Божье воинство. Новая история Крестовых походов - Родни Старк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, когда день уже клонился к вечеру, по рассказу арабского хрониста, многие мусульмане начали «опасаться за целость добычи, сложенной в их шатрах, и по рядам их пронеслась ложная весть, что враги ворвались в их лагерь и его грабят; тогда несколько эскадронов мусульманских всадников поскакали прочь, чтобы защитить свои шатры» [100]. Другим отрядам показалось, что те отступают; в результате действительно началось отступление, а франки бросили на бегущих мусульман свою тяжелую кавалерию [101] и нанесли им серьезный урон; погибло не менее десяти тысяч, включая и самого Абд-аль-Рахмана, который был несколько раз пронзен франкскими копьями [102].
Даже когда враг побежал, франкские пехотинцы предоставили кавалерии его преследование, а сами сохраняли дисциплину: они продолжали стоять на позиции, и там же провели ночь. Наутро мусульмане не появились. После тщательной разведки, проведенной в мусульманском лагере, франки обнаружили, что ночью мусульмане бежали, бросив пустые шатры.
Многие историки считают битву при Туре/Пуатье ключевой для выживания западной цивилизации. Эдвард Гиббон полагал, что, случись мусульманам победить при Туре, они бы вскоре захватили «пределы Польши и горы Шотландии… а арабский флот без боя вошел бы в устье Темзы. И, быть может, теперь в Оксфорде изучали бы толкования Корана, а с кафедр проповедовали бы обрезанному народу святость и истину Магометова откровения» [103]. Вслед за ним многие западные авторы приняли взгляд на эту битву как на поворотный пункт истории: так, немецкий военный историк Ганс Дельбрюк (1848–1929) писал, что «в мировой истории не было более важного сражения» [104].
Как и следовало ожидать, некоторые относительно недавние историки поспешили заявить, что битва при Туре не имела никакого или почти никакого значения. Согласно Филипу Хитти, «…на поле битвы при Туре не решилось ничего. Нашествие мусульман… просто истощилось и достигло естественного предела» [105]. А Франко Кардини писал, что и битвы-то никакой не было – все это была «пропаганда франков и Рима» [106]. При этом ссылаются на то, что битва не произвела никакого впечатления на самих мусульман – по крайней мере, на тех, что остались в Дамаске. По словам Бернарда Льюиса, мусульманские историки о ней почти не упоминают, а те, что все же упоминают, изображают ее «сравнительно незначительной стычкой» [107].
Учитывая примечательный провинциализм мусульман, их сознательное нежелание знать что-либо об иных обществах [108], вполне возможно, что из Дамаска поражение под Туром/Пуатье виделось чем-то незначительным. Но не так была воспринята эта битва в Испании. В отличие от мусульманских вождей в других местах, испанские мусульмане прекрасно знали, кто такой Карл Мартелл и какую роль он сыграл в отношении их планов. Это поражение наглядно объяснило испанским мусульманам: франки – не оседлый народ, которому служат гарнизоны наемников, но и не варварская орда. Они тоже строят империю, а их армия состоит из прекрасно обученных граждан-добровольцев, чье вооружение, доспехи и тактика превосходят мусульманские [109]. В самом деле, когда в 735 году мусульмане снова попытались вторгнуться в Галлию, Карл Мартелл и франки задали им такую трепку, что больше мусульманские силы уже не совались на север. А сорок лет спустя внук Мартелла присоединился к длительному процессу изгнания мусульман из Испании.
Отвоевание Испании
Хоть мусульмане предпринимали атаки на Францию, завоевать Испанию целиком им так и не удалось. Отступив перед начальными ударами мусульман, испанская знать дошла до Бискайского залива на северном побережье полуострова; дальше бежать было некуда, и укрепилась в области под названием Астурия, защищенной с трех сторон горами, а с севера морем. Эта область стала христианским королевством Астурией; и с самого начала астурийцы были преданы идее отвоевания Испании. Так, в 741 году, когда мусульманскую Испанию разоряли восставшие берберы, Астурия присоединила к себе Галисию, территорию на западном побережье. Но следующий шаг испанской Реконкисты был инициирован самими мусульманами.
В 777 году, более чем через шестьдесят лет после мусульманского вторжения в Испанию, исламский правитель Барселоны обратился к франкскому императору Карлу Великому за подмогой в борьбе против своего соперника, эмира Кордовы, предложив в обмен на его помощь «Сарагосу и другие [северные] города» [110]. Весной 778 года Карл собрал две армии и отправил их в Испанию. Одна армия перешла Восточные Пиренеи и приблизилась к Барселоне. Вторую Карл сам повел через Западные Пиренеи на Памплону. Как ни странно – ведь Памплона принадлежала христианам-баскам, а Карл был благочестивым христианином, – дойдя до Памплоны, он приказал взять город. Затем, соединившись со второй армией, Карл повел свои войска на обещанную Сарагосу; по дороге ему сдались еще несколько городов. Однако, дойдя до цели, он обнаружил, что мусульманский правитель передумал и отказывается сдать ему город [111].
В это время Карлу сообщили, что саксы восстали против его правления, так что собрал войска и поспешно повернул на север усмирять мятежников. Арьергард его армии, переходя Пиренеи по узкому Ронсевальскому ущелью, был атакован из засады соединенными силами мусульман и басков – последних разъярило взятие Памплоны. Франкский отряд оказался в ловушке и был перебит, причем среди погибших оказался и племянник Карла, герцог Роланд Бретанский – главный герой «Песни о Роланде», знаменитой средневековой эпической поэмы, посвященной этому событию.
Но на этом испанская кампания Карла Великого не закончилась. Несколько лет спустя он послал в Испанию новую армию и оттеснил мусульман на юг от Барселоны. Новая отвоеванная область христианской Испании получила название «Испанская марка» (Marca Hispanica). После смерти Карла в 814 году франкский контроль над этой областью ослабел, и христианская часть Испании «распалась на крохотные практически независимые государства» [112]. Действуя поодиночке, а иногда и вместе, эти христианские государства продолжали теснить мусульман на юг. Их усилиям способствовала находка в 835 году в Галисии, как полагали, мощей святого Иакова. Обнаружение этой святыни «чрезвычайно вдохновило христиан»; к тому же в часовню святого Иакова при кафедральном соборе Сантьяго де Компостела немедленно потянулись паломники,
