Постигнуть рак… и умереть душою - Валерий Санычев

терапия. По крайней мере, я надеялся на этот козырь, а это уже немаловажно – располагать спасительной надеждой. И я держал этот козырь в рукаве, чтобы в нужный момент – как я на него надеялся! – предъявить его своему врагу внутри меня. Такие мысли помогали пережить тот сложный период времени.

IV.

Наконец подоспело время отправляться в больницу. Я попросил своего близкого друга отвезти меня на своей машине, и он даже проводил меня до вестибюля радиологического отделения №3 (ЛОР), после чего я стал погружаться в новый неведомый мир, где понятие «рак» имеет будничный смысл. Весь персонал этой небольшой вселенной являл из себя что-то сверхъестественное, из-за того, что они бросали вызов страшной болезни. Я уже упоминал, что в бытность моего хождения по кабинетам поликлиник любое упоминание об онкологии вызывало заметную реакцию у медперсонала: у них менялся тембр голоса, исчезало даже подобие на улыбку, люди становились серьезнее. Одним словом, был заметен страх даже от возможности общения с онкобольным. И ты поневоле подхватывал эту беспокойную волну ожидания чего-то страшного. Здесь же, в специализированном центре, медики были спокойны, царила атмосфера рабочей повседневности. Она позволяла не акцентироваться на исходе смертельного заболевания, а думать о благоприятном финале.

Но не все новые пациенты разделяли мой оптимизм, чему я был неоднократным свидетелем. Одна молодая женщина, почти девчонка, с вещами ожидая оформления на больничное место, не могла сдерживать охватывающей ее истерики. Она то замолкала, то, вздрагивая всем телом, давилась рыданиями. Кровь стыла в жилах от этой картины. Я забыл о собственных проблемах и был преисполнен жалости к этой девушке: в отличие от меня она еще не успела пожить, когда к ней нагрянула беда.

Находясь в больнице в общей сложности пятьдесят дней с небольшими перерывами, я больше не встречал эту девушку – больница большая. Но помнил ее все время и искренне желал удачи. Как показало время, такие реакции были присущи только новичкам, в дальнейшем пациентов связывала общая невзгода, которая не позволяла считать себя одиноким и обиженным, а общее горе и сносилось легче. И это несмотря на то, что о возможной смерти пациенты говорили. Но здесь, я думаю, присутствовал элемент лукавства – умирать никто не планировал, хотя бы в обозримом будущем.

Мое вселение не обошлось без курьезов, будь рядом моя Таня, она сказала бы, что «нечистый» продолжает свои козни. Когда я, спустя несколько часов, дождался своей очереди в кабинет заведующего радиологическим отделением, который из-за ремонта кабинета вынужден был поминутно отлучаться, выяснилось, что я пришел не туда. Оказалось, я явился к заведующему отделением радиологии №2, а с моим диагнозом нужно было в радиологию №3, которая, так же из-за ремонта, была разбросана по больнице!

Но все образумилось, я попал в кабинет завотделением радиологии №3, где мне назначили лечащего врача, к которому я сразу отправился. Им оказалась молодая, очень приятной наружности врач-радиолог Виктория Юрьевна. В ту минуту я почувствовал кожей, что моя жизнь теперь в руках этой хрупкой девчонки. Забегая вперед, скажу, что оказался прав – от ее добросовестности во многом зависел результат лечения. Я немного растерялся, так как был наслышан, что наша бесплатная медицина не бывает бесплатной до конца, и почти все «бесплатные» пациенты стараются купить себе некоторые преференции. А растерялся потому, что смутил меня образ той, кому следовало, по законам жанра, заплатить. Умом понимал, в нашей стране от несанкционированной платы почти никто не отказывается и подобное вознаграждение стало негласной нормой, но «проклятое» советское воспитание шептало, что этой подачкой унижаю своего потенциального спасителя.

В конце концов прагматизм реальности взял верх и я, пусть робко, но сунул пятитысячную купюру под бумаги, лежащие на столе моего доктора. Затем извиняющимся тоном прокомментировал свой жест – мол, пусть это будет небольшой благодарностью за хлопоты, которые я доставлю своими проблемами… К тому же, мне будет так гораздо спокойнее, из чего вытекало, что в первую очередь это нужно мне. Из таких противоречий соткана наша действительность: с одной стороны такие как я негодуют от того, что на каждом шагу нас пытается обобрать государство и созданная им система, с другой – сами поощряем такие поборы, да еще и чувствуем себя виноватыми при этом. Правда, для меня в этом случае есть громадное смягчающее обстоятельство: действо происходило на рубеже жизни и смерти, а тут моральные принципы существенно теряют свою твердость. В отличие от меня, моя «спасительница», хотя и выразила видимость возражения против подношения, оставила купюру на определенном мною месте, отнеслась к этому сдержано и переключилась на главную тему.

Я абсолютно не ставлю ей такое поведение в укор, это поколение воспитано существующей реальностью, к тому же у меня нет на это осуждение морального права – фактически при попустительстве таких как я и возникла эта действительность. Но на тот момент меня занимали другие мысли. Я слушал рассказ доктора о предстоящих сеансах лучевой терапии и не мог взять в толк – неужели так лечится рак? Или наша медицина уже опустилась ниже плинтуса? Было от чего задуматься. Судите сами. За время, предшествующее госпитализации, осматривающими меня врачами не было ни одной попытки изучения самой опухоли, как то УЗИ, компьютерная томография. Фактически диагноз, который держала в руках врач-радиолог, был поставлен в самом общем виде, на основе теоретических сведений, без конкретики о размерах опухоли, о том, на какие соседние области она успела распространиться. И сейчас, прочитав эту куцую историю, врач рассказывал, как будут бороться с болезнью, делая акцент на технической стороне процесса. Я сам инженер и мне было любопытно узнать о принципах, на основе которых уничтожается опухоль, но это в каком-то общем случае. А что будет конкретно с моей болячкой, оставалось только гадать и полагаться на удачу. Хотя, справедливости ради, отмечу, что, слушая рассказ доктора о подробностях предстоящего лечения, сделал для себя неожиданное открытие, после которого оказался в некотором замешательстве, не зная, радоваться ему или огорчаться. Как я узнал, моя судьба отныне будет зависеть от людей, остающихся за кадром разворачивающихся событий. Это инженеры-физики, обслуживающие установку лучевой терапии, в моем случае – линейный ускоритель электронов.

Вначале эти специалисты с помощью томографа получают объемное изображение опухоли, затем изготавливают индивидуальную фиксирующую маску, с помощью которой та часть тела, которую необходимо облучать, плотно фиксируется на рабочем столе установки. В моем случае маска фиксировала голову и шею и не позволяла никаких изменений в положении во время сеанса лучевой терапии. На этой же маске находились метки, точки отсчета координат раковой опухоли. То