Хоккей с мечом (сборник) - Владимир Венгловский

– Вы меня оскорбляете! Конечно, я умею играть и знаю, что такое гамбит!

– Прошу прощения.

Лючия чувствовала, как ее начинает бить дрожь. Яд? Нервы?..

Бертолло был невозмутим. А на кону было нечто большее, чем победа: на одной чаше весов – жизни нескольких человек, на другой – соблазнительное тело шестнадцатилетней супруги Джованни Карро. Без пяти минут вдовы любимца герцога Джованни Карро… Зачем сладколикому, влажногубому мальчишке такой плод? В некоторых моментах с кардиналом можно было почти согласиться.

Ах, если бы про него не распускали такие страшные слухи!

– Ваш ход, – фраза кардинала глухо упала в бокал.

Лючия сглотнула.

Партия итальянцев развивалась неторопливо. Чёрт с ним, что не помер с первой пешки. У этой доски был еще один маленький секрет.

– А я не люблю гамбиты, – сказал кардинал. – Мне претят эти стремительные атаки, когда жертвуют с безыскусным коварством и разбрасываются фигурами во имя скорейшего достижения цели… Играть надо медленно, со вкусом, как смакуешь вино, как раздеваешь женщину…

Он кинул взгляд на полную грудь, вздымающуюся напротив.

– Сегодня вы пойдете со мной.

– Партия еще не окончена. Ваш ход.

Пора заканчивать. Еще несколько легких прикосновений – и отсюда унесут два трупа. Увы, два: и ее тоже, и ее… Лючия поборола в себе желание надеть перчатки. Стук, стук, стук. «Будто гвозди заколачивают в крышку гроба», – подумалось Лючии. Ладони кардинала, насколько это можно было видеть, оставались сухи, он улыбался.

– Шах.

– Ох…

Он взял ферзя, намереваясь нанести решающий удар. Темный янтарь в бледных холеных пальцах налился кровью. Надо смирить надежду, нельзя выдать себя радостным блеском глаз, надо изображать отчаянное волнение, страх перед неизбежным проигрышем. Бертолло должен увидеть лишь ее ужас перед ложем с чудовищем… Лючия едва не потеряла сознание от нервной дрожи. Ну бери же, бери ее! Бери!

– А вы коварны! – заметил кардинал, с улыбкой покачивая черным ферзем. – Знаете, моя матушка всегда говорила: «В этой Италии или ночью зарежут, или днем отравят». Вам следовало бы подготовить более изысканный яд… и более действенный. Хотя я вас понимаю – ведь тогда оказались бы бессильны и ваши противоядия.

Он читал ее, как раскрытую книгу. Что ж, она того заслуживала; по крайней мере, ее раскрытые груди были прекраснее всех страниц, которые когда-либо покрывала письменами рука поэта.

– Я думал, мы будем играть в шахматы, – задумчиво продолжал Бертолло. – Но я в очередной раз натолкнулся на неизбывное женское коварство, таящееся в вас, как в сосудах зла, с момента первого греха в саду Эдема… Я намеревался играть с вами в шахматы честно. А вы решили превратить игру, где невозможно сжульничать, в битву противоядий. Ну, что ж… Мой териак изготовлен придворным лекарем нашего Папы. А уж в Риме знают толк в ядах!

– Я сдаюсь, – прошептала Лючия и закрыла руками лицо.

– Вы проиграли, – без улыбки констатировал Бертолло, словно сожалея, что партия закончилась слишком быстро. – Дозы яда, которыми смазаны фигуры, для меня незначительны… И не помешают мне сыграть с вами в другую игру, – язык на мгновение высунулся, скользнул по губам. Странно, Лючия ожидала, что он будет раздвоен. – Потом, уж извините, я попрошу вас присутствовать на казни ваших родственников. Отца и мужа, естественно, мы тоже пригласим. В качестве казнимых.

Лючия зарыдала.

Бертолло смотрел на нее с легкой жалостью. Сколько таких пытались испытать на нем свои коварные штучки… Он ломал их всех. Раскрывал их хитрости, маленькие женские хитрости, такие же наивные, как и женские глупости…

– Закончим партию? – предложил он.

Ресницы Лючии прикрыли красные от слёз глаза. Шанс. Еще один шанс. Только не улыбнуться торжествующе…

Но кардинал уже натягивал перчатки.

– Возьму вашу главную фигуру, – улыбнулся Бертолло.

Ферзь встал на место белого короля. Смазанный сумасшедшей дозой яда король пойманной мухой затрепыхался в перчатке.

Лючия выдохнула.

Слишком умен.

– Могу предположить, что ваша матушка, отправившая на тот свет немало достойных мессиров, предусмотрела и запасной путь, – усмехнулся кардинал. – Это ведь она научила вас всем этим женским премудростям – пропитанным ядом перчаткам, книгам, которые смертельно опасно листать… Вы ведь не могли знать, какими фигурами я буду играть – белыми или черными, поэтому не могли смазать фигуры слишком сильным ядом, против которого териак был бы бессилен…

– Вы дьявол.

– Я просто умею рассуждать. Полагаю, основной удар жертва должна получить от… короля? Правильно?

Лючия сглотнула, не отводя взгляда от проклятой фигуры.

– Вы ведь хотели проиграть? – Лазаро усмехнулся, и синьора Карро впервые увидела зубы кардинала. Они были белыми и мелкими. Потом губы вновь стянулись в тонкую ниточку.

Увиливать не было смысла.

– Да, – кивнула Лючия. – Я хотела, чтобы вы взяли в руки короля. Своего или моего. Но вы не делали рокировку. Вы меня убьете?

– Нет, сначала я вас истерзаю, – обнажил мелкие, ровные зубы Бертолло и прикоснулся к своему, черному, королю. – А потом посмотрим. Полагаю, вы получите чарующую гамму наслаждений, коленопреклоненно моля меня о пощаде на глазах вашего мужа, отца и братьев. Вы будете обнаженной. Пол будет холодным. Но ваши мольбы – жаркими, ведь я оставляю вам надежду, что пощажу последнего…

Бертолло резко встал, швырнув короля через плечо. Черный властелин ударился о стену, раскололся, и два крупных куска адской смолы сгустками крови покатились по плитам мраморного пола.

– Стоило ли со мной играть? – приподнял бровь Бертолло.

– Стоило, – ответила Люция, дерзко тряхнув головой, и огоньки свечей согласно и радостно кивнули в такт ее движению.

Кардинал рассмеялся хрипло, по-вороньи, и грубо увлек женщину в сторону оконной ниши – он желал, чтобы этот позор семейств Карро и Паччини видел весь город. Усадил на подоконник, резко задрал юбки. Лючия спиной чувствовала, как на площади у палаццо останавливается один прохожий, другой, вытаращив глаза и раскрыв рот… Видели ли они, с кем собирается согрешить супруга Джованни дель Карро? Или пока еще гадали, застыв с раскрытыми ртами перед возмутительным, безнравственным зрелищем? Лючия дрожала от стыда, возбуждения и азарта, чувствуя, как обнаженная ножка касается бедра противника. «Я играю на своем поле», – пронеслось в голове.

Лючия закрыла глаза.

– Как приятно… – прошептала она.

Кардинал самодовольно усмехнулся, вторгаясь в темные глубины неразгаданной женской сущности.

Лючия беззвучно закончила фразу, Бертолло уловил дуновение, слетевшее с ее губ.