Единственная - Норма Бейшир

— Вы опасно сблизились в борьбе за мяч!

— Сблизились?! Да еще чуть-чуть — и мы бы сшиблись на полной скорости, черт побери!

Вокруг вилась туча насекомых, и Слоун тщетно пыталась разогнать их, беспорядочно взмахивая руками. Джордан широко улыбнулся.

— Что-то мухи разлетались сегодня, а?

— Не одни мухи, а вообще… всякие… насекомые, противные ужасно. Тебя они разве не кусают?

Джордан улыбнулся.

— Дорогая, только не смейся, вот ты, скажем, муха, тебе разве не хотелось бы укусить человека, который в самую жару как безумный носится по полю?

Слоун в тон ему ответила:

— Если другой пищи поблизости нет… что остается.

Отпив из чашки глоток чаю, она протянула ее Джордану.

Джордан смотрел только на поле, видел только его.

— Я должен был готовиться получше, — высказал он вслух свои мысли, — все же тренировок было маловато…

— Ты слишком строг к себе.

— Нет, Слоун, я обязан играть безупречно. Как прима в театре. Она не может оправдывать плохую игру тем, что весь спектакль плох, неудачен. Иначе она перестает быть примой.

— Но ведь у тебя это четвертая игра подряд… — Слоун взяла у Джордана чашку и, к его величайшему изумлению, стала помогать ему стаскивать через голову рубашку. Как только его голова вынырнула, Джордан проворчал:

— Ничего себе! Женщина, как мне тебя понять? Вокруг столько людей, посторонних…

— Расслабься, дорогой, и не бойся: я не коснусь того, что ниже пояса.

— Вот это как раз было бы совсем неплохо, даже забавно.

— Ты мне потом расскажешь об этом, а то и впрямь мы становимся центром внимания.

— Если кому-то не нравится, пусть не смотрит. — И Джордан поцеловал Слоун.

— Когда ты так говоришь, ты ужасно напоминаешь мне маленького проказника.

— Так оно и есть, неужели ты до сих пор не поняла?

— Еще нет.

Джордан не хотел ее отпускать.

— Слоун, послушай, махнем вместе в Аргентину, а? Всего на пару недель — учти, такая возможность выпадает один раз в жизни.

Слоун опечалилась.

— Увы, не могу.

Но прозвучало это как-то неубедительно.

— Не хочешь или не можешь?

— Не могу. Я же рассказывала тебе о «книжном турне», забыл?

— Разве нельзя его перенести?

— Мне бы не хотелось.

— А я должен ехать в Калифорнию. Так, значит, не составишь мне компанию?

— Постараюсь…

Джордан покачал головой — ответ ему не понравился.

— Джордан, пойми, я не могу сейчас сказать что-либо определенное.

— Но учти, я все равно тебя найду, куда бы ты ни запряталась.

Слоун обхватила его голову руками и нежно поцеловала в губы.

— Это правда? Подожди, сейчас помогу тебе надеть сухую рубашку.

Четвертый период начался при счете 6:4. Американцы быстро забили два ответных мяча. Джордан и Макс Кенион по-прежнему оставались центральными фигурами на поле. Габи сидела за тем же столиком. Она разрывалась между желанием не пропустить ничего интересного из происходившего на поле и одновременно не потерять из виду Карло, занятого своими деловыми переговорами.

— Черт бы его побрал! Сначала заразил меня этим поло, так что я оторваться не могу от игры, а потом бросил на произвол судьбы, — ворчала Габи.

Слоун почти не слушала ее, но и на поле смотреть не могла: за соседним столиком появилась Джилли Кенион. Хотелось ей того или нет, Слоун не могла не признать: Джилли и впрямь очень хороша собой. Она из тех эффектных женщин, по которым мужчины начинают томиться еще мальчиками и не перестают сохнуть до самой старости. Слоун такой никогда не быть. «Неудивительно, что Джордан любил ее», — грустно подумала Слоун.

Поглощенная невеселыми мыслями и чувствами, Слоун пропустила тот момент, когда Джордан принес американцам долгожданную победу, забив двенадцатый по счету мяч. Свисток судьи возвестил об окончании матча. Слоун очнулась: началась церемония вручения победителям «Золотого кубка». Вручал его мэр Довилля д’Орландо. А затем игроков окружили подружки, жены, болельщики, корреспонденты. Слоун с трудом пробилась к Джордану сквозь толпу репортеров.

— Улыбочку! — скомандовал Джордан. Одной рукой он обнимал Слоун, а другой поднимал — вместе с Лэнсом Уитни — тяжелый кубок.

— Может статься, эта фотография появится на первой странице «Пари-матч». — Слоун повернулась к Джордану.

— И в других газетах тоже!

— Джорди! — вмешался Лэнс. — Джимми приглашает нас в Трувилль отпраздновать победу. Ты едешь?

Джордан посмотрел на Слоун.

— Гм… Если получу от леди другое предложение, то вряд ли.

Спальня была погружена во мрак. Джордан крепко спал на своей половинке постели, Слоун, одетая, стояла в ногах и с грустью смотрела на него. Долго смотрела… Как объяснить, почему она оставляет его именно сейчас? Она не может дать разумного объяснения своему поступку. Но чувствует — надо расстаться. Стоит ей еще раз взглянуть в его карие глаза, заставляющие всю ее трепетать… И все. Не хватит сил произнести «прощай»? Нельзя, чтобы в памяти отпечаталось это «прощай», сказанное им наспех, в аэропорту. Память должна сохранить в неприкосновенности их последнюю ночь, всю такую ненасытную и неистовую в любви. Она сделает так, что в ее воспоминаниях он останется гордым победителем, держащим кубок высоко над головой.

Слоун помнила его слова: «Поедем в Аргентину, нам так хорошо вместе». Он был с ней честен — никаких пустых обещаний, живи и наслаждайся подарком, что преподнесла тебе жизнь. На этом, в сущности, и держались их отношения. Джордан никогда и ничего не обещал, да она ни о чем и не просила. «Я должна первая оставить его, пока он сам не сделает этого». Слоун хотелось плакать, но она взяла себя в руки, запихнула в чемодан свои вещи и бросила последний взгляд на Джордана. Он спал крепко, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда она отходила от кровати.

Слоун быстро открыла дверь и выскользнула из дома.

Буэнос-Айрес, сентябрь 1986

Игра в Палермо-парке была в самом разгаре: слышались удары клюшек, четкий перестук копыт и шлепки мяча.

— Уитни сегодня что-то не в форме, зато Филлипс бесподобен. Он с каждым турниром играет все лучше. Помяните мое слово, скоро он войдет в десятку лучших игроков. — Гевин Хильер, сидя рядом с женой, глаз не спускал с поля. Он оценивал каждого из играющих с видом ювелира, выбирающего лучшие экземпляры из груды драгоценных камней.

В свои пятьдесят три года Гевин выглядел бравым малым — слегка полноватым, но вполне сохранившим живость и быстроту реакции. В свое время он был первоклассным игроком, сейчас же сам играл редко, но конное поло оставалось его стихией — бизнесмена и просто человека. Его команда, финансируемая им и приносящая ему немалые деньги, состояла из отборных конников (недаром она называлась «Достойные»!), а на ферме Хильера в Техасе выращивали для поло самых породистых лошадей.