Лазурное море - изумрудная луна (СИ) - Евгения Кострова

Ей хотелось очертить контуры его губ и прямого носа, провести кончиками пальцев по линиям шелковых бровей, таким же нежными, как и его длинные темные волосы. Она старалась выговорить хоть слово, но вместо слагаемых четких звуков изо рта вырвалась густая кровь. Иветта узнала человека, что поддерживал ее, осторожно прижимая к теплому телу. Это он вывел ее из мрака теней, что возжелали утопить непокаянную душу.

Но рука, которую он положил на залитый потом лоб, была холодной. Его голос походил на шелест листвы в равнинных лесах.

— Если ты и дальше будешь убегать и возвращаться ко мне с такими ранами, моих сил не хватит, чтобы излечить их. И когда она закрыла свои глаза, проваливаясь в полузабытый сон, он влил в нее всю свою силу, что затягивала раны и восстанавливала костную структуру, работу сердечного ритма и температуру тела, отпуская кошмар, расходившийся в туманной пелене. Когда она проснется, если он позволит ей, Иветта поцелует его руки, прикоснется лбом к земле, пав ниц перед ногами спасителя, и низко склонив голову к огню костра, произнесет, что любит все его существо. И слова унесутся в вышину к полной голубой луне, озаряющей нескончаемые долины белых песков пустыни.

Он мягко проводил пальцами по ее волосам и тихо прошептал:

— Меня зовут Анаиэль, дитя. И ты, когда очнешься скажи мне свое имя.

II

Холод милосердия есть молчание сердца; пламя милосердия есть ропот сердца.

Безликая мелодия смерти наступала канувшей белой иллюзией. Смерть прозрачна и бесцветна, у нее нет имени и воспоминаний, нет боли. Ее окружает вечная как полная луна чернота, жар ее всемогущ, как пламенные слезы солнца. И даже самый самобытный мираж в чертогах ее обители являет ужас на самые стойкие и бесстрашные сердца.

Она знает лицо смерти. Иветта видела ее силуэт, когда распускаются вороновые крылья в студеной и холодной ночи, как отражаются в оледеневших озерах, покрытых инеем и алмазным снегом глубокие, как бездна глаза смертельных венценосцев, как раскрываются клыкастые пасти, орошенные людскою кровью и миазмами. Нагие высокие тополя, искореженные тонкие ветви, напоминающие призрачные щупальца, тянущиеся по чистейшему полотну адамантовых снегов и свистящий вой ветра в ушах. Тело было горячим от переполнявшего чресла ужаса, и снег, забившейся под меховую парку, кипящими струями стекал по позвоночнику и шее, обжигая кремовую, как пудра кожу. Девочка слабо дышала, и, сбившись с ног, смотрела на расходящиеся черные реки мглы, сходящие от гигантских, безобразных под алебастровым сиянием лунного света крон деревьев. Призраки ночи шептались меж собой, они смеялись, радуясь ее трепету, вскипающей багряной крови под холодной, мягкой кожей. Она бежала так долго, что уже потеряла счет времени, и силы оставили ее, покидая утомившееся тело, клонившее в сон остатки сознания. Холод сковывал пальцы ног и рук, и если раньше каждый шаг доставлял боль, и стопы прожигали леденистые иглы, то теперь она не чувствовала своих конечностей. Есть чудовища, которые проникают в самые потаенные дебри сновидений, в ночи воплощая их в реальные кошмары. Они двигаются медленно, но они достигнут своей жертвы, где бы ни прятались страждущие от страха путники, блуждающие по владениям сумрака.

Из покрова тьмы вышла человеческая фигура, и земля под его темными сапогами звенела. Великолепное одеяние идеально облегало его статное и высокое тело, сотканное из первозданной мглы, и ореолы теней блуждали в завитках черных волос, что были темнее дегтя. И под ворохом густых чернильных ресниц ее детскому не мыслящему взору открылись удивительные глаза цвета крови и спелой рябины. Но если вглядываться в рубиновые глубины слишком долго, алые фантомы, заключенные в дивных очах, унесут с собой душу в карминовые дворцы, что возносятся старинными и кружевными шпилями высоко к темному небосводу. Туда, где в вечном полумраке венчаются сады жасмина, и цветет акация, и яблоня распускает бутоны белого нефрита. Туда, где восстают из изумрудной глади озер, укрытых туманной пеленой, кремовые павильоны, и золотистые восходы расписною филигранью украшают платы, полные яств и хрустальных сосудов сладчайшего винного нектара и меда. Мужчина смотрел на нее своим чарующим и увлекающим взглядом, что уносил в просторы бесконечной ночи и россыпи бриллиантовых звезд на пустоши, окаймленной временем ушедшего заката. И чем больше они смотрели друг на друга, тем отчетливее становилась привязанность и теплота, проникающая под саму кожу и кости, и аромат табака и вишни заострял обоняние, побуждая вдыхать полной грудью сладкий дурман.

От его силуэта падала длинная тень, но она видела, как из черной бездны пробираются существа ужасающие, бесформенные и клыкастые, медленно выползающие из-под плаща своего блюстителя и бича их жизни. Они старались выкарабкаться, звеня тяжелыми и непосильно грузными цепями, издавая слабые и хриплые звуки, напоминающие шаткое дыхание человека, взбирающегося в горы. Мужчина обратил свой пламенный взгляд на выползающую тень, тянущие когтистые лапы в сторону распластавшейся на снегу девочке, и длань удлинялась тонким шиповидным лезвием в свете полного жемчужного диска. Он вздернул свой плащ, и чудовищные образы растворились в густой дымчатой иллюзии, развевая вдоль заснеженной дубравы извилистые сизые дорожки, венчающиеся в ночную высоту. Никаких сомнений, один из бессмертных аристократов. Весь его облик громогласно провозглашал об этом, как торжественное восхождение лилейно-белой луны. И хотя могущественная невидимая длань простиралась во всю округу, нависая над дальними плоскогорьями, устремляясь за окраину южных фьордов, тяжким и немыслимо огромным давлением прижимая к земле, истощая силу и душу. Иветта чувствовала его силу, и безмерную власть, что сводило с ума здравость рассудка. Не способная противостоять всколыхнувшимся и натянутым до предела чувствам в чреве своего тела, что стремились познавать и вкушать черные флеры, спускающиеся темно-адамантовыми валами с его великолепно-сложенной фигуры, она прерывисто дышала от счастья видеть безупречность, от ужаса ощущать проклятость. Золотые вставки украшали полы его одеяния в форме роскошных цветущих лоз, что на распахнутом настежь воротнике раскрывались в полных розах, и лишь крохотные капли рубиновых камней сияли в оправе серег в его ушах. Выходцы из высшего сословия всегда дополняли свой образ драгоценными камнями, что символизировало их положение в обществе сумеречных господ, и чем больше крупных и увесистых каменьев нанизывались и вплетались в волосы, вшивались в одежду, тем выше твой статус. Королевские аметисты, гранаты и рубины могли позволить себе носить лишь приближенные к монаршему дому детей сумрака.