История любви - Эрик Сигал

– А невеста, что, тоже будет говорить? – спросил отец Дженни, как будто из всего вышесказанного лишь это могло принести ему утешение.

– Фил! – воскликнула Дженни. – Ты вообще представляешь себе, чтобы я когда-нибудь смолчала?

– Нет, дорогая, – ответил он, изобразив подобие улыбки. – Тебе всегда надо что-нибудь сказать.

На обратном пути в Кембридж я спросил Дженни, как, по ее мнению, прошла встреча.

– Все было о’кей, – сказала она.

10

Уильям Ф. Томсон, заместитель декана Гарвардского юридического института, не мог поверить своим ушам.

– Я не ослышался, мистер Барретт?

– Нет, сэр. – Это и в первый раз было трудно произнести, а уж повторить – и подавно. Но я повторил: – В следующем году мне нужна стипендия, сэр.

– Неужели?

– Именно поэтому я и пришел к вам, сэр. Ведь это же вы распределяете стипендии, верно, декан Томсон?

– Да, но ваш отец…

– Он больше не будет принимать участия в моем обучении, сэр.

– Простите? – Томсон снял очки и стал протирать их своим галстуком.

– У нас с отцом возникли… некоторые разногласия.

Декан снова нацепил очки и взглянул на меня с тем непроницаемым выражением лица, какое подвластно лишь представителю этой профессии.

– Весьма прискорбно, господин Барретт, – произнес он затем.

«Для кого?» – хотел спросить я. Судя по всему, кто-то собирался дать мне от ворот поворот. Тогда я продолжил:

– Да, сэр. Весьма прискорбно. Но именно поэтому я и пришел к вам, сэр. Через месяц я женюсь. Все лето и я, и моя невеста собираемся работать. Потом Дженни – так ее зовут – будет преподавать в частной школе. На жизнь нам хватит, на обучение – нет. А стипендия у вас высокая, декан Томсон.

– Ну… да, пожалуй… – протянул он и замолчал.

Ему что, непонятно, куда я клоню? Тогда какого черта я вообще перед ним распинаюсь?

– Декан Томсон, мне нужна стипендия, – повторил я. Уже в третий раз. – Меня зачислили, но на моем счете нет ни цента.

– Ах да! – Теперь Томсон решил отделаться от меня с помощью бюрократических отговорок. – Срок подачи заявлений на финансовую помощь давно истек…

Господи, да что же нужно этому придурку? Детали ему, что ли, подавай? Может, закатить истерику? Скандал устроить?

– Декан Томсон, когда я подавал заявление, я еще не знал, что так случится.

– Совершенно верно, господин Барретт, но должен сказать вам, что, по-моему, нам не пристало вмешиваться в семейные проблемы. Притом весьма прискорбные.

– Хорошо, сэр! – произнес я, поднимаясь с места. – Я прекрасно понимаю, на что вы намекаете. Так вот, я хочу, чтобы вы знали: я не собираюсь целовать задницу моему отцу только для того, чтобы он подарил вам очередной Барретт Холл.

Когда я уже был в дверях, до меня донеслась его реплика:

– Это нечестно.

Он был прав, как никогда.

11

В среду Дженнифер получила диплом. На церемонию съехалась вся ее многочисленная родня из Крэнстона и Фолл-Ривера, даже тетя из Кливленда. Мы заранее договорились, что Дженни не будет распространяться о нашей свадьбе, чтобы никто (сразу) не обиделся, что не получил приглашения.

– Тетя Клара, это мой молодой человек, Оливер, – говорила Дженни, неизменно добавляя: – Он еще не окончил колледж.

Родственники перешептывались, пихали друг друга локтями, выдвигали различные теории, но ни я, ни Дженни, ни Фил (который, думаю, был счастлив избежать обсуждения любви двух атеистов) не раскололись.

В четверг и я получил свой диплом «с отличием», что поставило меня на одну ступень с Дженни. Помимо этого, будучи старостой курса, я возглавил процессию выпускников. А значит, я шел впереди даже самых гениальных типов «с высшим отличием». Я едва удержался от того, чтобы во всеуслышание объявить правильность моей теории: час на стадионе стоит двух в библиотеке. Но воздержался – ладно уж, пусть тоже порадуются.

Понятия не имею, был ли там Оливер Барретт Третий. В выпускной день во дворе университета собирается не меньше семнадцати тысяч человек, нереально было разглядеть кого-то одного, если только не в бинокль, которого у меня все равно с собой не было. Приглашения, предназначенные для моих родителей, я отдал Филу и Дженни. Конечно, папа мог сесть вместе с выпускниками 1926 года. Но зачем ему это? Банки ведь в тот день были открыты.

Свадьба была назначена на воскресенье. Из родственников Дженни мы не пригласили никого – подумали, что таких убежденных католиков наш отказ от традиционного благословения во имя Отца, и Сына, и Святого Духа поверг бы в шок. Церемония бракосочетания прошла в Филлипс Брукс Хаус – старинном здании, расположенном в северной части Гарвард-Ярда, а вел церемонию Тимоти Бловелт, капеллан унитарианской церкви колледжа. Я пригласил Рэя Стрэттона, а еще моего старого товарища по академии, Джереми Нэйхема, который предпочел Гарварду Амхерст[21]. Дженни попросила прийти свою лучшую подругу из Бриггс Холла и, – видимо, из исключительно сентиментальных соображений – ту нескладную верзилу, которая дежурила с ней в библиотеке в день нашего знакомства. И, конечно же, Фила.

Последнего я поручил Стрэттону – чтобы тот особо не дергался, если это вообще возможно в такой момент. Хотя сам Рэй был не слишком-то спокоен! Оба явно чувствовали себя неуютно, и каждый из них молчаливо усиливал предубеждение другого, что эта свадьба, устроенная по принципу «сделай сам» (как выразился Фил), запросто может обернуться (как предсказывал Рэй) «фильмом ужасов с элементами катастрофы».

И все лишь потому, что я и Дженни хотели сказать друг другу несколько слов!

На самом же деле нас вдохновила свадьба одной знакомой Дженни. Некая Мария Рэндолл, музыкант, вышла замуж за студента-архитектора Эрика Левенсона именно по такому сценарию. Так как их свадьба получилась очень красивой, мы решили провести нашу точно так же.

– Итак, можем начинать? – спросил мистер Бловелт.

– Да, – ответил я за нас обоих.

– Друзья, – обратился капеллан ко всем остальным. – Мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями того, как две любящие души соединятся в брачном союзе. Давайте внимательно выслушаем те слова, которые они решили прочесть друг другу в этот священный миг.

Первой была Дженни. Она повернулась ко мне и продекламировала заранее выбранное стихотворение, которое прозвучало очень трогательно – особенно для меня, потому что это был сонет Элизабет Барретт.

Две любящих души взмывают в небеса,Все ближе, молча, и глаза – в глаза,Из трепета переплетенных рук родится пламя…[22]

Краем глаза я наблюдал за Филом Кавильери. Он стоял, слегка приоткрыв рот, бледный, как мел, и в его расширившихся глазах читалось изумление, смешанное с обожанием. Дженни дочитала до конца сонет, прозвучавший словно молитва о нашей жизни:

Увенчанной не смертным мраком ночи,А пробуждением в любви иного бытия.

Теперь настал мой черед. Мне доставило немало труда выбрать стихотворение, которое я мог бы прочесть, не краснея. Ну, не мямлить же какую-нибудь сентиментальную чушь! Однако отрывок из «Песни большой дороги» Уолта Уитмена[23], хоть и немного короткий, позволил выразить всю гамму испытываемых мною в тот момент эмоций:

…Я даю тебе свою руку!Я даю тебе свою любовь,она драгоценнее золота,Я даю тебе себя самого раньше всякихнаставлений и заповедей;Ну, а ты отдаешь ли мне себя?Пойдешь ли вместе со мной в дорогу?Будем ли мы неразлучны с тобой до последнегодня нашей жизни?

Я закончил читать, и наступила удивительная тишина. Затем Рэй Стрэттон передал нам кольца, и мы с Дженни сами произнесли слова брачного обета: «Обещаем, начиная с этого дня, всегда быть рядом, любить и лелеять друг друга, пока смерть не разлучит нас».

Властью, данной ему Администрацией штата Массачусетс, капеллан Бловелт объявил нас мужем и женой.

…Сейчас, вспоминая о нашей «вечеринке по случаю победы» (так ее окрестил Рэй), я прихожу к выводу, что она была нарочито непритязательной. Мы с Дженни отказались от традиционного раута с шампанским, а вместо этого пошли пить пиво к Кронину. Помнится, Джим Кронин всех угощал – в знак уважения к «величайшему хоккеисту Гарварда со времен братьев Клири».

– Какого черта! – возразил Фил Кавильери, стукнув кулаком по столу. – Этот парень лучше всех этих Клири, вместе взятых.

Вероятно, Филипп (так как он ни разу не видел, как я играю) хотел сказать, что, как бы хорошо ни гоняли на коньках Бобби и Билли Клири, ни один из них не сумел жениться на его очаровательной дочери. Мы и так уже напились просто всмятку, и все это было лишь предлогом для того, чтобы надраться еще больше.

Я позволил Филу заплатить по счету, и позже обычно скупая на похвалы Дженни отметила мою интуицию:

– А ты еще можешь стать человеком!