Охота на банкира - Александр Лебедев

Джувал Авив сообщил нам, что украденные у банка деньги находятся на личном счете Федорова № 12178 в швейцарском Banque von Ernst & Cie. Похоже, Авив интерпретировал свое расследование как розыск имущества жертв Холокоста, и достигнутые им результаты швейцарское правосудие оценило просто: данные получены из открытых источников, как будто найдены в куче мусора. Тем не менее до принятия окончательного решения швейцарский суд по ходатайству наших юристов заблокировал счета Федорова, и нам осталось всего-то дождаться 1997 года, чтобы по решению суда возвратить присвоенные им деньги, вырученные от продажи того пакета облигаций, который он получил по договору мены с Национальным резервным банком. Но тут начали происходить события, по сравнению с которыми любой лихо закрученный триллер может показаться скучной мыльной оперой.

Глава 4

Операция «Бегущий кабан»

В отличие от геометрии, в реальной жизни параллельные прямые довольно часто пересекаются, и порой весьма причудливо. Это обстоятельство используется в кинематографе, когда в картине можно видеть развитие двух и более историй, которые приходят к одной кульминационной развязке. Классический пример – черная комедия «11:14» с Хилари Суонк и Патриком Суэйзи, где судьбы множества героев сходятся в одном моменте. В данном случае получилось так, что мой жизненный путь пересекся с судьбой классического афериста, бандита и приближенного к власти «решалы» Ашота Егиазаряна.

Ашот родился 24 июля 1965 года в интеллигентной семье завкафедрой промышленности экономического факультета МГУ Геворка Егиазаряна. Окончив папин факультет, Егиазарян недолго поработал инженером в Выставочном объединении «Экспоцентр» на Краснопресненской набережной, затем – на Московском шелковом комбинате имени Свердлова. В возрасте 25 лет юное финансовое дарование возглавило Фонд социально-экономического развития Московского региона, среди учредителей которого были ТОКОбанк, Автобанк, «Московский банковский союз», Академия народного хозяйства СССР и, конечно же, МГУ. В 1993 году Егиазарян с братом Суреном создал Московский национальный банк. Моснацбанк быстро пробился в первую сотню по размеру активов, став при этом четвертым по объему выданных кредитов, гарантированных Минфином. В числе заемщиков упоминались МВД РФ, Федеральная погранслужба, Миноборонпром, Минсвязи.

Летом 1996 года Ашот Егиазарян «зашел» в Уникомбанк, который был создан в 1990 году на базе московского областного отделения Жилсоцбанка и позиционировался как «губернский» банк. Хотя, пожалуй, «зашел» – слишком дипломатичная формулировка. Как в свое время писала «Новая газета», в ее отдел расследований попала запись телефонного разговора между неким большим начальником из ОНЭКСИМбанка (назовем его Х) и его любопытствующей знакомой, также имеющей отношение к миру большого бизнеса (назовем ее Y).

Y: Я хотела выяснить по поводу Егиазаряна. Кто такой? Что за человек, чем занимается?

X: Очень шустрый молодой человек… Я лично с ним не знаком… С одной стороны, он без мыла влез к нам.

Y: Это куда – к вам? В систему, что ли?

X: В систему. В результате у него был Уникомбанк.

Y: А кто он был в «Уникоме»? ‹…›

X: Сидит он там. У него там кабинет. Но он к Уникомбанку не имеет никакого отношения. И не имел. Аккуратнее. Это единственное, что я могу сказать.

Хотя формально Егиазарян занимал должность всего лишь заместителя председателя совета директоров Уникомбанка, а контрольным пакетом владела администрация Московской области (председателем совета числился, как и положено в мире долбинов, первый заместитель губернатора Виктор Власов), реальным хозяином был именно Ашот, который ввел в число акционеров свой карманный банк «Русский дом» и еще несколько коммерческих структур.

В июне 1996 года администрация Московской области получила от Минфина на возвратной основе облигации валютного займа (ОВВЗ) на 656 миллионов долларов. За счет операций с этими ценными бумагами социально озабоченные подмосковные власти намеревались погасить долги по зарплате бюджетникам. Чиновники тут же передали ОВВЗ в доверительное управление «Уникомбанку» под 3,5–4 % годовых (заметим, средние ставки серьезных российских банков равнялись 12–16 %). Уникомбанк же немедленно отдал облигации по сделкам РЕПО[1] и агентским соглашениям Моснацбанку и другой компании Егиазаряна «МФК – Московские партнеры», которые распределили их по другим своим структурам. Когда же пришло время подмосковным властям возвращать Минфину долги, Уникомбанк для погашения купил у того же Минфина партию украинских гособлигаций, однако их стоимость составила всего 40 миллионов долларов. В результате Минфин вместо 315 миллионов долларов (на тот момент – реальная рыночная цена ОВВЗ) обратно получил только 40.

По такой же схеме действовал Егиазарян с ОВВЗ на 237 миллионов долларов, выделенных флагману отечественного военно-промышленного комплекса – Московскому авиационному производственному объединению МАПО «МиГ» – под несуществующий контракт с Индией на поставку истребителей «МиГ-29». Согласно документам, которые подписал финансовый директор «МиГа» Максим Ткачев, деньги ушли во все в те же Уникомбанк и МФК. Так сложилось, что в это же время в Бриджтауне, столице солнечного островного государства Барбадос в Карибском море, был открыт отмывочный «банчок» «Луидор» (Louis dʾOr Investment), которым управлял первый зампред Уникомбанка Андрей Глориозов.

Формулу «деньги любят тишину» приписывают основателю финансовой империи Ротшильдов Майеру Амшелю. На самом деле хозяин франкфуртской меняльной конторы в конце XVIII века учил своих сыновей четырем постулатам: не пускать женщин в бизнес, жить в любви и согласии, заботиться об общественном благе и не выставлять напоказ свое состояние. У нас же этот завет трактуется так, что деньги надо делать подальше от света и шума, то есть публичности. Впрочем, если ты мошенник, а деньги – грязные, то подобное тараканье поведение является вполне естественным. Вот и Ашот Егиазарян при огромных оборотах своего бизнеса старался особо не светиться.

По роду прежней работы я сохранил большее, чем положено, любопытство к банковским операциям за пределами моих собственных. Я давно заметил, что значительное количество представителей финансового мира не видит разницы между своими деньгами и деньгами клиентов. Егиазарян был типичным образчиком этой разновидности банкиров. За любопытство надо платить – поэтому вскоре моя жизнь приняла совершенно новый оборот, став чем-то вроде детектива с элементами вестерна.

Ночью 23 августа 1996 года в окно офиса нашего банка влетела и взорвалась боевая граната. Один из охранников получил серьезное ранение, остальные вызвали милицию. Прибывшая оперативная группа бегло осмотрела помещение и ретировалась. Через пару часов на пороге банка появились другие люди, в штатском. Они тщательно провели осмотр места происшествия, деловито что-то измерили и записали на специальных бланках, после чего… задержали двух охранников, дежуривших в ту злополучную ночь. Возникло ощущение, что милицейским начальником был конандойловский инспектор Лестрейд.

Бедных охранников отпустили из милиции только тогда, когда другие здания банка расстреляли из гранатомета. Как они рассказали, их заподозрили в том, что они сами принесли гранату в помещение банка и что взрыв произошел в результате неосторожного обращения с боеприпасом. Шитая белыми нитками версия вскоре окончательно развалилась – под угол одного из зданий банка заложили пластиковую взрывчатку. И, наконец, приехав как-то утром в свой кабинет, я наступил на пулю. Другая валялась прямо под выбоиной в стене на уровне моей головы. Причем обе прошили пуленепробиваемые защитные пленки на стеклах.

Наезд не имел сколь-нибудь осмысленного объяснения. Национальный резервный банк работал как часы и не имел ни с кем конфликтов. Единственным проколом в его работе оставалась незакрытая сделка с Edge Investment Group Inc. При этом за весь предшествовавший период работы банка никаких инцидентов, связанных с угрозой личной безопасности, не случалось. Может быть, это дело рук Федорова? Вряд ли. Ведь, по большому счету, от него уже ничего не зависело, так как решение швейцарского суда о возвращении денежных средств было уже принято и ожидалось его исполнение. Мог ли Федоров попытаться запугать нас? Не похоже – он аферист, но не гангстер. Обычно с мошенниками не происходят такие мутации.

Правоохранительные органы, как водится, никого не нашли: через два месяца предварительного следствия производства по обоим делам оказались приостановленными «ввиду неустановления лиц, совершивших преступные деяния». «Visyak» на профессиональном жаргоне.