Метатеги - Владимир Гребнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отмотаем на полста лет вперед. Революция, красный террор, а дальше репрессии. На много лет. Мрачные времена. После дворян настало время интеллигенции и творческой элиты. Навскидку, не глядя в интернет. Мандельштам, Хармс, Пильняк, Бабель. Больше не помню. Не знаю. Смотреть нет времени.
Сто пудов, белый в эти времена не котировался. Если накидывать цвета, я бы дал черный и серый. Не от балды конечно, а потому, что страдания, смерть, клевета. В общем, ничего светлого. Конечно, о Христе тогда не говорили. Все были атеистами. По небу разрешалось ходить в любых тапках. Но никто не ходил. Потому что после смерти ничего не было. Жалко людей, которые тогда жили. Особенно творческих. Стремились к своим идеалам, творили, создавали, и тут такой попадос. Расстрел.
Хотя, может я неправ. Может, белых тапок были миллионы. Может, на них даже звезду вышивали. Тупость какая. Нет, мне нельзя так думать. Я не жил в то время.
Надо поднять эту тему с Ленкой. Про цвета и времена. Про эпохи. Какой цвет символизирует такую-то эпоху. Ей понравится. Она с придурью, как и я. Любит такие заморочки.
Откидываем еще на полста лет вперед. Диссиденты. Застой. Перестройка. Стены рушатся, кордоны открыты. Все охренеть как рады. А тут еще и первые компы появляются, чуть позже. Где-то тогда и мы с Ленкой. С первой партией памперсов. Хотя может не с первой, надо уточнить. Но к делу не относится.
Однозначно. Белый цвет и все, что с ним связано – это мейнстрим всей движухи. Светлое время новых возможностей. Ветер из-за океана. Отражение: белозубые американские улыбки, белые офисные воротнички. Символы времени.
Про белые тапки не знаю. Но по смысловой логике все ок. Сейчас меня вырвет. В плане сознания. Вырвет вовнутрь.
Господи! Как же я устал. Как же меня все это…
Сейчас специально посчитал. Девяносто позиций. Осталось чуть-чуть. Одна десятая. Полчаса работы.
Ленка, я тебя люблю. Отправил в вайбере. Отписалась со стикером. Нехилый засос такой. Приятно.
Последний рывок. Не думать не получается. Мозг работает всегда. Даже когда спишь.
Интересно, когда я сплю, получается, мозг работает сам по себе. А я сплю. Что за фигня? Задам Ленке.
После работы сяду писать. Еще не придумал, о чем. Хотя уже есть. Напишу о белом и белом. О белом во все времена.
Белое, в конце концов, это дело вкуса. Это мой бзик. Пройдет.
В нашем магазине не только женское. Есть и мужские тапки. Белые.
Наверное, я такие куплю. Мне сделают скидку. Я работник.
Надену, лягу на кровать и буду ждать Ленку. Когда придет с работы.
Пусть поржет.
Сто.
Сансара и я
Сайоре К., моей далекой и близкой подруге.
Мы родились в один день, на одной улице, в соседних квартирах. Играли в одной песочнице, выросли на одном дворе. Нас окружал одинаковый мир, но мы видели его по-разному.
Сложно сказать, когда мы познакомились. Это было в далеком детстве, о котором не упомнить. Сейчас, спустя время, ее первое имя недоступно моей памяти. Оно стерлось и развеялось, как пыль многих дорог, по которым я шел все эти годы.
Следует сказать, что мы были и на всю жизнь остались друзьями. Мне всегда хотелось большего, но есть вещи, с которыми следует обращаться бережно. Чтобы не разбить хрупкий сосуд, состоящий из чувств, которому не придать прежний вид. Думаю, мы оба знали, что наша дружба подразумевает нечто большее, чем то, что обычно вкладывают в это понятие. Это спаянность, которую никому не разорвать. Это вечное присутствие друг в друге, как белые и красные тельца в нашей крови. Если удалить одно – второе перестанет существовать.
Она была не такой, как все. Но заметил я это, уже будучи подростком. Когда из нескладного ребенка она стала превращаться в женщину. Каждый вечер мы встречались под вишнями в нашем дворе. Конечно, у нас были свои знакомые, с которыми мы проводили время, с которыми учились, встречались, гуляли по городу. Но наши вечерние встречи, после насыщенных суетой дней – это было что-то вроде традиции, обязательной, непреложной. Так сложилось само собой, и это приносило радость. Кто-то приходил первым, садился на скамью и ждал, в любое время года. Кто-то выглядывал в окно, и тоже спускался во двор. Обычно первым был я, словно уже тогда чувствуя, что ожидание – мой удел.
Мы говорили о разных пустяках. О том, как провели день, что узнали нового, о мелочах, которые сопровождали нашу беззаботную жизнь. Мне нравилось, как она улыбается. В ее улыбке было намешано всего, как в букете полевых цветов: искренность, азарт, любопытство, предвкушение неизведанного и легкая грусть, когда мы прощались. Но никогда не было равнодушия, это я могу сказать наверняка. Мы тянулись друг к другу, как деревья к солнцу. Нам всегда было интересно, – не просто говорить, а быть вместе, присутствовать рядом, ощущать тепло наших душ. Бывали дни, когда мы просто молчали, сидя рядом, и это ничего не портило. Даже сейчас мне сложно описать то чувство, которое сопровождало меня везде, где бы я ни был. Как будто я изо всех сил бегу к повороту, за которым еще не знаю, что будет, но уверен – это как раз то, чего я хотел всю жизнь.
Именно тогда я стал замечать, как она меняется каждый день. Сегодня она была такой, какой я ее видел, на следующий день – совсем другая девчонка. Дело совсем не в атрибутах: одежде или ее облике. Конечно, она взрослела, получала новые знания, у нее возникали новые предпочтения и привычки. Но это проявлялось постепенно, за месяцы, годы. Я имею в виду другое, загадочное для меня, магическое. Каждый день я видел ее иной, замечал что-то новое, чего не было прежде. Выражалось это в интонациях, новых нотках в ее голосе, словах, которые она произносила, манерах, эмоциях, чувствах. Передо мной словно был иной человек, вселившийся в ее тело. Или по-другому: близкая подруга, которую я не видел много лет. Она олицетворяла собой всех девушек, которые существуют вокруг. Вместе с их надеждами, капризами, с их терпимостью, тайными желаниями и заморочками.
