Свободное падение. Дхамма встречи с неблагоприятным - Аджан Брахм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он остановился и посмотрел на меня. «Брахмавамсо, – сказал он, – почему?»
Я был ошеломлён. «Не знаю», – только и смог пробормотать я.
Он расхохотался. Когда вы абсолютно глупы, такие люди, как Аджан Чаа, не ругают вас. Они находят это очень смешным! Он развеселился до глубины души.
«Если кто-то снова задаст тебе этот вопрос, то ответь: „Тут ничего нет“. Это и будет ответом на вопрос. Ты понимаешь?»
«Да, да! Я понял!»
Аджан Чаа улыбнулся мне и покачал головой, как это делают при разговоре с трёхлетним ребёнком. «Ничего ты не понимаешь», – сказал он.
Я чувствовал себя невероятно тупым. Я навсегда запомнил место нашей встречи и то, что происходило в моей голове. Это была самая персональная инструкция, которую он когда-либо мне давал. Тут ничего нет. Нечего понимать? Нет ответа на вопрос «почему»? Ради всего святого, почему что?
Я вновь и вновь переворачивал его слова то так, то эдак. Если он мог читать мои мысли, что я и предлагал ему сделать, то были ли его слова реакцией на то, что он увидел? Воспоминания об этой встрече преследовали меня непрерывно. Мне потребовалось много-много лет, чтобы понять значение его слов. Поэтому я предлагаю вам поразмышлять… как делал и я сам.
6
Дикая лягушка: живи просто и будь благодарен
Сбор подаяний является одной из основ тайской лесной традиции тхеравады, восходящей ко временам самого Будды.
Суть чаши для подаяний заключается в том, что мы едим то, что нам в неё кладут. Мы не можем выбирать. Мы отказываемся от контроля и благодарим за любое подношение. Наша благодарность имеет под собой очень практическое основание. Нам не разрешается готовить или создавать запасы еды. Без подаяний мы бы голодали в самом буквальном смысле. Тем, кто подаёт нам еду, мы обязаны жизнью. Питаясь подаяниями, мы выбираем такой образ жизни, который одновременно смиряет и освобождает. Но свобода тоже может быть отвратительной! Знаете, сколько раз я ел в Северо-Восточном Таиланде суп из лягушек? Местные крестьяне были настолько бедны, что это было единственное, что они могли нам предложить.
Рецепт лягушачьего супа очень прост. В сезон дождей соберите из луж маленьких лягушек. Лягушки должны быть такого размера, чтобы помещаться в китайской суповой ложке. Сварите лягушек в воде. Без соли. Без соевого соуса. Без чили. Никаких приправ и специй. Есть суп надо следующим образом: положите лягушку на ложку с небольшим количеством бульона, в котором она варилась, закройте глаза, положите лягушку в рот и начинайте жевать. Хрум-хрум! Жуйте хорошенько – ведь вы едите их кости, кишки, глаза и всё остальное.
Это был наш единственный приём пищи за день, и еда была столь отвратительной, что больше есть уже и не хотелось. И всё же такая жизнь приносила глубокое удовлетворение. На рассвете мы отправлялись в деревню за подаянием. Жители деревни знали этот ритуал с рождения, как и их родители, бабушки и дедушки. Всходило солнце, и из леса, покачивая своими чашами, выходили босоногие монахи в оранжевых одеяниях.
Нам не разрешалось ни о чём просить. Сбор подаяния проходил в полном молчании. Мы проходили мимо простых хижин, из которых выходили жители деревни со своими подношениями. Каждый день начинался с утреннего ритуала обхода их домов безмолвными монахами.
Немного риса. Лягушачий суп.
Будда говорил, что, подобно тому как птица перелетает из страны в страну только с весом своих крыльев, так и монах путешествует только с весом своих одежд и чаши. Вы видели когда-нибудь в небе птицу с чемоданами?
Жители деревни добывали средства к существованию фермерством. Выращивали они исключительно рис. У нас никогда не было овощей или фруктов. Никаких манго. Никаких бананов. Мы ели рис и всё, что прыгало или ползало по земле. В сезон дождей здесь водились маленькие костлявые рыбки. Варёные. Без соли. Без соевого соуса.
Благодаря такому аскетизму мы на примере своей пищеварительной системы узнали, что значит примириться с жизнью. Варёная лягушка? Этого достаточно. Муравьиный суп? Почему бы и нет? Мы брали то, что нам давали, и учились быть удовлетворёнными этим. Мы научились не просить большего. Мы научились не просить вообще.
Нам было легко ухаживать друг за другом. Жители деревни заботились о наших телесных нуждах. А мы об их духовных. Мы пели их детям сутты, когда те были ещё в утробе матери, учили уважать родителей, поощряли на учёбу, благословляли их браки, давали советы во время ссор, вдохновляли на нравственное поведение и учили медитации, заботились о них, когда они болели, давали пристанище в монастыре, когда они старели, проводили похоронные обряды и даже читали в их домах защитные сутты, если они возвращались туда в виде духов. Без всякого преувеличения наша служба жителям деревни по праву могла называться «от колыбели до могилы и далее».
Мы были связаны воедино этим древним танцем даяния и получения. Это было легко и просто. Каждое утро на рассвете мы с чашами в руках шли в деревню.
Мне никогда не казалось морально приемлемым жить лучше, чем самые бедные из наших последователей. Я был нищим монахом, вдохновлённым примером святого Франциска и его ордена. Особенно мне нравилась история о визите Франциска в Ватикан на банкет с Папой. За пару часов до визита он пошёл просить милостыню на улицах. Позже на банкете он делился теми объедками, которые ему подали, с кардиналами-толстосумами.
В другой вдохновляющей истории францисканский монах, собирая милостыню, наткнулся на попрошайку, у которого не было абсолютно ничего. Даже одежды! Монах отдал попрошайке свою рясу и вернулся в монастырь нагим. Когда его собратья-монахи узнали о случившемся, они сочли его поступок достойным восхищения, и он получил из кладовой монастыря другую рясу.
На следующий день монах опять пошёл за подаянием. Местные попрошайки уже прослышали о его щедрости. Один из них моментально оказался на пути монаха – конечно же, голый. Вуаля: ряса вновь сменила хозяина, а монах вернулся в монастырь, где ему заменили уже вторую рясу.
На третий день произошло то же самое. На этот раз монах уже так легко не отделался. Настоятель монастыря вызвал его к себе и долго ругал. «Они же тебя просто используют! – кричал аббат. – Они думают, что ты слабоумный!»
Монах не пытался защищаться,
