Кавалер Золотой Звезды - Семен Бабаевский

На третьи сутки, объехав добрую половину района, газик катился в Усть-Невинскую. Не доезжая Верблюд-горы, Федор Лукич приказал Ванюше остановить машину. День был на исходе, пахло дождем, небо давно затянуло тучами, разгулялись вихри, и над дорогой взвились винтовые столбы пыли.

— Ах, черт возьми! — сказал Федор Лукич. — Дождик находит, а мне надо было проскочить в соседний район. Мы с ними соревнуемся. Ванюша, хватит у тебя бензина до Курсавки?

Федор Лукич задал такой вопрос своему шоферу ради приличия, ибо хорошо знал, что Ванюшу об этом никогда не надо спрашивать: не было случая, чтобы у него не хватило бензина.

— Сергей, поедем со мной, — сказал Федор Лукич. — Посмотришь, как наши соперники готовятся к уборке…

— Я так накатался, что уже пора бы и домой, — ответил Сергей.

— Тогда я подброшу тебя в Усть-Невинскую, а сам до дождя проскочу в Курсавку.

— Зачем же подбрасывать? Тут близко, я и так дойду, а вы торопитесь, а то дождь дорогу испортит.

Сергей вышел из машины и пожал руку Федору Лукичу и Ванюше.

— Ах да! — крикнул Федор Лукич вслед Сергею. — Мы так-таки и не нашли твою Смуглянку? — Сказано это было таким тоном, точно все эти дни Федор Лукич и Сергей были заняты безуспешными поисками девушки. — Но ты не огорчайся. Я дам указание, и все будет сделано. Считай, что Смуглянка уже найдена.

На этом они и расстались, и Сергей, шагая по дороге, думал: «И зачем я рассказал ему всю эту историю… Еще и в самом деле начнет разыскивать». Впрочем, как мы уже знаем, опасения Сергея были напрасными.

Гроза надвигалась с востока. Все чаще и чаще над потемневшими полями проносились раскаты грома. Отягощенные влагой тучи обняли всю степь, опустились низко-низко и двигались неторопливо, точно раздумывая, как бы им поудобнее лечь на сухую и еще горячую землю. Ветер утих, наступила тишина, предвещающая близость дождя… И молодые, лапчатые подсолнухи, и росшая возле дороги сочная лебеда, и лопухи, и татарники, поднявшие свои красные головы, — все насторожилось и подставило тучам свои листья. Почуяв запах дождя, умолкли птицы, и все живое забилось либо в норы, либо в густую траву. Один-единственный жаворонок еще сверлил небо и напевал что-то свое, веселое, как бы споря с громом, но раскаты грома оглушили и этого гордого певца, — он упал на землю и забился под лист лопуха. Сергей увидел жаворонка и остановился: серая птичка нахохлилась, закрыла глаза, оцепенев от страха, слушала грозовые раскаты.

Дождь был совсем близко, Сергей чувствовал за собой его влажное дыхание. Оставив жаворонка, Сергей торопливо взошел на холм. Верблюд-гора была укрыта дождевой тучей, похожей на водяную стену. Невдалеке темнели открытые навесы, и под ними не то была сложена вата, не то развешены белые полотнища. Пока он рассматривал, водяная стена обрушилась на него, и он побежал… Весь мокрый, он вскочил в сенцы небольшого домика. Только теперь Сергей рассмотрел: не вата и не полотнища лежали под навесом, а набилось туда такое количество белых кур, что если бы они взлетели, то легко унесли бы на крыльях ветхую камышовую крышу.

Из хаты вышла женщина с рядюжкой на голове. Посмотрела на Сергея, улыбнулась так приветливо, точно давно ждала гостя.

— Вот и к нам дождик загнал мужчину, — сказала она, продолжая улыбаться. — А то живут у нас тут одни птицы да бабы… Ах, какой дождик! Вот полил, насилу успели курей согнать под крышу. Чего ж ты стоишь? Заходи в хату… Ой, мамочки, наши куры поплывут! — крикнула она и смело выбежала из хаты.

Окна в хате были открыты. На подоконники, усыпанные свежей травой, летели брызги. Трава лежала не только на подоконниках, но и на глиняном полу, на столе, на лавке, отчего в комнате стоял запах скошенного луга. Дверь в смежную комнату была открыта — там тоже зеленела трава и виднелась высокая кровать, подушки с кружевами, сложенные одна на другую.

«Живут по-степному, в траве», — подумал Сергей, с удовольствием вдыхая резкий запах чебреца.

Вошла, хозяйка, сняла на пороге мокрую рядюжку и сказала:

— И куда это пропала Ирина? Промокнет же вся!

Хозяйку звали Марфой Игнатьевной. Она усадила гостя на лавку, смахнув рукой траву, стала расспрашивать, кто он и откуда. Узнав, что перед ней сидит сын Тимофея Тутаринова, всплеснула руками и побежала в сенцы. Оттуда принесла молока, хлеба, из печки вынула чугунок с вареными яйцами и стала угощать гостя.

— Батьку твоего я знаю, — заговорила Марфа, наливая в чашку молоко. — Помню, как-то раз у Гаврилюка на свадьбе гуляли, а ты тогда совсем малышом бегал… Эх, как же быстро дети растут! Полная станица новых людей!.. А мы раньше жили на хуторе Маковском, а когда умер мой муж, — может, знаешь Ивана Любашева? — так мы и переселились сюда, на птичник…

— Чья ферма?

— «Буденного»… Птицы много, а жилье для них никуда не годится. Как польет дождик — хоть караул кричи!.. А жизнь у нас тут хорошая…

— Да! Живете привольно, — сказал Сергей, очищая крупное и еще теплое яйцо. — Кругом — зелень, даже и в хате трава.

— Это все Ирина придумывает, кругом травой посыпала. — Марфа оглянулась. — А вот и она! Легкая на помине.

В дверях, опершись плечом о притолоку, стояла девушка. Слабо заплетенные волосы лежали на плечах, спадали на лоб, и с них ручейками стекала вода. Мокрое платье прилипло к телу, четко обрисовывая высокую грудь и всю упругую фигуру девушки. Молча смотрела она на Сергея, улыбаясь одними глазами. В комнате уже было полутемно, и при слабом свете влажные глаза девушки с мокрыми ресницами блестели как-то по-особенному выразительно.

— Иринушка, это наш гость, Сережа Тутаринов, — заговорила Марфа. — Он из армии вернулся, а к нам его дождик загнал.

Ирина ничего не ответила. Она не улыбалась, и красивое лицо ее, в каплях дождя, сделалось строгим. Постояв еще секунду, она быстро повернулась и вышла из хаты.

— Кто она?

— Моя дочка. — Марфа посмотрела в окно. — Э-э-э! Птица наша поплывет! Вот разошелся дождик, обложил со всех сторон. — Она снова обратилась к Сергею: — Одна она у меня. Работает на молочной ферме. Тут по соседству.

— Где-то я вашу дочь видел, — задумчиво проговорил Сергей, — а вот где — хоть убей, не помню.

— Может, в станице на гулянке?

— Не могу вспомнить…

На дворе быстро темнело, в окна веяло запахом мокрой травы, в хате все сильнее сгущались тени, и трудно было понять: наступают ли сумерки, или это тучи так непроницаемо окутали землю… Грома не было слышно, но дождь не стихал, а лил с еще большей силой: за окнами стоял ровный шум, точно где-то поблизости вращалось мельничное колесо… «Как же я домой доберусь?» — подумал Сергей, глядя на низкое и темное небо.

— Э-э-э! Теперь на всю ночь. Пойду посмотрю птицу.

Марфа накинула на голову рядюжку и вышла из хаты.

На залитую водой степь тяжело опускалась ночь… Сергею стало грустно, и он отошел от окна. В это время на пороге снова неслышно появилась Ирина. В сумерках глаза ее блестели еще сильнее, и она смотрела на него тем же улыбающимся взглядом.

— Ты что на меня так смотришь? — спросил Сергей.

— Не узнал? А говорил, что не забудешь! — Она рассмеялась. — Какая ж у тебя плохая память! Вот я зажгу лампу…

— Катя? — вырвалось у Сергея. — Смуглянка?!

Ирина не ответила. Она подошла к столу и стала зажигать лампу. Сергей ждал ответа, теперь он уже не сомневался: перед ним была смуглолицая девушка, которую он встретил по дороге с полустанка. Когда неяркий свет лампы упал на ее лицо, она откинула со лба мокрые локоны и ласково посмотрела на Сергея.

— И не Катя, и не Смуглянка, — сказала она, — а Ирина Любашева. Это мое настоящее имя.

— Вот где мы встретились! — Сергей развел руками. — Ну как же это так? Была Катя, а теперь Ирина. Зачем же ты меня обманывала?

— Разве пошутить нельзя? Тебе так хотелось знать мое имя, вот я и сказала… неправду.

Ирина ушла в соседнюю комнату. Вскоре вернулась, уже одетая в другое, сухое платье. Мокрая ее коса была туго обмотана полотенцем и сложена на голове в виде чалмы. Платье, с наглухо закрытым воротником, белая чалма на голове делали ее выше ростом и стройнее… Она немного постояла у стола, взглянула на Сергея своими темными глазами и вышла в сенцы. Там ее встретила мать.

— Иринушка, ты куда? — спросила она.

Ответа не последовало.

— Прорвалось небо, — сказала Марфа, снимая с головы рядюжку. — Придется тебе у нас заночевать.

— Иного выхода нет, — согласился Сергей. — Только о постели не беспокойтесь. Я привык спать по-походному.

— Зачем же по-походному? У нас кровать есть.

— Мамо, — отозвалась из сеней Ирина, — постелите ему в моей комнате. Я и сегодня буду спать в сенцах.

— Хорошо, Иринушка, я постелю.

— Вот этого не делайте, — сказал Сергей. — Дайте мне какое-нибудь рядно или бурку.