Газета День Литературы # 127 (2007 3) - Газета День Литературы

Но зовут не туда и не те.

Что печально так

птицы кричат?

Это счастье

прощается с нами

И с невыбранными именами

Не родившихся наших внучат…

ОСТРОВ РОЗОВЫХ ГРЁЗ

Кто слышал

об острове розовых грёз,

Кто это название вслух произнёс?

Кто там побывал –

пусть расскажет…

Мы долго скитались

в пучине морской,

Гонимые чёрной холодной тоской,

Пустых кораблей экипажи.

Но нашим не вняли

мольбам небеса,

И ветер напрасно

трепал паруса –

Так наши года пролетели.

На всех перекрёстках

тумана и тьмы

Его очертаний

не встретили мы –

Наверное, плохо глядели.

Старинные карты

не врут никогда,

И где-то он есть,

этот остров-звезда,

Сияет, искрится в тумане.

Горнисты

опять протрубили подъём:

Он ждёт, он зовёт нас

и ночью, и днём

И, значит, мы снова

к нему поплывём

В бушующем злом океане.

ПОЛКОВНИК

Когда дрожащею рукой

По мятой карте войсковой

Полковник судорожно водит

И уверяет, что пока

Известий нет наверняка,

И ничего не происходит,

Все знают, что произошло:

Всё войско в бегство перешло,

И рота роту обгоняет,

И даже полковой трубач

Несётся опрометью вскачь

И на скаку трубу роняет.

Повсюду в спину дышит враг.

Вот знаменосец бросил флаг

В безумном бешеном азарте.

Толпа неровная бежит.

Полковник раненый лежит,

И кровь его течёт по карте.

ПАДАЮЩИЙ АНГЕЛ

Здесь тьма кромешная и холод,

И ты сюда не торопись.

Не падай, ангел, ты так молод!

За воздух и за птиц держись!

Держись за все воспоминания,

За города и поезда.

И загадай скорей желание –

Ведь рядом падает звезда.

НА ЭТОЙ ЗЕЛЁНОЙ ПЛАНЕТЕ

На этой зелёной планете

Так много прошло уже лет…

Дул северо-западный ветер,

Когда я родился на свет.

Родился на самом исходе

Самого длинного дня –

Последнего дня в природе,

Который прошёл без меня.

С тех пор ко всему я причастен

В людской многоцветной семье.

Какое же всё-таки счастье –

Пожить на зелёной Земле!

Виктор Верстаков ВОСПЕВШИЙ ГИБЕЛЬ РИМА...

* * * Большая Ордынка

и Устьинский мост,

туман над Москвою-рекою,

и в утреннем солнце

сияние звёзд

над грозным

кремлевским покоем.

А я в сапогах

и в шинели с ремнем,

солдатик великой державы,

в казарму свою

возвращаюсь тайком –

от Балчуга вниз и направо.

Там в тёмном дворе,

где сарай у стены,

я с крыши запрыгну в окошко,

разденусь

и выставлю для старшины

напротив кровати сапожки.

Я Внутренний

грубо нарушил устав

и Дисциплинарный впридачу,

с прекрасной студенткой

минуты не спав

на ветхой приятельской даче.

Вошел старшина, скоро крикнут:

"Подъем!"

Ну вот и финал самохода.

...Давненько сияния нет

над Кремлем,

а губы доныне пылают огнем –

тем, семьдесят первого года.

* * * Сейчас бы выкупаться, что ли.

Жара, как в третий год войны.

Хлеба на Прохоровском поле

огнем июля сожжены.

С колосьев согнутых и ломких

больное падает зерно.

Неблагодарные потомки,

войну забыли мы давно.

Нет ни желания, ни силы

вернуться к подвигам отцов,

представить сердцем,

как все было,

заплакать бы, в конце концов.

Другие дни, другие боли...

Зачем приехал я сюда,

зачем на Прохоровском поле

горю от зноя и стыда?

* * * На Страшном суде –

всенародном позорище

(тропарь по 3-й кафисме)

встану и я перед Богом,

глаголюще

о грешном своем коммунизме.

Не отвергая догматы церковные

и не круша заветов,

верю я в Слово,

и в безусловную,

правую власть Советов.

Разве звезда моя пятиконечная

древнеславянской эры

взята масонами

в рабство вечное

и недостойна веры?

Разве скрещенье

Серпа и Молота –

борт отцовского танка –

Господом Богом было расколото,

а не фашистской болванкой?

Разве на Родину

тьма кромешная

пала при коммунизме?..

Боже, прости мне

глаголы грешные

о непозорной жизни.

* * * Посмотрим холодно и честно,

поплачем тихо и светло.

Добро разлито повсеместно,

а побеждает всюду зло.

Какие истины ни ведай,

дела какие ни верши,

зло снова празднует победу

в сраженьи плоти и души.

Добро духовно, зло телесно,

душа незрима, плоть груба.

Была бы даже неуместна

с другим исходом их борьба…

* * * В ущельях Гиндукуша,

счет потерявши дням,

простреленную душу

влачил он но камням.

И призрак появился,

когда не мог он встать.

– Зачем ты так напился? –

спросила горько мать.

Жена в одежде вдовьей

сошла к нему во мгле,

– Целуешься до крови

ты с кем в чужой земле? –

Близка его кончина.

Темнеет небосклон.

В последнем свете сына

успел увидеть он.

Держа ружье-игрушку,

сын крикнул из огня:

– Ты почему в войнушку

играешь без меня?

* * * Все интересней год от года

на переломах бытия

не жизнь державы и народа,

а собственная жизнь твоя.

Над ней история не властна,