Суданские хроники - Автор Неизвестен

я дам тебе в будущем того, кто подобен мне [самому], однако это невозможно сейчас”. Впоследствии ал-Аббас повелел сыну брата своего Мулай ас-Сакли, чтобы он поселился у аскии. И тот поселился у аскии. А он поселился [там] в девятьсот двадцать пятом году [3.I.1519—22.XII.1519]; и его прибытие к нам совпало с началом сочинения [этого труда] и достижением сего места каламом нашим[39].

И мы начнем с сообщения о добродетелях шерифа до [рассказов] о добродетелях других. Из того, что дошло до нас о его достоинствах, есть рассказ о том, что, когда Мулай ас-Сакли приближался к Томбукту и приблизился к нему [на расстояние] около дня пути, шейх-имам кадий Махмуд ибн Омар ибн Мухаммед Акит[40] увидел этой ночью во сне (а это была ночь одиннадцатого святого месяца зу-л-хиджжа) пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Верблюд пророка стоял, согнув передние ноги. Шейх-имам приблизился к пророку, поцеловал его в лоб между глазами, и они побеседовали о некоторых вещах. Потом пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал шейху: “Знай, о Махмуд, что к вам сегодня прибывает мой потомок в зеленых одеждах на черной верблюдице, у которой язва на левом глазу. Он — тот, кто будет молиться с вами в этот праздник. И когда он придет к вам, поселите его в месте, близком к воде, к кладбищам, к соборной мечети и к рынку”. Тут залаяла какая-то собака, верблюд пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, подпрыгнул, чтобы встать, и пророк оборвал свою речь, сел на своего верблюда и уехал.

Потом шейх проснулся, совершил омовение и посидел немного. Взошла заря — а этот день был днем праздника. Шейх приблизился к месту, где стоял верблюд, и нашел на земле его следы, и шейх очертил своим посохом круг на этом месте, потом ушел в мечеть. Когда же они совершили рассветную молитву, и встало солнце, и люди вышли на праздничную молитву, шейх Махмуд велел муэдзину Ибрахиму ибн Абд ар-Рахману ас-Суйюти, альфе Салиху ибн Мухаммеду [Дьявара] и альфе ал-Мудану, чтобы они смотрели для него на дорогу: не едет ли кто с восточной стороны. Они посмотрели, но ничего не увидели. Тогда он велел им [это] вторично и в третий раз; но они сказали: “Мы ничего не видим”. Шейх удивился, сказал: “Велик Аллах!” — и посидел немного. Потом сказал им: “Посмотрите! Ведь не думаю, чтобы этот сон был обманчив; так поднимитесь же на холмы и смотрите вдаль!” И они сказали: “Мы видим что-то похожее на птицу”. Шейх им ответил: “Так подождите немного, потом посмотрите”. Они так сделали, и вот оно оказалось мужем, одетым в зеленое одеяние, на черной верблюдице. И сказал им шейх: “Это — предмет ожидания моего!”, а затем рассказал им, что видел /18/ накануне.

Когда шериф Ахмед ас-Сакли подъехал к ним, они обнаружили, что он таков, каким обрисовал его его пращур, посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует. Они оказали шерифу почести и на своих плечах отнесли на место, называемое Соукир[41], и поселили его там. Затем они поставили его впереди по пути на место молитвы[42], и он совершил с ними праздничную молитву.

Потом, когда шейх возвратился с места молитвы, он посмотрел на то место, которое очертил своих посохом, и нашел, что оно сохранило следы стоявшего [там] верблюда и круг, проведенный посохом. И приказал шейх своим ученикам воздвигнуть на нем постройку и назвал ее Колосохо[43]. Жители же Томбукту сделали ее местом, в котором возносили хвалу пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, и в котором изучали хадисы. Потом шейх велел из-за того сна, [который он имел], перебить всех собак Томбукту.

Затем шейх приказал правителю Томбукту послать гонца к справедливому имаму и добродетельному халифу[44], сообщив ему о прибытии того, чьего [приезда] он добивался. И имам прибыл к нему из Гао и в качестве дара гостеприимства пожаловал шерифу сто тысяч динаров, пятьсот прислужников и сто верблюдов. Потом шериф-хасанид передал аскии послание Мулай ал-Аббаса, в котором после упоминания некоторых вещей, о коих шла речь между Мулай ал-Аббасом и аскией-халифом, [стояло]: “Знай, о брат мой, что люди нашего дома не подлежат никаким государственным повинностям. А я отправил к тебе сына своего брата: он — как [бы] я сам. И если ты в состоянии снять с него эти повинности и с семьи его, то пусть останется у тебя; если же нет, то отпусти его возвратиться”. А аския-имам сказал по прочтении послания: “Мы уже делали то, что потруднее этого, для тех, кто ниже тебя. Так как же нам этого не сделать для тебя?” Затем повелел своему писцу Али ибн Абдаллаху написать шерифу грамоту об этом, ставящую в известность любого читающего ее из числа правителей, судей и господ о том, чтобы они не требовали ни с шерифа, ни с группы лиц, которые с ним пришли, ни с их жен и потомства никаких государственных повинностей, даже если бы это был постой. Они-де пользуются покровительством во всем, кроме [дел против] лиц, что находятся под покровительством Аллаха. “Если они требуют защиты по поводу проступка, то мы и наши представители должны выплатить возмещение; или, [если] дело идет о деньгах, мы должны дать обеспечение. А всякий, кто этому делу будет противиться, пусть винит лишь себя самого [за последствия]”. И сказал аския присутствовавшим вокруг него, чтобы свидетели из их числа сообщили [об этом] отсутствующим.

Затем имам спросил шерифа о его благородной родословной, и тот приказал бывшему при нем прислужнику принести его книгу. Прислужник ушел /19/ и принес книгу. Шериф принял ее от него, раскрыл ее, вынул из нее листок и передал его имаму. Имам же дал его помянутому Али, и тот прочел его. И вот что было в листке: “Я — Ахмед ибн Абд ар-Рахман ибн Идрис ибн Абу Йаза ибн Хасан ибн Ибрахим ибн Абдаллах ибн Иса ибн Ибрахим ибн Абд ар-Рахман (известный по прозванию Зейн ал-Абидин) ибн ал-Хасан ибн Али ибн Абу Талиб; а его, [ал-Хасана], мать — Фатима, дочь посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует”.

Потом имам спросил шерифа также об обстоятельствах его поездки и путешествия из его города, Багдада, и об обстоятельствах его в пути и по прибытии в Томбукту. И шериф ответил: “Знай, что дело мое — диковинное. А это оттого,