Возвращение Иможен - Шарль Эксбрайя

– Как, Мак-Клостоу, у вас хватает наглости вытаскивать меня из постели из-за этой гнусной рыжей чертовки? Да мне от одного взгляда на нее становится худо!

– Но, Господи ты Боже мой, а вдруг она и в самом деле помирает?

– Меня бы это очень удивило! И потом – туда ей и дорога!

– Элскот, вы убийца! Я напишу на вас рапорт! Я добьюсь, чтобы вас лишили права заниматься медицинской практикой, и, клянусь рогами дьявола, если вы сию же минуту сюда не приедете, я сам прибегу за вами с револьвером!

– Ладно, Мак-Клостоу, еду!!! Но молите Небо, чтобы вы не побеспокоили меня просто так!

Чтобы не слышать доносившегося из камеры кошмарного хрипа, сержант прибег к спасительной помощи виски. Как ему оправдаться за необоснованный арест, если, паче чаяния, пленница вдруг умрет? Мак-Клостоу казалось, что врач нарочно до бесконечности тянет время, хотя на самом деле Элскот появился меньше, чем через десять минут.

– Наконец-то! Долго же вы канителились!

Доктор отшатнулся.

– Черт возьми, Мак-Клостоу, вы, похоже, выдыхаете чистый спирт! Интересно, какое количество виски надо вылакать, чтобы от тебя исходили подобные испарения?

– Плюньте на это и скорее идите к больной!

Больная сидела на койке и, мурлыкая песенку, делала маникюр. От удивления у Арчибальда отвисла челюсть, а Элскот язвительно заметил:

– По-моему, для умирающей она выглядит очень недурно, а? Мисс Мак-Картри!

– Кого я вижу? Доктор Элскот! В такой поздний час? Или, может, этот маньяк арестовал и вас?

– Прошу вас, мисс Мак-Картри, скажите мне, что у вас болит?

– Болит? Да ничего! А почему это вдруг я должна была заболеть?

Сержант даже икнул от горя.

– Но, раз у вас ничего не болело, зачем вы так страшно кричали?

– Кричала? Я? Окститесь, Арчибальд! И ведь я вам уже советовала поменьше налегать на виски!

Элскот, поглядев на полицейского, сухо проговорил:

– Я тоже так думаю, Мак-Клостоу… А рапорт придется писать мне, и пусть меня сделают английский полисменом, если я не добьюсь, чтобы вас отсюда убрали!

Когда врач ушел, Арчибальд вернулся к камере и сквозь прутья решетки бросил Иможен ключи.

– Возьмите их, а то как бы мне не поддаться искушению удавить вас своими руками!

В полночь, после того как мисс Мак-Картри дважды безжалостно нарушала лихорадочный сон сержанта, тот предложил проводить ее домой. Иможен отказалась. В час ночи Мак-Клостоу стал умолять ее уйти. Она отвергла и эту просьбу. Больше всего несчастного полицейского поражал удивительно свежий вид мисс Мак-Картри, в то время как сам он валился с ног от усталости. Вот уж никогда не думал, что у рыжих такое несокрушимое здоровье! В два часа Арчибальду пришлось тушить в камере пожар, поскольку Иможен вздумалось погреться у костра. В три она опустошила все запасы виски Мак-Клостоу. В четыре Иможен пела «В горах мое сердце»[6], а полицейский уже не знал, действительно ли она в участке или все это – нескончаемый кошмар. В пять часов, сквозь какой-то странный туман Мак-Клостоу слушал, как мисс Мак-Картри рассказывает ему историю своей жизни, причем всякий раз, Стоило сержанту закрыть глаза, она испускала дикий вопль, и в конце концов у бедняги Арчибальда началась чудовищная мигрень. В шесть утра верный Сэмюель Тайлер, немало беспокоившийся о том, что могло произойти ночью в его отсутствие, прибежал в участок и нашел своего шефа в полной прострации. Арчибальд Мак-Клостоу лишь бормотал, как молитву:

– Уйдите, мисс, прошу вас, уйдите!… Уйдите, мисс, прошу вас, уйдите!…

Констеблю пришлось умыть шефа холодной водой, и только это немного привело его в чувство.

– Ну, сержант?

Тот посмотрел на него совершенно безумным взглядом.

– А ничего, Тайлер… просто я сейчас совершу убийство!

– Да что вы такое говорите, шеф?

– Тайлер, я совершу убийство, а потом наложу на себя руки.

– Ну-ну, я вижу, вам нехорошо…

– Я ждал вас, Тайлер, чтобы вы могли все засвидетельствовать в суде. Я должен убить Иможен Мак-Картри… Для нас двоих эта земля слишком мала!…

– Возьмите себя в руки, шеф! Где она?

– В камере, я полагаю…

– Дайте мне ключи.

– Они у мисс Мак-Картри.

Впервые в жизни констебль подумал, что, пожалуй, Мак-Клостоу и впрямь спятил. Тем не менее он отправился в камеру. Иможен с милой улыбкой открыла дверь и пожелала Тайлеру доброго утра. Но Сэмюель вовсе не собирался шутить.

– Что вы сделали с сержантом, мисс Иможен?

– Спросите лучше, что я с ним сделаю!

Вместе с констеблем она вернулась в кабинет Мак-Клостоу. При виде ее тот жалобно застонал и прикрыл голову руками.

– Вам не стыдно, мисс Иможен? – сурово спросил Сэмюель. – Посмотрите, до чего вы его довели!

– Сэмюель Тайлер, я хочу подать жалобу на сержанта Мак-Клостоу за немотивированный арест.

– Не понимаю, о каком аресте вы говорите, мисс. Ключи от камеры были у вас. Значит, вы могли уйти отсюда, когда заблагорассудится.

– Констебль Сэмюель Тайлер! Вы получили от сержанта приказ запереть меня в камеру? Ну, да или нет?

– Нет.

– О!

Слушая перепалку, в которой мисс Мак-Картри против обыкновения не могла взять верх, Арчибальд возвращался к жизни. А Иможен окончательно вышла из себя.

– Вы подлый обманщик, Тайлер! Как вы смеете утверждать, будто не слышали приказа, данного вам в «Черном Лебеде»?

– Точно так же, мисс, как не видел пощечины, которой вы вчера утром наградили сержанта. По-моему, это справедливо. Возвращайтесь домой, мисс Иможен, и хорошенько отдохните – сегодня в два часа вам придется выступать свидетелем на заседании следственного суда.

Едва Иможен исчезла из виду, Арчибальд обнял Тайлера за плечи.

– Я этого не забуду, Сэмюель… Спасибо. И вот что, сходите-ка возьмите нам две порции виски – надо ж встряхнуться со сна… Пусть запишут на мой счет.

И, когда констебль уже собрался уходить, Мак-Клостоу добавил:

– Но если вам захочется внести свою долю, я, естественно, возражать не стану.

В зал заседаний мэрии набилось столько народу, что Питер Конвей лишь с огромным трудом поддерживал относительную тишину. После показаний доктора Элскота и Джефферсона Мак-Пантиша, которому коронер, не удержавшись, злорадно заметил, что, похоже, в его гостинице слишком высокая смертность, выслушали констебля Тайлера и сержанта Мак-Клостоу. Последний так путался, запинался и мямлил, что все заподозрили, уж не пренебрегает ли полицейский элементарными правилами трезвости. Никто, конечно, не мог угадать, что Арчибальд еще не оправился после бессонной ночи. Когда наступила очередь Иможен, зал мгновенно разделился на два клана: хулителей и симпатизирующих. Мэр принадлежал к числу первых, коронер – последних. А потому Питер Конвей счел нужным сделать вступление:

– Я счастлив снова вас видеть, мисс Мак-Картри, и убежден, что, как это уже случалось в прошлом, вы окажете Правосудию огромные услуги.

– Благодарю вас, господин коронер.

– А я позволю себе заметить, господин коронер, – не выдержал мэр Гарри Лоуден, – что вы обязаны вести слушания совершенно беспристрастно!

Конвей разозлился.

– И что означает ваше замечание, мистер Лоуден?

– А то, что пока не вынесено заключение, вы не имеете права делать комплименты особе, чья роль в этом деле еще не ясна!

Послышались одобрительные хлопки, и коронер окончательно вышел из себя.

– Насколько я понимаю, Гарри Лоуден, вы сейчас пытаетесь оказать давление на присяжных? Или вы забыли, что за подобные выходки вас могут обвинить в злоупотреблении служебным положением?

Лоуден встал.

– Питер, возьмите свои слова обратно, или я расквашу вам физиономию!

– Еще того не легче! Угрозы коронеру? Уж не воображаете ли вы, будто меня можно купить, как вы покупаете голоса во время избирательной кампании, мистер Лоуден?

Лишь втроем удалось усмирить мэра, во что бы то ни стало жаждавшего поколотить коронера. Наконец, видя, что противника крепко держат за руки, Питер Конвей торжествующе подвел итог:

– Вы подаете нашим гражданам довольно жалкий пример самообладания, господин мэр! И наверняка заронили в их души некоторые сожаления!

Гарри Лоуден разразился отвратительной бранью, вызвав всеобщее осуждение и навеки утратив поддержку избирательниц. Что до преподобного Родрика Хекверсона, то он встал и громко заклеймил позорное поведение главы городской администрации. Потом, наконец, воцарилось спокойствие, и мисс Мак-Картри могла дать показания. Коронер рассыпался в благодарностях и без особого труда убедил присяжных вынести заключение, что убийство совершено одним или несколькими неизвестными.

ГЛАВА IV

Она смотрела на них. Они, так же пристально – на нее, и между этими взглядами, с одной стороны – неподвижными, холодными и застывшими, с другой – лихорадочно возбужденным устанавливалась некая мистическая связь. Иможен укрепляла волю к действию, созерцая фотографии своих покровителей. Сначала она обратилась к Брюсу: