ей существ, так злобно цокнула, что я на пару секунд ошалел. Она действительно взбесилась! Кажется, сам взгляд очерствел, наполнился раздражением. Удивительный прогресс.
В любом случае, впервые девушка попробовала поиграться с хиличурлами. Однако проблески человечности и доброты оставались. Первый же опыт обернулся серьёзными мутациями образца, в результате которого хиличурл лишился рук — они просто стали ненужными отростками мяса и костей, — а затем сам разбух, как свежевыпеченный хлеб, впоследствии чего потрескался и затвердел сравнимо с камнем. Это жалкое подобие живого организма бесцельно лежало на дне клетки, бурчало и хрипело, но не могло ничего сделать. Под потресканной кожей скрывались твёрдые мышцы с прогнившими отверстиями, через которые хорошо виднелись облитые кровью органы… в общем, бесполезность. И какая реакция Сахарозы? Сопереживание и вина. Она смотрела на него с такой болью на душе, что могла вот-вот заплакать по своей глупости, обнять хиличурла и… сделать неясно что. Помочь ему уже нельзя, но она активно думала над этим.
— Избавься от него, — настаивал Саливан.
— Я-я… я не могу! Он же…
— Живой? Вы их постоянно убиваете и не задумываетесь об этом, — заметил он. — Слишком странное сопереживание, Сахароза.
— Но…
Сахароза пыталась удержать последнюю соломинку человечности. Боролась! Как она надеялась! Достойно похвалы, жаль, бесполезно, потому что девушка через буквально минуту потеряла в нём всякий интерес. Она, как исследователь, не нашла в измученном хиличурле что-то действительно стоящее внимания. Вскоре она ушла играться с другим образцом, а Саливан тихонечко добил измученного. Подобное продолжалось сравнительно долго. Неделя-другая, и Сахароза позабыла о жалости к испытуемым. Она самолично убила с двадцатку хиличурлов, вечно негодуя результатами, а потом перешла на митачурлов и так же беспристрастно начала менять их тела, но более успешно. В скором времени она преподнесла Саливану второе открытие, которое он признал. Мини-лавачурл — с названиями, конечно, у неё туго. В самом деле, общие черты были: крепкий панцирь из геоэлемента, толстые бычьи рога, более широкие плечи. А в остальном… Его ноги стали короче, а руки, наоборот, длиннее, ненароком напоминая теперь гориллу. Более того, позвоночник продолжил развиваться, пустив острия из спины, за которые можно спокойно хвататься и держаться, чтобы кататься на спине. Также подумала и Сахароза, продемонстрировав практическую пользу мини-лавачурла тем, что усадила Саливанова шамарчула на подготовленное седло на его спине. Она добавила, что более высокая выносливость и сила мини-лавачурла позволит обустроить седалище как небольшую закрытую крепость, чтобы уберечь шамачурла от урона извне. На вопрос Саливана, какие есть злокачественные мутации, она с раздражением ответила: «Какая разница? Он полезен, и я довольна!» Тут-то я увидел, что она практически перестала моргать, причём глазам это не мешало: они продолжали по-здоровому функционировать, но смотрели с безумным изучением учёного. И правда, Сахароза стала видеть объект исследования во всём, даже во мне и Саливане. Уши тем временем стали подниматься, превращаясь в пушистые лисьи. Мило…
Чуть больше месяца подготовки и обустройства острова сыграли с нашей армией крайне положительно. Неторопливое развитие позволило нам заиметь такие силы, чтобы не сдохнуть в самом начале. Последние собирательства энергии едва не раскрыли мои планы, ибо Драконий хребет охранялся Альбедо, но, к счастью, он не застал меня. Я собрал почти сто тысяч очков и вновь обновил лимит до четырёх тысяч восьмисот. Такого запаса хватило, чтобы создать ещё два отряда рыцарей
