Камероны - Роберт Крайтон

– Да, сомневаюсь, чтоб малый это знал. Леска раскрутилась еще больше, и Гиллон понимал, что ему ничего не остается, как налечь на весла – пусть его сочтут идиотом – и отъехать от катера, не обращая внимания на то, что Мэгги и пристав продолжают разговаривать.

– Не забудьте, что вы обещали выпить со мной, мисс Драм. Хорошо же ты воспитай, Камерон, хорошо…

Когда они отплыли футов на двести или на триста, Мэгги накинулась на него.

– Ну что за ребячество! – воскликнула она. – Старый человек полюбезничал с девушкой, подмигнул разок-другой, н ты уже давай налегай на весла…

Он без слов указал ей на ноги, и наконец она опустила глаза.

– О господи боже мой…

– Вот именно – господи боже мой.

Он насупился и молча греб, вымещая свою злость на веслах и на море.

– Малый… Малый, конечно, ничего не знает, – сказал он. Она не мешала ему бурчать. Наконец он посмотрел ей в лицо. – А что это за Макбет и Банко, о которых я, видите ли, уж конечно, ничего не знаю?

– Понятия не имею. Вот тут он уже вскипел.

– И вы преспокойно сидели и молчали – пусть, мол, думает, будто вы все знаете, а я не знаю ничего, так?

– Да.

Но через какое-то время он все же заулыбался, потому что облапошенным-то оказался мистер Дрисдейл.

– А что он там говорил насчет выпивки?

– Он пригласил меня пойти с ним выпить в «Нагорный домик» и рассказать обо всех тайнах, которые я открою на Праздничном острове.

– Но, бог ты мой, ведь этому типу, должно быть, уже лет сорок стукнуло.

– Ага.

Она почувствовала, как лодка под пей рванулась вперед.

– И вы пойдете? – спросил он.

– Ara. A тебе что – не все равно?

Вопрос ее упал, как высохшая муха в стремительный глубокий водоворот – с такой же легкостью и с не менее серьезными последствиями.

Гиллон не клюнул на наживку. Приблизительно в миле от острова море, открытое всем ветрам, становится бурным. И Гиллон работал веслами до того, что вены вздулись у нею на лбу, но он был рад, что ему есть чем себя занять. Ветер вдруг переменился, и парус повернуло так, что на какое-то время он закрыл от Гиллона Мэгги. Но Гиллон только обрадовался этой возможности побыть одному – ему было просто необходимо остаться наедине с собой; когда же парус снова повернуло, он даже испугался, увидев, какое зеленое у Мэгги лицо.

– Господи! – воскликнул Гиллон. И почувствовал, как у него екнуло сердце. – Вы же стали цвета морской капусты.

– Ну, так отвернись.

Он чувствовал себя таким беспомощным, глядя на то, как ее узкие плечики вздымались и опускались под напором рвоты. Лихо она с этим справилась, подумал он, так быстро и так аккуратно. А она тем временем перегнулась через борт, сполоснула рот холодной морской водой – и все было позади.

– Любая другая на вашем месте… – начал было он, но она протестующе подняла руку. Все оказалось очень просто. Стоило ей несколько раз произнести про себя: «Горячий суп из ламинарий», – и дело было сделано.

Гиллон вдруг вскочил.

– Да они же так и кишат вокруг нас! – воскликнул он. – У них тут, видно, гнездо – они останавливаются перед тем, как двинуться в реки.

Мэгги казалось, что она прямо чувствует, как лососи тычутся в днище лодки. Хоть она и боялась воды, по все же перегнулась за борт и, перегнувшись, увидела их – огромные тени, казавшиеся в воде еще больше, скользили на глубине; они внезапно появлялись, почти такие же большие, как сама лодка, огромные рыбины, каких она никогда не видала, – да одной такой можно целую деревню накормить; внезапно одна из теней разорвала водную гладь у носа их лодки – Мэгги даже вскрикнула от страха и волнения и затаив дыхание увидела, как сильное тело серебряным полукружием прорезало воздух.

– Скорее давай сюда леску! – крикнул Гиллон. Он стоял в лодке во весь рост, держа в руке тройник. – Давай сюда леску! – Но она знала, что как раз этого и не надо делать. Еще не настало время ловить рыбу. Видя, что она даже не шевельнулась, он снова опустился на скамью; он смотрел на ее оживленное, смуглое, всезнающее личико и дивился, как это она в ее-то годы сумела набраться такого ума.

Дело в том, что она оказалась права. Мистер Дрисдейл хорошо обо всем позаботился. Они причалили недалеко от Праздничной гавани, чтобы Мэгги могла смотать с ног леску, а Гиллон спрятать снаряжение в зарослях неподалеку от пляжа; когда же они двинулись по берегу к поселку, состоявшему из трех или четырех приземистых каменных домишек с земляными крышами, из которых торчала трава, то наткнулись на человека в двуколке, поджидавшего их.

– Вы, должно быть, мисс Драм, а это, должно быть, ваш прислужник – Камерон, – сказал он. – А я мистер Комин, ваш гид, и буду вас сопровождать по поручению мистера Дрисдейла.

– Никакой я не прислужник, – сказал Гиллон.

У старика глаза были точно из серого гранита.

– Эта юная леди наняла вас, чтобы вы привезли ее сюда из Стратнейрна?

– Угу.

– Значит, вы ее прислужник.

Увидев, как сверкнули в улыбке острые зубки, Гиллон совсем рассвирепел. Не имела она права так с ним себя вести.

– У меня в двуколке только одно место – рядом со мной, – заявил мистер Комин, помогая Мэгги залезть в экипаж, – но мы поедем медленно, и ваш малый вполне за нами успеет. – И он щелкнул кнутом над ухом своей лошадки.

У Мэгги духу не хватило оглянуться и посмотреть на лицо Гиллона.

Они всюду побывали за это утро: видели знаменитый остекленевший форт из песчаника, пиктский алтарь – своеобразное творение из камня (совсем как надшахтный сарай, только с каменной крышей, подумала Мэгги, – достойный памятник расе углекопов); потом они поехали вдоль речки, где водилась форель, и Гиллон видел рыб, затаившихся в заводях, а затем – вниз, через поросшую сосной лощину – к Босуэллскому кресту, остаткам кельтского храма посреди небольшой поляны. И все это время Мэгги слышала, как Гиллон топал сзади по неровной дороге, прерывисто дыша, отбрасывая ногой попадавшиеся на пути камни, не отставая.

– Вам особенно интересны будут рунические надписи внизу, – сказал мистер Комин.

– Это уж точно.

Гиллон шепнул что-то Мэгги на ухо, подавая ей руку и помогая сойти с двуколки, и хорошо, что мистер Комин не слышал, что он сказал. А сказал он: «Врунья».

– Разве тебя это не радует? – сказала Мэгги.

– Что именно? – спросил мистер Комин.

– Нет, ничего, это я говорила малому. – И снова сверкнули острые лисьи зубки.

Крест был каменный, внушительный, удивительно красивый, одновременно грубо и тонко высеченный – в нем отразилось все своеобразие народа, который его создал.

– Это, я бы сказал, одно из величайших достижений кельтской расы, великий вклад вашего народа, – заметил мистер Комин, обращаясь к Гиллону.

– Я не из кельтов, я из шотландских гэлов, – возразил Гиллон. Он был очень мрачен.

– Видите, что происходит, – обратился мистер Коми и к Мэгги, – какая деградация! Они даже не знают, кто они! – И, повернувшись к Гиллону, он сказал с ледяным презрением, словно перед ним был умственно неполноценный субъект: – Кельт – вовсе не обязательно шотландский гэл, а вот шотландский гэл – это уж непременно кельт.

Гиллон покраснел, и, когда мистер Комин отвернулся, Мэгги шепнула ему что-то на ухо, и тоже хорошо было, что мистер Комин этого не слышал. А шепнула она: «Олух».

После чего они трусцой двинулись вниз по затененной, глубокой лощине, мимо стремительного водопада и остановились недалеко от моря, среди высоких шотландских сосен, остатков древних Каледонских лесов: мистер Комин пожелал напоить здесь свою лошадь. Гиллон рухнул прямо на ковер из сосновых игл и заснул. Проспал он всего минут пять или шесть, но, когда проснулся, вид у него был вполне отдохнувший. Из него получится великолепный углекоп, если он сможет вот так отдыхать в шахте, подумала Мэгги, а Гиллон тем временем поднялся и отряхнул иглы со своей юбочки.

– Вот тут мне хотелось бы жить, – сказал он.

– А что бы ты тут делал?

– Жил.

Он почувствовал на себе се взгляд еще прежде, чем встретился с ней глазами.

– Просто так – жил? И этого для мужчины достаточно?

– Если он счастлив – да. – Он не мог понять, почему в глазах ее появилась такая злость. – А я мог бы быть счастлив здесь.

– Почему же тогда, по-твоему, никто здесь не живет?

– Но я это я. И про себя я все знаю. Я мог бы быть счастлив здесь.

Она поднялась со своего места и пошла прочь от него, делая вид, будто заинтересовалась красноватой толстой пористой корой сосны.

– Ну, не знаю, – произнесла она очень тихо и очень холодно. – Знаю только, что я бы не хотела прожить всю жизнь в каменной лачуге, пробавляясь тем, что пошлет море.

Мистер Комин уже поднимался по склону со своей двуколкой, и она направилась к нему.

– Да еще в юбчонке, – добавила она и даже не обернулась посмотреть, как он это воспринял.

Мистер Комин пригласил ее к себе обедать, и прислужнику вынесли горшок супа с хлебом на лужайку за домом, а когда они поели, то спустились на берег и по старой дороге, шедшей вдоль него, доехали до болота, которое немного дальше в глубине острова превращалось в топь. Здесь в прохладном сумраке они и обнаружили Ведьмину скалу. Она была черная и гладко отшлифованная годами. Гиллон еще ни разу такой не видал.