Роман О Придурках - Валерий Тимофеев

— Ой, ёп тать! — дернулась труба в ослабевшей руке. — Я ж 02 набирал! Извините, не туда попал.

— Да туда ты попал, зануда, туда! — проглотил, наконец, вставший поперек горла шматок сала товарищ майор. — Не ссы раньше времени!

— Не-не, мне в морг не надо, рановато еще. Мне в милицию надо. В морге по моему вопросу не знают.

— А в милиции знают?

— Ну, дык, должны, вроде.

— И чего они тебе такого задолжали? — медленно и въедливо полюбопытствовали на другом конце бесконечного провода, и после малой паузы спросили строго, как выстрелили: — А ну, колись добровольно, гнида!

— Мне бы в госбезопасность позвонить, — чистосердечно признался насмерть оробевший гражданин.

Услышав имя старшего брата, товарищ майор торопливо вытер лоснящуюся жиром лапу о полу грязного кителя и резво принял позу всегдашней боевой готовности хоть сейчас и хоть куда. Если прикажут.

— А на фига тебе в госбезопасность? — раздались параллельно: ленивый голос в трубке для затягивания времени и фоном скорострельный треск клавиш компьютера для устной и письменной идентификации.

— Важное сообщение!

— Про заложенную бомбу?

— Какая к чертям собачьим бомба?

— Про которую сегодня все кому не лень названивают!

— Нет у меня никакой бомбы! Не сделал еще!

— Конечно, нет! Откуда у тебя бомба, когда ты ее уже заложил. Говори, куда, паскуда!

— Никого я не закладывал… Я по другому вопросу.

— Вы кто, гражданин?

— Аноним я. И у меня сообщение государственной важности!

Нотки отчаяния и животного страха звонившего были такими податливыми, что дежурный майор малость и сам струхнул — а не проверка ли его служебного рвения и со-ответственного соответствия наблюдается? А тут еще эти магнитофоны, которые теперь всегда, даже если свет вырубишь и пленку забудешь вставить. Стоит только кодовым словам, даже случайно, даже если звонивший явно с головой не в ладах и сам не ведает, что несет.

— Аноним, говоришь? Посмотрим. Так, так. Твой телефон такой? — скороговоркой протрещали шесть до боли знакомых цифр.

— Ага! А как вы узнали?

— Адрес у тебя: проспект Металлургов, дом 12, квартиру сказать?

'Ни фига себе, — подумал мокреющей спиной Сева, — во, сволочи! Пернуть спокойно нельзя, тут же услышат, анализ проведут и узнают, сколько я с утра сигарет выкурил! — Хвост его поджался, стало немного страшно за свою никчемную жизнь, а еще больше за несанкционированное наблюдение за общими скамейками, расставленными для честных граждан по всему железоименному проспекту'.

— Квартиру? Мою? Не надо, не говорите! Они подслушивают!

— Ну ладно, анонимный гражданин по фамилии…

— Не выдавайте!

— …. скажу я тебе телефон госбезопасности, — смилостивился на том конце провода дежурный мент, — только если ты им туфту впаривать зачнешь, или шутить вздумаешь, они тебе ноги из самой этой выдернут.

— Хи-хи-хи, — нервно заблеял Сева.

— Ты чего, брякнутый?

— Не-а!

— А чего ржешь?

— Так того, ноги они у меня долго искать будут!

— Почему так?

— А их мне уже тридцать два года как трамваем отрезало! Ха-ха! Мы аккурат первую мою получку после армии отмечали, ну и я того, малость не того… я даже и не почувствовал.

— Повезло.

— Кому? Мне?

— Нет, кагэбэшникам.

— А им то с какого боку?

— Как же! Ты теперь с их телефонным номером далеко не убежишь от карающего меча революции. Записывай.

— А, может, не надо? — засомневался в своей полезности важным органам аноним.

— Опоздал, дядя. Твоя синица в их клетке. 23-66-12. Дежурного номер. А если что важное, напрямую к начальнику пиз…, короче говоря, дуй. 23-22-70, это его номер. Записал, что ли?

Ручка от волнения упала со стола, карандаш на второй цифре прикусил грифель. Гражданин суетно огляделся и находчиво вывел страшные номера телефонов трясущимся пальцем на пыльном оконном стекле.

ТРУСИКИ С ДЫРКОЙ НА КОЛЕНЕ

Безногий пенсионер Сева Глазырик, неполных пятидесяти четырех безрадостных лет от роду, выбрал себе единственное и последне-подходящее по возрасту и инвалидности развлечение — подсматривать в бинокль за сладкими парочками, которые не 'Твикс', а которые на скамейках против его окна любят в тени кустиков в обнимочку посидеть. Ой, они там иногда так сидят! Нет, не в смысле, что курят, пьют или ширяются. А в самом прямом смысле, в размножательном. Ему, пенсику, чё в жизни осталось? Молодым не видел, в полусреднем возрасте не отпробовал, так хоть в старости наглядеться, научиться, как это делать полагается. Вдруг индусы не врут, и он еще раз на землю возвернется, в другом теле, во всех нужных местах цельном, не покалеченном. Тогда уже сразу будет опытным, ко всяким таким замысловатым всякостям многократно приподготовленным.

Этот шикарный наблюдательный пункт спрятался за старенькими, во многих местах потрескавшимися стеклами облезлого окна в небольшой комнатке на главном проспекте города. Достался, а вернее сказать, остался за Севой благодаря непомерной заботе о нем любимой партии, ее верных и справедливых социальных работников. Тех самых, которые всегда честно и справедливо, с извечной думой о себе, за обещание заботиться об нем, болезном, не стали отбирать всю квартиру. Забрали только кухню, зал с балконом, спальню, всякие не нужные ему подсобные помещения. Зато щедро отгородили угловую кладовку с окном, презентовали телефон на прикроватной старенькой тумбочке, горшок и привезенный им со службы бинокль. И право безлимитного выхода через окно в окружающий мир, то бишь, глазеть на сквер проспекта Металлургов хоть с утра до вечера, хоть с вечера до утра.

Сегодня по его скверно-скворешному (это он сам такое название придумал!) телеканалу порнухи не покажут. Сегодня какая-то потасканная университетская одиночка всю скамейку заняла, разложила на ней журналы, сидит, профессорша драная, пишет чего-то. Дома ей места нету! Может, лекцию студентам готовит. Или своих мозгов не хватает, чужое перерисовывает. Журналы туда-сюда, уронит, поднимет, опять уронит. Интересно, какие у нее трусы? С дыркой на колене? С тройным начесом?

— Ох ты, господи! — отстранил от глаз бинокль. — Чегой-то мне непонятное. С виду посмотреть: баба-перестарок, а трусики самые молодежные, которые у их называются 'одно название', два шнурка связанные в три узелка. Ну-ка, подруга, повернись малость, рожицу свою покажи-ка?'

Бздительный Сева Глазырик перевел окуляры на фэйсину мадамы и ахнул: да она в парике, и намалевана густо, а под слоем шпаклевки — ха, молодая девка. Ой, неспроста она тут пасется, неспроста. Или выслеживает своего неверного, или…

А если правда 'или'?

Сева утроил внимание, даже руку из левой штанины достал и о рубашку вытер, вдруг пригодится резкость на бинокле наводить. И телефон подтянул поближе.

Битый час наблюдал, аж бинокль от прожигающего взгляда докрасна раскалился, пальцы ожег, два раза шкура поменялась, пока не догадался сварочные рукавицы из толстого брезента надеть, а с бабой ничего не приключалось. Сидит и в журналы свои нос беспрестанно сует. Но Севу не облапошишь. Он точно знает. Если здесь спрятано 'или', значит… его бдительность специально усыпляют. Он не такой. Его больше не заманишь ни кружевными, ни в кривую полосочку! Как там у Маяковского?

…Мы, о….нисты народ плечистый!

Нас не заманишь сиськой мясистой…

Первый раз в своей закатывающейся тоской и одиночеством жизни Сева решился позвонить в КГБ. Правда, теперь контору по-другому обзывают. Но в его голове другое не запоминается, места для него уже нет. Запомнилось раз и до смерти грозное на три привычные буквы. Есть еще и другие знакомые и привычные всем три буквы. Но они, относясь к разряду неприличных, будучи произнесенными вслух, вызывают меньше оторопи и кошмара, чем эти. Вроде, чего проще позвонить по телефону? Нажал на аппарате шесть кнопок и нате вам, дежурный слушает. Ан нет, не так все просто. Не верите? Попробуйте, позвоните. Номер-то и у вас теперь есть, дежурный мент всем, не скрывая как государственную тайну, рассказал.

23. Ничего страшного, у многих в Ленинском районе с таких цифр начинается. И у Севы с двадцати трех. Хоть дважды три, хоть два по три, все одно шесть выходит. А вот дальше… Дальше-то как раз и появляется дрожь в коленках. Вы думаете, ежели у Севы, скажем, ног нет, так и дрожи в коленях быть не может? Дудки! Дрожь, как и душа, провалившаяся в пятки, с отрезанными ногами не пропадают, они, оказывается, в башке корнями своими коренятся. И, чтобы их из башки выкорчевать, надо ее, волосатую, целиком с плеч снять, а это уже знаете чем попахивает…

66. Это как? Всех нас за шестерок держат? Или это от магических трех шестерок вступление? Вот, мол, откуда наши ноги растут! Без нечистой силы не обходится. Отсюда и провидение, отсюда и длинные руки.