Голубой вереск - Барбара Картленд

Линетт поверила, и не только потому, что считала иметь титул большим шиком, но и потому, что и сама знала, что значит бедность. Сколько она помнила, их семья всегда была бедна — бедна по сравнению с их друзьями. Они всегда старались не отставать от других людей, хотя им и не хватало денег платить за машины, дома и бриллианты — то есть все, что в их кругах считалось абсолютной необходимостью.

Линетт приходилось покупать одежду у богатых подруг или даже выпрашивать у тех, кто был великодушно готов подарить ей свои вещи. Наконец, она начала задумываться, а есть ли у нее собственное мнение, или, подобно гардеробу, оно состояло из убеждений, заимствованных у других людей. Даже когда по какому-нибудь особому случаю Линетт одевалась у известного кутюрье — для которого она служила отличной рекламой, — ей никогда не позволялось самостоятельно выбирать наряд. Ей приходилось всякий раз надевать то, что уже выбрано для нее кем-то другим.

Иногда она мечтала о том, чтобы накупить вещей на тысячи фунтов — только потому, что ей так хотелось, — заплатив за них из неисчерпаемого кошелька, количество денег в котором никогда бы не уменьшалось. Но это только мечты, а в реальности все было совсем иначе. Дома же она слышала постоянные рассуждения матери и очередного отчима о том, как подешевле добраться в Монте-Карло или попросить друзей, отправлявшихся в Довиль на машине или на самолете, заодно подбросить и их.

Любой человек, даже не такой наблюдательный, как Линетт, заметил бы, что подобные уловки удавались гораздо легче тогда, когда к ее матери с уважением обращались «миледи». Титул — непременно, сказала себе Линетт, но и деньги тоже.

Но почему-то достигнутый ею успех — как на страницах газет, так и среди важных персон — так и не принес ей титулованного супруга, о котором она так мечтала. Ей попадались знатные джентльмены, но у каждого имелись свои недостатки. Один страдал эпилепсией, другой — был дряхлый старик, чьи внуки были старше Линетт, третий — банкрот, который сам видел в лице Линетт богатую невесту до тех пор, пока она не разочаровала его.

Были и другие мужчины — обычные, но обаятельные и хорошо воспитанные; с такими девушки обычно знакомятся на благопристойных балах. Но в них всегда было нечто такое, что не позволяло им занять в сердце Линетт то особое место, которое она берегла исключительно для будущего мужа.

Титул и деньги! Эти два понятия казались неотделимы друг от друга. Линетт уже несколько раз доводилось влюбляться, но разум управлял ее сердцем, и она не позволяла себе больше, чем несколько счастливых вечеров, прежде чем у нее хватало мужества окончательно разорвать отношения. Она знала, они ни в коем случае не должны значить для нее больше, чем значат теперь.

— Так значит, тебе безразлично, что я тебя люблю? — однажды спросил ее небогатый молодой человек.

Затем он заключил ее в объятия и жадно, отчаянно поцеловал. Линетт ощутила дрожь во всем теле. Ей казалось, что где-то в глубине ее естества разгорается пламя.

Линетт еще никогда не доводилось испытывать ничего подобного, и ей хотелось сдаться нахлынувшим чувствам. Она ослабела в его объятиях, сердце ее бешено забилось, руки потянулись было обнять его… но вдруг она вспомнила!

Вспомнила холодные, пустые спальни своего детства, невкусные обеды, нерадивых слуг. Она вспомнила подобострастную улыбку матери, когда та заискивала перед своей богатой подругой; в ее ушах вновь прозвучали проклятия отчима, когда почтальон приносил ему пачку счетов.

Линетт отчаянно вырвалась из объятий своего кавалера.

— Мы больше никогда не увидимся, — выдохнула она и выбежала прочь из комнаты, пока ее тело не успело взбунтоваться против приказа рассудка.

Было бы неправдой утверждать, что Линетт уже отчаялась выйти замуж. Но ей было все труднее радостно улыбаться в ответ на вопрос друзей матери: «Когда ты пригласишь нас на свою свадьбу?» — заданный таким коварным тоном, что Линетт понимала: она слишком долго засиделась в девушках.

Получив приглашение на обед к Беатрис Маккрэгган, она приняла его в основном потому, что на тот вечер других приглашений у нее не было. Ей доводилось слышать об Иэне Маккрэггане, но она его ни разу не видела. Когда она сказала Иэну: «Я думала, ты существуешь только в сказке», — это была чистая правда. Но она даже не ожидала, что он окажется необычайно привлекательным. Когда Иэн предложил ей сходить в ночной клуб, она почувствовала приятное возбуждение. Уже давно Линетт не ощущала такого волнения, как в тот момент, когда он взял ее за руку, помогая сесть в такси; позже, когда она танцевала с ним в обволакивающей музыкальной темноте ночного клуба «400», она пыталась притворяться, что решила выйти за него замуж, не успев осознать, насколько он богат.

Ее мать часто говорила: «Незачем спрашивать себя, любишь ли ты мужчину, у которого нет титула или денег. Эти две вещи — его неотъемлемая часть, и это все равно что любить человека без носа или без ушей».

В сознании Линетт Иэн и деньги были неотделимы друг от друга, и она любила его, потому что до этого не позволяла себе никого любить. Он казался таким опытным. Ей нравилась его серьезность, нравились его волосы, зачесанные назад с высокого лба, легкая усталость в его глазах и сильные пальцы.

— Я вышла бы за него, даже если бы он был нищим, — говорила она своим подругам, зная, что это неправда. Когда он заходил в комнату, ее сердце начинало биться чаще. После того, как он сделал ей предложение, Линетт три дня не могла есть, что пошло на пользу ее фигуре. А также было верным признаком того, что ее чувства затронуты.

— Я люблю тебя, я люблю тебя, — прошептал Иэн после того, как впервые поцеловал ее.

— Я тоже люблю тебя, — ответила Линетт. Это было так легко сказать, потому что это было правдой.

«Я люблю тебя! Я люблю тебя!» — эти слова были похожи на припев песни. Они витали в воздухе, в улыбке Иэна, а его глазах, на его губах.

«Я влюблена», — говорила себе Линетт тысячу раз на день и чувствовала невыразимое облегчение, что ей впервые больше не нужно противиться зову своего сердца. У Иэна было все, кроме титула. Любовь и деньги! Ей так повезло, и она была счастлива! О, как легко было любить Иэна!

Все вышло просто отлично, и Беатрис была в восторге. Она хотела немедленно поместить объявление о помолвке в «Таймс», но Линетт вначале нужно было поставить в известность свою мать. Леди Бекенхэм с мужем находилась в Кении, пытаясь решить, могут ли они со своими скромными средствами произвести там большее впечатление, чем это получилось бы у них в Англии.

— Ты должна немедленно написать ей — конечно же, авиапочтой, — сказала Беатрис.